повели.
– В холодную воду прыгать? – улыбнулся доктор.
Девочка помотала головой.
– Нет, это для совсем маленьких. Нас в железный сарай отправили, где свет из-под земли появляется…
Ротный и кавалерист-девица переглянулись. Семен приложил палец к губам, девушка, чуть подумав, согласно кивнула.
…Белая сфера за стальными воротами секретного ангара. Гулливер, плененный лилипутами.
– …Но смотреть не дали, на глаза повязки надели, кожаные. Больно не было, только вроде как холодом подуло и в пятках щипать стало. Потом нас еще несколько раз водили, мы привыкли.
– В пятках щипать, – повторил Не-Ильич. – Что-то, связанное с электричеством, как я понимаю. Наташа, конечно, этого знать не может…
– Могу, могу! – энергично возразила девочка. – Нам Владимир Иванович сказал, что бояться не надо, это природная ономулия…
Рыжебородый покивал, словно ничего иного не ожидая, усмехнулся невесело.
– Иногда ругательски ругаю себя, что перестал заниматься политикой.
– Когда мы с вами, Дмитрий Ильич, познакомились, вы были председателем Совнаркома, – негромко напомнила бывший замкомэкс.
– Крымского, матушка, всего лишь крымского, – отмахнулся Не-Ильич. – И то на несколько дней, пока не подобрали более рукастого товарища. У меня нечто вроде зарока еще с 1903-го. Тогда мы с братом встретились в Брюсселе, вот-вот должен был открыться Второй съезд РСДРП(б). Сейчас об этом сочиняют сказки, а все выглядело очень просто. Толпа эмигрантов, делающих революцию в кафе и библиотеках – и несколько руководителей с мест, из России. Они, собственно, и были партией. От их – от нашего! – слова зависело всё. Я руководил Столичным комитетом…
Рыжебородый подошел к столу, протянул руку к темной бутыли.
Отдернул.
– Двадцать девять лет, надежды, амбиции… Брата сватали на «Искру», меня – на ЦК. Кто-то уже поговаривал о «симбирской династии». А потом… Потом я впервые послушал Плеханова. Георгий Валентинович был в тот день поистине в ударе! Он торжественно поклялся после нашей неизбежной победы установить на каждой российской площади гильотину. Помню, из зала ему крикнули: «Какая гадость!» Это был Надеждин, один из ветеранов «Народной Воли». Плеханов даже не поморщился. А ведь я пошел в эсдеки не в последнюю очередь из-за того, что в романовской России к человеческой жизни относились совершенно наплевательски. Я – врач… Итак, гильотина в качестве программы-минимум. Затем был съезд, где весь цвет нашего социал-демократического бомонда повел себя не лучше стаи павианов. У них вопросы лидерства тоже всегда на первом плане. В Центральный Комитет баллотироваться я не стал, отказался. Так сказать,
Девочка без споров проследовала за перегородку, доктор аккуратно прикрыл дверь. Те, кто остался в комнате, долго молчали.
– Поймаю Берга – в ЧК сдавать не стану, – криво усмехнулся Семен Тулак. – Пусть сначала мне руку пришьет.
– Пришьет, – согласился Виктор Вырыпаев. – Ногу с семью пальцами, а на каждом – по глазу. Будешь у нас трехногим девятиглазым кузнечиком.
– Прекратите! – поморщилась замкоэск Зотова. – И без того тошно. Кузнечики! Выходит, мы за это воевали?
…Серебряная иконка – хмурый лик Царя-Космоса – сжата в ладони. Не так легко становиться убийцей.
Господи, прости нам всем!..
– Кончай его! – корнет Вика Оболенский из 3-го конного нетерпеливо поглядывает на часы. – И так задержались, того и гляди, без обеда останемся. Хочешь, я шлепну?
– Сам! – шевелит губами поручик. – Сейчас…
Комиссар стоит у придорожной канавы. Руки за спиной, белая рубаха навыпуск, железные очки сползли на нос. Ночной налет удался – накрыли красный штаб. Пора возвращаться, вот только с комиссаром вопрос не решен. Нижних чинов не кликнешь – в отряде все офицеры.
Горячее серебро в кулаке… Поручик смотрит на комиссара. Глаза в глаза, смерть против смерти.
– Послушайте! – внезапно для самого себя обращается он к мертвецу. – За что вы воюете, что вам надо в России? Россия большевикам не нужна, вы это прямо заявляете. Только не говорите, что вашей партии дороги интересы всемирного быдла. Вы их костьми дорогу мостите. Дорогу – куда?
– Поручик! – взывает Вика Оболенский, но молодой офицер не слышит.
– Мы, добровольцы, боремся за восстановление российского государства, за обычную, нормальную человеческую жизнь…
– Я понял, – комиссар спокойно кивает. – В этом и разница. Вам нужно спокойное мещанское болото. Мы – создаем новую жизнь в самом прямом смысле. Новая земля, новое небо, новые люди. Для этого нам требуется весь мир. Россия – лишь депо планетарной революции.
– Красный Апокалипсис, значит? – иронически хмыкает корнет, пряча часы и расстегивая кобуру. – Господи, как неоригинально! Изобрели бы лучше галактический Коминтерн, что ли.
– Всему свое время, – мертвые глаза комиссара на миг оживают, вспыхивают темным огнем. – Новый мир придумали до нас, но именно мы нашли в него дорогу. Наука и современная технология изменит Землю и сделают доступным Небо. А Новый Человек станет таким, что сам Франкенштейн иззавидуется в своей могиле. Новый Человек будет жить…
Поручик опускает «кольт», вдыхает едкий пороховой дым.
– Браво! – Оболенский одобрительно кивает. – Одной пулей – и прямо в лоб-с. Одобряю, одобряю… Хороши, однако, у краснопузых идейки. Франкенштейна этим Абрамовичам подавай!..
Поручик не отвечает, смотрит на икону. Новая земля, новое небо…
Царь-Космос молчит в своей темнице.
4
– Сидите смирно, – посоветовала женщина. – Курить можно, но предупредите, когда станете доставать папиросы. И резких движений не делайте.
Виктор Вырыпаев притворился, будто не слышит. С табаком он давно уже раздружился, дергаться же и суетиться в присутствии незнакомки считал ниже своего достоинства. Ничего, можно и обождать.
Гостья устроилась на стуле, ему же было предложено сесть на железную кровать, под которой был спрятан чемодан с Ваганьковского. Пистолет, небольшой дамский «браунинг», скучал на столе, как раз под рукой у той, что пришла к нему в общежитие.
…Дорогое темное пальто, штучная серая шляпка, кольца на тонких пальцах. В полутьме неярко блеснул огонек бриллианта. Браслет на запястье, серебряная табличка на пистолете. Интересно, чье там имя? Мужа, любовника – или просто трофей?
– Пистолетом интересуетесь? – женщина уловила его взгляд. – Подарок товарища Троцкого за бои на Волге. Когда познакомимся ближе, сможете полюбоваться.
Сказано было так, словно на столе красовалась шкатулка работы Фаберже, а не обычное, пусть даже именное оружие. Дама была определенно не из тех, кто склонен себя недооценивать. Виктор не удержался, скользнул глазами. Если бы не вся эта роскошь, то ничего особенного. Лет тридцати, далеко не красавица, нижняя челюсть, словно у боксера, пальцы длинные, цепкие. Взгляд неприятный, словно на лягушку, не на человека смотрит.
Барыня!
Батальонный отвел взгляд и принялся рассматривать огоньки за окном. Пусть ее! Странные все же дамы попадаются на пути. Доминика Игнатишина, теперь эта, в бриллиантах, с именным браунингом. Или дело не
