Заметили! Они, конечно, Места, ну, а мы – Коста[10]. Тоже не сушеные тараканы.
Звякнуло, грюкнуло. Этот дядька, который в латах, отползти пытался. Поглядел я на него…
– А ему нальем?
– Ему? – хором-басом. – Ему?!
Между тем наш латник умудрился перейти на четвереньки. Плохо это у него получалось. В латах оно не очень удобно, к тому же левая рука…
Всмотрелся я, присвистнул, головой покачал.
– Так он же калека! Вы чего, парни, калек бить начали?
– Видел бы ты этого калеку! – возмутился кто-то, но уже тоном пониже. Отходчивые они, здешние гуртовщики.
Пойло оказалось пойлом, олья – ольей, парни из Месты – парнями из Месты. Не лучше и не хуже. Зря о них всякое болтают, будто и разбойники, и грабители. Обычные гуртовщики, спокойные даже – если, конечно, ближе чем на лигу[11] к ним не подходить. Ну, мы-то, ребята с Берега, их не боимся. У нас с Местой вроде как перемирие.
В общем, выпили по пол-асумбре[12], кружками стукнулись ради знакомства.
– Начо Бланко к вашим услугам, сеньоры, – сообщил я. – А назовете Бланкито – в ухо дам![13]
– Это который Бланко? – поинтересовался самый бородатый. – Который от Пабло Калабрийца?
Слышали! Тесен мир!
– Так ведь, Начо, или мы сами не видим? Калека он, понятное дело, мы калек и пальцем не трогаем. Так и сидел бы тихо! Мы, значит, зашли, винца спросили, я козе этой, служанке тутошней, леща дал, как водится, а он…
«Он» – тот самый латник. Меч выхватил, заорал…
– И ведь чего, заорал-то? Уйдите, мол, людоеды, от прекрасной инфанты! Мы-то людоеды? Обидно даже! А инфанта… Тьфу, и сказать стыдно. Ну как такого не отделать?
Защитника прекрасных инфант мы усадили на лавку, вручив кружку все той же кислятины. Я почему-то ждал, что дама, которая в маске, к страдальцу тут же подбежит – платочек к синякам прикладывать. Ан нет, вина заказала (не здешнего – неаполитанского) и в сторону отвернулась. Вроде как не интересно ей стало.
…Неаполитанского! Обидно даже. Сколько по Кастилии[14] нашей да по Арагону ездил, ни разу приличного винца не выпил. Местного, то есть. А все мавры, будь они! Вот и приходится сеньорам важным, у кого золотишко в кошелях позвякивает, неаполитанское пить (нам с Калабрийцем забота!). Говорят, посадили виноградники в Малаге и в Хересе, но когда еще они вырастут! Да и вырастут ли?
Ну, неаполитанское – это для господ. Нам и кислятины хватит.
А между тем сеньоры гуртовщики…
– Да знаю я его, калечного! – это уже другой, тоже бородатый. – Ему башку под Малагой отшибло. Ездит где попало и принцесс с инфантами защищает. А как кто не понравится, словами плохими обзывается. Мол, великан злобный, или как сегодня, людоед. Или там, колдун. Добро бы обзывался, так ведь драться лезет. Железо хватает!
«Железо» – старинный, в пятнах ржавчины меч, мы закинули в угол. Тяжеленный оказался!
Слушать про чудачества этого железнобокого пришлось довольно долго. Мой Куло никак не хотел подковываться, к тому же жара аж через ставни закрытые заползала. Даже здешняя олья показалась мне получше тамошнего пекла. Спешить я особо не спешил, осел мой – тем более, так что можно и в холодке посидеть, про борца с великанами послушать.
– Таких, как он, Начо, вообще на цепи держать надо. Идальго странствующий, понимаешь! Да пес с ним, с рыцарем, прости Господи, этим. Ты лучше расскажи, что у вас там нового на Берегу?
Спросил, называется! Это все равно если бы я поинтересовался, что нового у ихних овец. Стадо сюда, стадо туда, тут волки, там собаки. И у нас, на Берегу, все то же. Тартана с Сицилии, фелюга с Корсики. И волки с собаками, опять же.
Ну, мы люди вежливые, ответим.
В общем, приятная вышла сиеста.
Свой закон есть у пикаро:
Сквозь ставни раскрытые прохладой вечерней веет, сеньоры гуртовщики только что откланялись, слуга, тот, что при сеньоре, которая в маске, вещи стал укладывать. Пора и мне. Не ночевать же в здешнем сарае! Как раз по холодку до «Черного петуха» доберусь, а там и винцо получше, и служаночка, хоть и не инфанта, а не в пример смазливее.
– Эй, ты!
Эй, я?
Да-а-авненько ко мне так не обращались! В последний раз в Триане это было, как раз зимой, полгода
