даже тебе. Вот такое у меня, значит, счастье — словно плитой придавило, вздохнуть сил нет. Ты лучше скажи, как там твой принц? До сих пор мучаешься — или отправила малой скоростью по известному адресу?
Климова закусила губу, головой мотнула.
— Не отправила. Не денется он никуда, подруга, мой будет. Если бы не та девка! Стоит между нами, отходить не хочет, ровно собака на сене. А я, Олька, отступать не умею, всегда своего добиваюсь, пусть даже кровью платить придется.
Схватила за плечи, к себе притянула:
— Права ты, подруга моя лучшая. Нельзя из-за такого душу губить, грех это. Только иначе не могу.
И — шепотом на самое ухо.
— Убивать не стану. Пусть сама себе порешит, а я посмеюсь — и на могилу плюну!..
Глава 3
Гиперболоид Пачанга
1
— Стало быть, гиперболоид, — задумчиво изрек Иван Кузьмич Кречетов, опуская бинокль. — Стальная оболочка… Как вы ее назвали, Лев Захарович? Несущая?
— Несущая, — подтвердил представитель ЦК, — Такие проекты уже есть, у нас в Столице даже пытались строить, на Шаболовке, кажется, но выше трех секций не поднялись. Потом что-то сломалось, и архитектора приговорили к расстрелу. Говорят, условно.[11]
Сзади послышался негромкий смешок. Враг трудового народа Унгерн, восседавший на корточках чуть в стороне, явно оценил сказанное.
— Расстрел условно, господа! Как мило-с! Пятьдесят условных ударов ташуром по пяткам. Знал бы, непременно использовал.
Филин Гришка, четвертый в этой мужской компании, заворочался, без всякой охоты приоткрыл огромный желтый глаз и вновь задремал, удобно устроившись на бароновом плече.
Иван Кузьмич, проигнорировав классово враждебный выпад, между тем продолжил:
— Понимаю так, что гиперболоид этот из готовых частей собирается. Их привезти можно, хоть и далеко. Допустим, из Британской Индии. Но его еще и собрать надо, какая-никакая техника нужна. А здесь я ничего подобного пока не видел.
Товарищ Мехлис согласно кивнул.
— Я тоже не заметил. Три британских аэроплана, грузовики «Форд», несколько легковых авто, трактора, кажется, американские… Собственно, все.
— И причальная мачта для дирижаблей, — Кречетов вновь поднес бинокль к глазам. — Не все нам показали, Лев Захарович, не все!
— Исходя из этого очевидного факта, — длинный палец представителя ЦК метнулся в сторону стальной башни. — Мы обязаны проявлять тройную ужесточенную бдительность. Ибо коммунист не может позволить застать себя врасплох и провалить тем порученное партией дело!
Барона передернуло.
— Господин Мехлис, — вздохнул он, — Вы не могли бы как-то разнообразить ваши масонские поучения? Этак и стошнить может.
Лев Захарович сделал вид, будто не слышит, но палец все-таки убрал.
Собрались на крыше, пользуясь теплым солнечным днем. Тучи отступили к северу, к дальней горной гряде, и над Пачангом распростерлась бездонная синева. Сам город остался чуть в стороне, зато предместье — маленькие желтые домики из грубого местного камня, острые силуэты храмов и несколько зданий европейского типа — лежало, словно на ладони. По мнению барона, все это очень напоминало хорошо знакомую ему Ургу, за одним очевидным исключением. В Монголии не было гиперболоида — огромной решетчатой башни, вросшей в склон небольшого холма. Серый стальной гигант, подпирающий небо, и стал тем первым, что они заметили, подъезжая к городу. Вначале не могли понять, когда же сообразили, только руками развели. Такла-Макан, горы на горизонте — и металлическое диво, какое не в каждой европейской столице увидишь. Все прочее, и грандиозный Синий Дворец, и даже помянутая Кречетовым причальная мачта, смотрелось на фоне гиперболоида весьма блекло. Иван Кузьмич вспомнил все, слышанное и читанное о загадочной стране и мысленно посетовал на своих информаторов. Обо всем предупредили — и о злых духах, и о ходячих мертвецах, даже о подземной стране Агартхе. Стальную же башню под три сотни саженей высоты никто и не приметил.
Посольство пребывало в Пачанге уже неделю. Не в самом городе, в предместье, ибо для вхождения за высокие белые стены местной цитадели требовалось особое разрешение. Этим сразу же занялся второй посол, господин Чопхел Ринпоче, Кречетов же принялся за привычные хозяйственные дела. Прежде чем идти в Синий Дворец (по-местному — Норбу-Онбо), надо требовалось решить множество вопросов — от организации котлового питания личного состава до покупки парадных одеяний.
До Пачанга дошли не все. Восемь человек (семь бойцов и один из монахов) погибли в бою у Врат, еще четверо умерли от ран несколькими днями позже. Прочим тоже досталось изрядно. Ивану Кузьмичу приходилось каждый день менять повязку на руке, пламенный революционер товарищ Мехлис передвигался с немалым трудом, морщась от боли в сломанных ребрах, трое бойцов лежали в местной больнице, находящейся тут же в предместье. И без того невеликая армия командира Кречетова растаяла почти наполовину.
Раны на лице у Чайки начали подживать, но перед глазами по-прежнему плескалась черная тьма. Лишь иногда девушке казалось, что она различает смутные неровные пятна, проступавшие сквозь вечный мрак.
Что сталось с Блюмкиным, Ивану Кузьмичу не сообщили. Отрядный фельдшер, человек серьезный и основательный, считал, что того уже давно едят местные собаки, но Кречетов почему-то был уверен в обратном. Верткий мерзавец и жилистый, такого одной стрелой не убьешь.
О случившемся у Врат Кречетов подробно, через переводчика, доложил местному пограничному чину, крепкому парню в стеганном халате и китайском кепи с «маузером» при поясе. Тот, ничуть не удивившись, велел занести рассказ в протокол — длинный свиток на желтой бумаге — после чего заметил, что уважаемым гостям еще крупно повезло. Время сейчас такое! В последний год война, охватившая всю Поднебесную, подступала уже к самому городу.
Кем были нападавшие, Иван Кузьмич уточнять не стал, дабы избежать лишних вопросов. Мало ли разбойников в Такла-Макане?
Посольство разместили на большом постоялом дворе. На третий день, когда народ отоспался, Иван Кузьмич, приказав собрать два десятка уцелевших «серебряных», устроил им смотр, после чего разбил личный состав на два отделения и велел приступить к обычным занятиям, с упором на строевую подготовку. Ветераны зашумели, но командующий Обороной показал им крепкий мосластый кулак. Ввиду больших потерь в общий строй были поставлены и ревсомольцы, включая Кибалку, которому в качестве поощрения была объявлена благодарность перед строем.
Жизнь потекла обычно, словно после возвращения из очередного партизанского рейда, но Иван Кузьмич понимал, что сделано лишь полдела. Война — занятие знакомое, в дипломатии же Кречетов был не силен. К счастью, бывший статский советник Рингель перед отъездом вручил ему взятую из библиотеки книгу «Правление посольства к диким инородцам», каковую Иван Кузьмич внимательно изучал в свободное от службы время. Правда, помянутые в книге инородцы не умели строить башни-гиперболоиды, что делало
