ничего, справна. Неужели меня лучше?
– Варя! Мы просто… Просто друзья. Ей нужно помочь и… Спасибо тебе… Варя, что у тебя случилось?
А как панике не податься? Опустели супермаркеты, отхлынул народ подальше от смерти. Всякое в городе было, но бомбы с 1943-го не взрывались. Телепередачи прервали, вышел к экрану Нам Здесь Жить, новоизбранный мэр, понес околесицу. Послушать, так словно оправдывался: не я приказывал, без моего ведома…
А с чьего тогда? Кто в городе, товарищу Северу вверенном, шалит? Без Ивана Ивановича 'эскадрон' притих, не своевольничает. Значит, есть еще кто-то – с бомбами наготове?
– Случилось, Алеша. Хач тот… Артем Суренович… С жинкой развелся. Женимся мы с ним, после майских подадим заявление. Долго ты ждал, малюня, слишком долго!..
– Ты… С хачем, значит? С Артемом… Артемом Суреновичем? Он же тебя принуждал, он тебя насиловал! Как ты могла, Варя?..
Что в тревожном пакете неведомо, но подобного товарищ Север ждал. Чувствовал – не обойдется без особенной, штучной гадости. Не просто чувствовал – головастики из АГ-3 предупреждали. Типичная схема переворота. Сначала 'тихий' террор, истребление всех опасных, потом 'громкая' фаза. Там и до бомб дело доходит: посеять панику, ужас навести. Заорет народ благим матом, о помощи взывая – танки и подоспеют.
Классика!
– Всяко случается, малюня. Взяв силком та стал милком… Серьезный он чоловик, обстоятельный, с квартирой. Маленькая квартира, правда, две комнаты всего. Диты будуть, повернуться станэ негде.
– Дети? Ну, если так… Поздравлять, извини, не стану… Возьми шоколадку. 'Свитязь', ты такую любишь.
– Не шоколадка мэни нужна, Алеша. Квартиру покупать будем, только грошей не хватает. Нужно нам еще пятнадцать тысяч долларов.
Менты тоже ополоумели, не знают, что народу сказать. Уголовные, значит, разборки, никакой политики, следственные группы след взяли, вот-вот негодяев повяжут, доставят в суд.
Сказать-то сказали, но так, что глухому ясно: сами себе не верят.
Товарищ Север беспредел терпеть не собирался. Передал через связного, бывшего демократа Алексея Николаевича Лебедева, строгий и ясный приказ: выяснить, выявить, об исполнении донести. Сообщили Михаил Ханенко и Василий-антифашист: личным составом приказ понят правильно. Приступили!
Хорста-Игоря товарищ Север к работе привлекать не стал. В больнице у Жени парень. Плохи там дела!
– Пятнадцать тысяч долларов, Варя? И когда?
– К маю. Лучше всего чтобы до девятого, до Дня Перемоги… Малюня, ты плохого не подумай. Брат хача моего, Артема Суреновича, сам знаешь, где служит. Навищо тебе и хлопцам твоим неприятности? И дивчине тоже. Как зовут ее? Нина Васильевна Семакова, кажется? Я на всякий случай паспорт ее подывылась.
Моргнул удивленно товарищ Север, такую новость узнав. Вот ты кто, оказывается, Джемина- подпольщица! Будем знакомы, Нина Васильевна. Нина…
– Хорошо, деньги будут, позвоню сразу после первого… Значит, так жизнь решила строить, Варя?
– Жаль, Алеша, що в нас с тобой не вышло. Любила я тебя, мой малюня, очень любила. Извини, только жизнь и справди строить трэба… А ця дивчина, Нина, гарна. Жаль, що с ребенком. Ты же не хочешь, малюня, чтобы с ребенком ее щось недобрэ сталося?
Дорожка 12. 'Смело мы в бой пойдем'. Авторы музыка и текста неизвестны. Исполняет хор Валаамского монастыря. (2`34).
Алеша хлопнул дверцей, наклонился к окошку, Василию-антифашисту кивнул:
– Подождите. Я недолго.
Потом сообразил, улыбнулся парню:
– Пожалуйста!
Волшебное словно не помешает. Не шофера личного просит, не положен таковой руководителю подполья…
Василий-антифашист теперь его правая рука, пока Игорь из строя выбыл. Не его, конечно, не Алексея Лебедева – грозного товарища Севера. Что подвез, спасибо, очень уж не хотелось в метро толкаться. Настроение не то, и вообще…