спасти миллионы жизней – пусть и таким способом. Ноосферные исследования дают нам не только необходимые знания, но и силу. Однако, планировать телепатический ГУЛАГ – это уже вне всякого 'формата'.
Наши 'адреса' – не тайна. Возможно, и Вас и меня уже 'слушают'. Из самых лучших соображений, само собой.
В любом случае я позабочусь о том, чтобы все мои 'адреса' не достались нашим штукарям. Заодно подстегну, насколько возможно, ребят, работающих по программе блокировки. Хотите очередной тур соревнования брони и снаряда? Будет очередной!
Ваши намеки о причинах моей 'неуступчивости' не имеют под собой оснований. Несчастье с моей дочерью никак не связано с нашим сотрудничеством. Скрыть от Евгении мои ноосферные исследования я не мог – хотя бы потому, что об этом открыто пишут респектабельные научные издания. То, чем она могла воспользоваться, включая базу моего компьютера – всего лишь безопасные игрушки. Я неоднократно объяснял, сколь опасны самостоятельные 'вылазки', тем более с использованием чужих программ. Что я мог еще сделать? Евгения – взрослый человек.
Надеюсь не столько на врачей, сколько на естественный ход событий. Я нашел описание нескольких случаев ухода 'туда' (с использованием, само собой, бинауральных ритмов, а не всякой 'химии'), продолжавшихся несколько дней. Все они заканчивались благополучным пробуждением. Последние опыты подтвердили: 'там', на 'островах' Ноосферы, невозможно остаться навсегда. Еще недавно эта новость меня бы расстроила, теперь она внушает надежду. Даже если Евгения где-то 'там', она вернется. Если же нет… Только не стоит в очередной раз предупреждать меня о 'неизбежном риске'. Поневоле начинаешь думать, что мы, приучившись рисковать другими, стали относиться к себе с излишней нежностью.
Перечитал… Кажется, сказано обо всем – кроме 'формулы Ч'. Предлагаю 'Ч+3'. Логика простая: день поговорят, день – посмеются, на третий – забудут. Кроме того, сам календарь подсказывает. Войны начинают в воскресенье в четыре часа утра. Не будем отступать от традиций.
Итак, 'Ч+3'. Только сейчас сообразил: хоронят тоже на третий день.
Дорожка 10. 'Гибель Стерегущего'. Авторы музыки и текста неизвестны. Исполняет хор Валаамского монастыря. (6`01).
Пятница, 5 сентября 1851 AD. Восход солнца – 6.43, заход – 17.59. Луна – II фаза, возраст в полдень – 10,1 дня.
В романах, в том числе и 'африканских', всякий драматический эпизод полагается начинать с фразы: 'Его разбудил неясный шум', еще лучше 'отчаянный предсмертный вопль'. Редеющие, но все еще бодрые романтики из гнезда лорда Байрона, непременно бы конкретизировали: 'А-а-а-а-а-а-ах-х-х!..', ибо вопль должен завершаться придушенным хрипением или стоном.
В моем случае все вышло проще. Разбудил меня Мбомо своим обычным: 'Доброе утро, Ричи!' Я открыл глаза, привстал – и сообразил, что, во-первых, до утра еще далеко, а во-вторых, оно едва ли будет добрым.
Прежде всего, я обратил внимание на туман. За недели путешествия по миомбо я почти забыл, о нем, но белая, почти непрозрачная пелена живо напомнила, что мы в горах. Оглядываясь и пытаясь сообразить, что в лагере не так (кроме, само собой, тумана), я не сразу заметил, что мой друг отчего-то решил сменить уже привычный арабский наряд. Когда же, наконец, сообразил, все остальное стало ясным. На Мбомо была знакомая синяя униформа – та самая, издалека похожая на американскую. Голову украшала офицерская фуражка, а на плечах я заметил нечто, напоминающее эполеты.
Я встал, накинул бурнус, сразу же показавшийся мне смешным и нелепым, и даже не стал смотреть в сторону моего грозного арсенала. Бесполезно – рядом с Мбомо находились еще трое в такой же форме, с мушкетами наготове, а сквозь серую пелену можно было разглядеть, что лагерь полон 'синими'. Все стало ясно – моя война кончилась, даже не начавшись по-настоящему. Оставалось одно: попросить моего друга об одолжении, дабы растолковал непонятливому. Кое-что я уже начинал соображать, однако, подобный рассказ, обычно следующий в конце книги, порой бывает весьма поучителен. Если не для будущих читателей (?!), то хотя бы для меня самого.
Поговорили мы за кофе, сваренного из наших запасов на наскоро разложенном костерке. Туман постепенно уходил, и случившееся ночью представало предо мной со всей очевидностью. Возле погасших костров лежали трупы наших солдат. Почти никто из них, как можно было понять по позам, даже не успел проснуться. Немногочисленных пленных 'синие' строили в колонну, чтобы затем отправить куда-то в горы. Мы же пили кофе. Странно, но я мог не только глотать, но даже чувствовать вкус. Наверное, я уже мысленно простился со всей прежней жизнью, и теперь мог спокойно вкушать йеменский напиток в ожидании новой главы, какой бы короткой она не будет.
Мбомо – полковник (!) Джордж Вашингтон Мбомо Смит, не стал темнить. Предваряя свой рассказ, он лишь удивился, отчего его друг Ричи не сообразил все загодя. Именно этого он опасался последние дни, особенно после неоднократных предупреждений нашей маленькой Викири.
Мой друг ни в чем не лгал. Он действительно родился в Либерии, куда приехали на жительство его родители – освобожденные рабы из штата Миссури. При начале колонизации Перечного берега прибывшие туда надеялись, что худшее осталось за океаном. Они вернулись домой, они свободны, полны сил… Увы, действительность быстро предъявила свои права. Для местных жителей, таких же (с нашей европейской точки зрения) негров, прибывшие виделись не земляками, вернувшимися в родную Африку, но американскими колонизаторами, желающими отнять их землю и свободу. Мбомо не преминул добавить, что аборигены Перечного берега были достаточно развращены сношениями с португальскими купцами и особенно работорговлей, ведущейся там уже несколько веков. Не стану спорить, однако же, опасения этих 'развращенных' быстро подтвердились. На Перечном берегу рождалась не вольная держава освобожденных рабов, но еще один южный штат.
Когда все прибрежные земли были освоены, переселенцы, опасаясь заходить в смертельно опасные джунгли, занялись переделом захваченного. Дошла очередь и до колонии Мэриленд, родины Мбомо. Федеральные войска быстро сломили сопротивление ее защитников, и теперь перед проигравшими стоял незавидный выбор. Они его сделали, предпочтя фактическому рабству новый исход.
О стране Читабо, вольных землях у 'Большой воды', им рассказали арабы, указавшие наиболее удобную дорогу. Причина сего доброхотства вполне материальна – работорговцы Восточного побережья не могли столковаться с местными рундо. Дальнейшее понятно. Несколько тысяч хорошо вооруженных переселенцев без труда покорили страну, основав державу Миомбо-Керит. Диковинный зверь был взят в качестве герба из вполне понятных соображений: в сих местах его боятся более, нежели льва или леопарда.
