волновалась. Пока Тэдди держалась молодцом. 'Скорей бы ты уехал, я бы сразу поправилась, — твердила она. — Поеду в горы, позагораю... Буду просто лежать и впитывать в себя солнце. Но ты так долго собираешься!' Она может совсем свалиться, как только я уеду. Я перегнулся к Тэдди и пощупал ее пульс. Она во сне пошевелилась и повернулась ко мне, словно ожидая помощи.
Я поднялся и принялся шагать взад и вперед по комнате. За окнами темнела пропитанная сырым туманом узкая мрачная улица. Я уеду на шесть, семь, может быть, даже восемь месяцев и не буду знать, что с Тэдди. А она не будет знать, что со мной. На встречу с проходящим судном нет никакой надежды: мой маршрут, как и в 1954 году, пролегает в стороне от судоходных линий. Тэдди переутомилась. Может, взять ее с собой? Эта дикая мысль приходила мне в голову и раньше, но, помня о плавании 1954 года, я отказался от нее. Что, если у Тэдди посреди моря сдаст сердце? Может случиться все что угодно. Я себе никогда не простил бы...
— Не спится? — услышал я голос Тэдди.
— Я проснулся и решил немного походить.
— Пока ты на суше, тебе надо высыпаться.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Знаешь, что я сейчас видела во сне?
— Что?
— Плот в открытом море — один-одинешенек, очень далеко от земли. Все вокруг залито солнцем, и я разговариваю с тобой. Мне было так приятно на солнышке.
— А где же была ты?
— На плоту. Только мне это приснилось, и я тут же открыла глаза.
Я взял с ночного столика лекарства от кашля и дал Тэдди.
— Знаешь, Тэдди, мне пришла в голову прекрасная мысль. И, по-моему, подсказала ее мне ты. Ты слышала о телепатии?
— Да, но в самых общих чертах.
— А ты заметила, как часто мы читаем мысли друг друга?
— Да, каждый день.
— Если бы мы могли так общаться, пока я буду в море!
— Это было бы замечательно!
— Мне важно только знать, что ты здорова. Это единственное, что меня беспокоит.
— Я-то буду здорова, а вот ты? Я волнуюсь за тебя.
— Надо, Тэдди, попробовать...
— ...передавать мысли на расстоянии?
— Да.
— За тысячи миль?
— Расстояние не имеет значения. Расстояние — ничто для электричества, а тем более для мысли. Мысль движется быстрее всего, и к тому же мысль — нечто материальное, как электричество. Это бесспорный факт. Самое главное — знать, как его использовать.
— Идея великолепная, если бы только ее можно было осуществить. Но как? Как? — Тэдди снова легла. — Ума не приложу. Но обо мне не беспокойся, я поправлюсь в два счета. Солнышка бы немножко! А теперь ложись спать.
Я оделся и, пройдя коридор, по широкой мраморной лестнице спустился в холл. Было начало шестого. В холле работа уже шла вовсю: уборщицы, скатав толстый красный ковер, пылесосили, мыли пол, двигали столы и стулья. На улице шел мелкий дождь, и статуя святого Мартина на площади перед гостиницей казалась в темноте одинокой и заброшенной. Ах, думал я, шагая вокруг монумента, если бы удалось осуществить мою идею! Люди всех рас, находящиеся на разных ступенях развития, тысячелетиями пользуются телепатией. Я читал, что йоги, опираясь на данные науки, занимаются телепатией ночью, когда все спокойно. Расстояние не имеет значения. Это известно всем примитивным племенам. Обычно телепатия была монополией знахарей и священнослужителей, но и любой человек в определенных обстоятельствах способен читать чужие мысли. Мы с Тэдди можем привести сотни примеров телепатической связи между нами, но мы никогда не придавали ей значения, считая ее явлением естественным. Без телепатии мое путешествие станет сущей пыткой: месяц за месяцем никаких известий от Тэдди. И она окажется в таком же положении. Я-то по крайней мере буду занят. Я вернулся в гостиницу, выпил чашку растворимого кофе, съел апельсин и поехал на такси в Кальяо.
Весь день я не переставал думать об одном и том же. Не только метафизика, но и наука признает телепатию, как признает предсказания, ясновидение, гипнотизм, месмеризм и аналогичные явления, делая лишь оговорку, что невежественные люди их извращают. Эти явления относятся к области точных наук и подчиняются законам типа дважды два — четыре, в них не больше чудесного и таинственного, чем в том, что яблоко падает с дерева. Но надо уметь использовать их — только тогда можно достигнуть желаемых результатов. Надо, конечно, успокоиться, сосредоточиться. Но можно ли по-настоящему успокоиться при нашем напряженном темпе жизни? Да и как сосредоточиться на мысли дольше одной секунды? Надо уметь. Может быть, я смогу научиться. Во всяком случае, я попытаюсь. Тэдди будет восприимчива к моим мыслям, в этом я не сомневался. Все зависит от меня. Римляне, греки, египтяне, древние персы — все практиковали телепатию, рассказами о ней полна Библия. Они верили в прорицания, предсказания будущего, без них и шагу не делали. Если бы здесь был служитель культа с Гаити или какой-нибудь йог, он бы уж помог мне. В джунглях Южной Америки тоже сколько угодно колдунов.
Днем я вернулся в Лиму и зашел на почтамт проштемпелевать несколько конвертов, которые я отвезу в Австралию. Первая в мире трансокеанская почта, доставленная путешественником-одиночкой на плоту! В 1954 году я вез на 'Семи сестричках' двенадцать писем, увековечивших мое путешествие из Кальяо в Паго-Паго на островах Самоа.
V
На пирсе базы столпились зрители. Палубы судов казались синими от матросских блуз. В Кальяо съехались послы, консулы, представители различных посольств, офицеры военно-морской миссии США, помогавшие мне с самого первого дня моего пребывания там. В 2.30 пополудни я снялся с якоря. Это было 4 июля 1963 года.
Катер подвел меня к 'Риосу' — буксиру, который выводил плот в пробный рейс. Трое матросов — один с рацией — спрыгнули с его борта ко мне на палубу и закрепили буксирный трос. Они останутся со мной до завтрашнего утра, пока милях в пятидесяти от берега я не отдам буксир.
'Риос' тронулся. Сначала он двигался очень медленно — гавань была забита лодками. Все суда подняли в мою честь флаги и включили пароходные гудки. Кальяо, старейший порт западного побережья Америки, прощался со мной.
Я стоял у штурвала. Плот бороздил серую воду залива. Возвращались с уловом лодки, и рыбаки в плащах махали мне рукой. Небольшие шлюпки плыли за мной следом, чтобы последний раз взглянуть на мое странное сооружение и не менее, может быть, странного Navegante Solitario. Нависшие низко тучи почти касались топа моей грот-мачты, воздух был пропитан сыростью, дул резкий холодный ветер. Меня не радовало, что я наконец приступил к эксперименту, доказывающему, что я победил старость. Перед моими глазами маячил образ Тэдди, стоящей на пирсе меньше чем в полумиле от меня. Ее маленькая хрупкая фигурка сжалась под порывами ветра, она размахивает платком, а лицо ее мокро от слез.
— О Билл, — сказала она при прощании, — не пообедать ли мне сегодня с Делл? Она очень просила. После обеда мы поедем в гостиницу, она проведет со мной весь день, а ночевать я поеду к ней, чтобы не оставаться одной. Как ты думаешь? Мне, собственно, не хочется сегодня никого видеть. Я бы поехала прямо в гостиницу и...
