бывший редактор, бывший директор музея, водивший когда-то Государя императора по херсонесским раскопам… Старик стоит на обрывистом берегу мертвого города и смотрит вслед уходящим кораблям. Револьвер у виска.
Все…
Монеты давно оприходованы, и Тамара Ивановна привычно сетует на здешние беды. Места не хватает, сотрудников мало, те, кто поопытнее, уже на пенсии, молодых не заманишь на такую зарплату, а ей самой уже скоро на заслуженный отдых. А что будет с фондами? Передать некому, хотя бы инвентаризацию успеть завершить…
Доедаем абрикосы и откланиваемся. Д. вздыхает – страшный призрак самостийности не дает ему покоя.
Рабочая тетрадь. С.33.
…12.30 – свеча погасла.
Результат: свеча горела не менее шестнадцати часов. Борис уточняет, что менее. Значит, менее шестнадцати часов, но более пятнадцати.
Борис считает, что ничего особенного в этом нет.
Опыты с компасом:
Проводились с 13.30 – по 14.15. Жара, легкий ветер, освещение яркое. Рост отклонения контура по сравнению с первоначальной величиной:
«Базилика в базилике» – 20 градусов.
Базилика у колокола – на 20 градусов.
Крипта – 25 градусов.
Отклонение «контура» Крипты от N – 45 градусов.
Примечание: завтра полнолуние, возможно, эти отклонения близки к максимальным.
Предложение: поглядеть на Крипту ночью, когда Луна будет высоко (после 23.00). Провести также экстрасенсорные наблюдения.
Лука встречает меня радостно. Не сходя с места и не дав мне умыться, наш тюлень принимается читать свое новое произведение. Судя по кислому виду Буратины заключаю, что он с очередным опусом тюленя уже ознакомлен.
Выбив три минуты и кружку воды, привожу себя в относительный порядок и отдаюсь в распоряжение Луки. Тот усаживает меня на нашу скамейку у заглохшего источника и приступает.
…Тра-ля-ля-ля-ля, а потом тра-ля-ля, и траля-ля на кушетке и еще траля-траля. Ля!..
Читает тюлень неплохо, с настроением, удачно интонируя в нужных местах. Это уже не какое-то там стихотворение – целая поэма. Жаль, напечатать не придется! Даже ежели самое важное заменить точками, все равно – не выдержит бумага, испепелится. А в общем, круто.
Хвалю в меру, предупреждая о необходимой осторожности при обращении с текстом. Нашим дамам сие читать не стоит – этак можно и без экспедиции остаться, разбегутся по всему Крыму. Разве что Ведьме Манон… Впрочем, этим Ведьму не проймешь.
Лука меня успокаивает – поэма нужна ему для обработки дам со стороны. Оказывается, тюлень затеял поход в Урлаг.
Куда?!
Лука, Лука! И в наши лучшие годы ургуянки были для нас недоступны. Эндогамия – обычай примитивных племен. Согрешивших торжественно съедают в присутствии Великого Бобра – под бубен. Лишь однажды, во времена былинные, наш чудо-богатырь Берлага умыкнул ургуянку прямо с раскопа, схватил в охапку, успел добежать до Казармы прежде чем дикое племя настигло смельчака. Преизрядная тогда случилась баталия!.. Впрочем, попытка – не пытка, подобные строчки могут сбить с копыт даже этих язычниц…
За самого тюленя я не боюсь – бегает он, как ни странно, неплохо, ежели приспичит, конечно. Ладно, Лука, ни пуха! Отведай ургуятины!
…Ургуятины, медвежатины, дикарятины – землепроходец, конкистадор, Ермак, Хабаров, Атласов, Кортес, Писарро, Коронадо…
Солнце уже начинает склоняться к западу, жара постепенно переходит в мягкое предвечернее тепло, камни базилик теряют ослепительный дневной цвет, медленно покрываясь серой краской. Лука и Буратино отправились своим обычным маршрутом в Камыши, а мы с Борисом, отоспавшиеся и повеселевшие, сидим за колченогим столом и пьем чай со знаменитой херсонесской мятой, той самой, что растет там… где и было сказано. Чай с мятой – верное свидетельство, что у нас гости. И вправду, рядом с нами сидит Маздон и угощается купленными утром пряниками.
Наш фотограф тих. С нами он обычно не шумит и не проклинает извечных своих врагов – маздонов, проклятых коммунистов, лавочников и начальника отдела кадров Петрова. Это спектакль для посторонних, в нашем кругу Маздон разговаривает на вполне человеческие темы. А что такое человеческая тема для фотографа? Понятное дело, фотографии.
Маздон вздыхает – работать с каждым месяцем труднее. Бумага, пленка, проявитель, фиксаж. Пока добудешь, пока выпросишь… И бумага теперь не та. До войны фотобумагу делали на серебре, а еще раньше на золоте, поэтому старые фотографии живут вечно, сохраняя неповторимый зеленоватый или коричневатый оттенок. А какие тогда были негативы! На стекле, ясное дело. А эмульсия!..
Вспоминаю фотографии, где запечатлен Косцюшко. Маздон бывал в местном фотоархиве и подтверждает – раньше здесь умели снимать. Какая тут была лаборатория! И куда все делось? Теперь в лаборатории здешней и пленку проявлять опасно, вода то и дело кончается. А вещи снимать – это только дома, здесь разучились.
…А ведь через неделю нам уже уезжать! Мысль эта приходит первому Маздону. Неужели уже через неделю? Вторник, пятница, снова вторник… Да, точно! Ну и быстро же дни летят!
