собираться еще интенсивнее, приговаривая что-то то ли о последнем автобусе, то ли о первой завтрашней электричке. Ну, первая электричка в шесть, ни за что тюленьчик не проснется. А до второй, которая в начале десятого, желание эмигрировать уже успеет остыть.
Лука рычит, смотрит Идрик-зверем…
…Довели Луку, завели Луку, подвели Луку, обвели Луку, нет здесь места Луке, неуютно Луке, неприветно Луке, нет покоя Луке…
Нет, дурдом. Кто как хочет, а я в город. Борис, компанию составишь?
У нашего химика, однако, свои планы. Кажется догадываюсь – план «девочка Юлечка». Оказывается, нет. То есть, не совсем нет, но этим вечером… Как же я мог забыть?!
Ах, да! Впрочем, чему удивляться, с Лукой да с Буратинкой и не такое забудешь. А ведь сегодня вечером великое событие – очередной исторический футбольный матч. Мы вновь вызываем УрГУ.
Злые ургуяне, сиречь студенты Уральского госуниверситета, живут за бухтой, совсем рядом с нашим раскопом. Бог весть отчего они злые? Назвали – и назвали. Злые! А вообще-то они наши давние соседи и одновременно футбольные противники.
Их вождь – Большой Бобер (именно Бобер, не дай Господь, Бобрихой назвать!), дама авторитетная, маститая. Ее худая фигура с вечной «беломориной» в зубах давно стала неотъемлимой частью здешнего пейзажа. А на берегу бухты вырос целый городок, где проживают ее подданные, коих Бобер держит в покорности и страхе. Навязанный ее железной волей комендантский час – отбой в одиннадцать! – еще не самая суровая из тамошних традиций.
Наша вольница, без кола и двора, без лагеря и кухни, зато и без комендантского часа, всегда относилась к ургуянам снисходительно – как к этаким забитым язычникам. Так сказать, сумь, емь, самоядь, чухна белоглазая, мордва болотная, закон-тайга, прокурор-медведь. Бога истинного не знают, Большому Бобру поклоняются! А недавно с легкой руки злоязычной молодежи все это было обобщено емким словечком – Урлаг.
…За проволокой, в бараках, под караулом, вохра, вертухаи, аппельплац, чекист на вышке, СС в засаде…
Каждый год мы вызываем их на футбольную дуэль. Уже десять лет. И каждый раз распиваем законный приз – ящик пепси.
Да, Борис, нам продувать в этот раз совсем не с руки. Где теперь пепси взять? Ты, как в прошлый раз, в полузащите? Ах, даже судья… Ну, смотри, с мылом сейчас, как и с пепси, – напряженка.
С пепси напряженка, с мылом напряженка, а в нападение нам ставить некого. А злых ургуян в этом году – тьма, небось подберут костоломов. И морально, само собой, подготовятся, сейчас, небось, все вместе камлают, ургуянку, салом смазанную, в жертву приносят. Нет, Борис, я на матч не пойду. Это тоже традиция – у меня глаз дурной. Без меня обычно выигрывают.
У сараев и вправду оживление. Молодежь пытается что-то делать с мячом, да только как-то неуверенно, без огонька. Любуюсь этим зрелищем – и не замечаю, как сзади подкралась Ведьма Манон. Только когда над левым ухом зашипело…
На мое счастье Ведьма настроена миролюбиво. Конечно, она с удовольствием съест нас всех (не только с удовольствием – с костями!), но… Но не сейчас. Сейчас Манон решила язвить нас словесно. Вот, к примеру, Лука…
Ах, вот она причина очередного хватания за рюкзак! Лука не оригинален – опять столовка! Полез голодный тюленьчик без очереди, потому как животик свело, не осталось силушек ждать… Полез, был изловлен нашей молодежью, приперт к стене, получил внушение – к счастью, словесное, но весьма откровенное.
… А ко всему еще рогоносцем обозвали! Гусеница-то в чем виновата?
Ведьма довольна, а мне остается лишь руками развести. Не оценил тюлень обстановку, покусился на самое святое, что есть у нашей юной поросли…
…Еда, пайка, жратва, хавка, хаванина, первое, второе, третье, пятое, не отдадим, не подпустим, еда, пайка, жратва…
Но рогоносец-то отчего?
Все, хватит. Ноги, ноги отсюда, из любимого Хергорода. Не то очумею, как Лука. Наша коммуналка временами становится невыносимой!..
Автобус лихо мчит на подъем, оставляя по правую руку небольшую часовню на Пожарова, полускрытую темно-зелеными кипарисами, ряды цветущих мимоз, серую ограду Кладбища Коммунаров… Дурной город Себаста, никогда его не любил. Но чтобы прийти в себя – вполне годится.
Мы снова встречаемся у главпочтамта, и Света долго жалуется на жизнь. Тюлень, оказывается, проявляет последовательность и весьма настойчиво уговаривает хозяйку выставить сахалинскую гостью за дверь. Вдобавок кемеровские Змеи очумели совершенно, спать приходится на все той же скамейке… Н-да, хорошо еще, что Свете не предъявили иск за попытку увоза Луки на Сахалин! Кажется, тюленей там и так хватает.
Знаешь что, Свет, ну их всех! Врежем по мороженому и пойдем куда-нибудь, хотя бы на Исторический бульвар. У вас в Южно-Сахалинске есть колесо обозрения?
Колеса обозрения в Южно-Сахалинске нет, зато там есть красная рыба, японская эелектроника и американские шмотки. А вот рестораны там плохие…
Земля уходит вниз, Света снимает очки, смотрит, слегка щурясь, на разбегающиеся под нами черепичные крыши…
…Не надо прятаться, не надо бояться, не надо никого обманывать – даже себя. Мы можем расстаться прямо здесь, можем встретиться завтра, можем заехать ко мне в Харьков, увидеться здесь же в следующем году. Или даже через десять лет…
Легкий ветерок, недвижная гладь бухты, серые борта кораблей. Света надевает очки, впервые за этот вечер улыбается…
