– И каждый раз ты придумываешь весь мир заново?
– В этом нет нужды. Он уже придуман – буквы складываются в него сами. Достаточно создать фальшивую Машу, которая будет считать, что это она его видит.
– Что теперь со мною будет? – спросила Маша.
– Полагаю, я вот-вот тебя забуду.
– Но ведь это жестоко.
– По отношению к чему? К рогам или хвосту?
– По отношению ко мне, – сказала Маша печально.
Ангел грустно усмехнулся и качнул головой.
Маша заметила, что его лицо опять стало юным и светлым, из рук исчезло оружие, а крылья за спиной сделались ослепительно-белыми. Странный золотой полумесяц над его головой уже не казался рогами.
– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал ангел. – Знаю, потому что чувствую это сам. Но ты заблуждаешься, поверь. Это вовсе не жестоко. Хотя, конечно, тут бесполезно объяснять.
– Я исчезну, а ты останешься?
– Нет, – сказал ангел. – Мы просто перестанем отражаться в бутылке.
– И мы больше никогда не встретимся?
Ангел улыбнулся.
– Отчего же, – сказал он. – Мы еще много раз встретимся. Но мы будем другими – и ты, и я.
Он распрямил все шесть своих крыльев и стал похож на сосредоточенную снежинку огромных размеров.
Маша опять заметила вокруг разноцветные огни – но она больше не хотела на них смотреть. Ее внимание притянул глаз, горящий в хвосте ангела. Она уже поняла, что сейчас будет, и это действительно оказалось совсем не страшно.
Небесный глаз раскрылся огненным цветком. Маша почувствовала, что ее уносит в него, как уносило перед этим в сверкающие точки на созданной ангелом сфере.
На миг она снова увидела гостиничный номер, где вспотевший лыжник отплясывал с двумя хохочущими девушками у камина, и поняла, что просыпается от сна, который так и не успела увидеть. Последним, что она различила, была стоящая на столе банка с нарисованным на боку ананасом – Маша подумала, что никогда теперь не узнает, какой вкус у воды внутри. Но там, куда она просыпалась, додумать эту мысль было уже нельзя.
В последний раз взмахнув шестью своими крыльями, она перестала быть сначала Машей, потом вечеринкой в гостиничном номере, потом плоским бутылочным дном, в котором отражался ангел – а потом и самим ангелом тоже.
Рассыпалась угасающими искрами карта зависти, остановились подъемники, перестало пузыриться шампанское в бокалах и померкли елочные шары. А когда закрылся горящий алмазным огнем небесный глаз, исчезло черно-синее пространство, в котором только что висел ангел – и все снова стало Тем, чем было и будет всегда.
