поучиться.
— Еще чего скажешь, Аника-воин? Какие будут твои наблюдения и выводы?
Кибалка взглянул исподлобья, но сдержался. Повзрослел, вояка!
— Прячут от нас армию, дядя. Краешек показывают, а главные силы подальше увели. Вот такой вывод у меня будет.
Кречетов молча покачал головой. Да, повзрослел парень. Отряд по горам провел быстро и грамотно, ни одного человека не потеряв. Сам Унгерн изволил похвалить, хоть и не без кислой усмешки. И ракету — Сигнал Пачанга — ввинтил в небо в самый нужный миг. Молодец!
А все равно — учить еще и учить.
— Насчет армии здешней ты, Иван, не торопись. И фантазиям воли не давай. Народу тут, в Пачанге, немного, и город всего один. Значит, большие силы не соберешь. Пастухи — не вояки, это мы с тобой видели, что у нас, что в Монголии…
Теперь красный командир был серьезен. Как с равным говорил, со взрослым.
— Значит, армия в Пачанге невеликая, зато оружие новое, британское. Не иначе, из Индии доставили. Мачту для дирижабля заметил? Мачта есть, а дирижабля нет, значит, не для себя строили, а для гостей-союзников. Аэропланы тоже британские, неплохие, но всего три…
— Не три, — упрямо буркнул Кибалка. — Твои старики аэропланы считали, а я номера записал. Вчера два улетело и два вернулось, но уже с другими номерами. За холмами у них настоящий аэродром, а здесь просто обманка. А возле холмов вроде как склады, заметил?
— Есть такое, — кивнул Иван Кузьмич. — И что?
Иван-младший дернул плечом.
— А ничего. Бетонные они. Это кто же тут из бетона строит? И башня эта железная для радио — откуда она? Нет, товарищ командир, армия тут есть. Иначе зачем нас сюда с посольством посылать? Мало ли городов в Китае?
На этот раз Кречетов спорить не стал. В Беловодске, готовя посольство, он и сам удивлялся. Почему надо ехать за признанием в никому не ведомый Пачанг, а не, допустим, в Лхасу, к Далай Ламе? Баронов рассказ про страну Агартху не слишком убедил. А вот боеспособная армия — это причина. Выходит, и Столица об этом знает, и хитрый старик Хамбо-Лама? Но все равно не слишком понятно получается. Пусть здесь, в Пачанге, кто-то силы собирает. Где Пачанг и где Сайхот? Даже если на карту глянуть, слишком далеко выходит. А если еще и про горы с пустынями вспомнить?
— Продолжай наблюдать, красноармеец Кибалкин. Чего заметишь, так сразу ко мне. Приказ ясен?
— Так точно! — племянник без особого успеха попытался принять стойку «смирно». — А я еще заметил. Ночью, часа в два пополуночи…
Иван Кузьмич хотел было объяснить излишне ретивому Кибалке, что ночью надлежит спать, а не играть сыщиков-разбойников, но в последний момент сдержался. «Серебряные» тоже видели кое-что странное.
— …Дворец, Синий который, где здешний начальник живет. Норбу-Онбо. Он светиться начинает. Не весь, а левая часть, которая к нам ближе. Свет синий, очень яркий, потому, наверно дворец так и назвали.
Именно это заметил в первую же ночь бдительный дозор «серебряных». Поначалу Кречетов не слишком удивился. Он уже знал, что в Пачанге электричество есть, пусть и не во всем городе. Почему бы дворец соответствующим огнем не осветить? Может, обычай здесь такой, раз этот Норбу-Омбо — Синий? Однако потом, проведя личную рекогносцировку, крепко задумался. Для обычных ламп свет слишком сильный, на прожектор не похоже.
У кого бы спросить? Не у Кибалки же!
— Инициатива наказуема, Ванька. Ты увидел — ты и узнавай. И не слишком мешкай, чтобы, значит, завтра к полудню был с докладом. Красноармеец Кибалкин, приказ понятен?
В коридоре было темно, желтый огонь керосиновой лампы горел слишком далеко, в самом конце коридора. Зимний вечер уже вступил в свои права.
Кречетов отсчитал нужную дверь, немного помедлил. Постучал, затем.
— Экии! — проговорил он, переступая порог. — Здравствуйте, стало быть.
— Bonsoir, Jean! Merci de ne pas oublier les personnes handicapees. — донеслось из глубины. — J'esperais que vous viendriez…[12]
Чайганмаа Баатургы, племянница властительного Гун нойона Баатургы, устроилась на толстой кошме, брошенной прямо на деревянный пол. Красный с золотом халат, круглая шапочка цветного шитья, пояс, украшенный тяжелыми серебряными бляхами.
…Недвижное лицо в пятнах и шрамах, пустые мертвые глаза. Иван Кузьмич не выдержал, отвел взгляд.
— Прошу простить недостойную, — бледные губы попытались улыбнуться. — Приходится встречать славного в наших землях воина без всякого вежества. Служанку я отослала, хотелось побыть одной. Сидела, вспоминала Париж — и мечтала, что вы из великой милости посетите ту, что не сберегла лицо. О большем недостойная не смела мечтать.
Кречетов поставил поближе стул, присел, вперед наклонился.
— Высказались? А теперь, Чайка, меня послушайте. Жизнь не кончилась, а значит, и сдаваться нельзя. Сколько хороших товарищей легло, чтобы мы сюда прорвались. Так что живите — и надежды не теряйте.
Вроде и правильно сказал, но сразу понял — напрасно. Девушка сглотнула, закусила губы, с трудом сдерживая стон.
— Погибшие — погибли. Они заслужили счастье в своих новых перерождениях. Недостойная лишена даже этого. Я пела «Улеймжин чанар» не только для того чтобы великий дух Данзанравжаа Дулдуитийна, Пятого Догшина ноен хутагта был милостив к идущим трудной дорогой. Я пела и для вас. Помните?
Иван Кузьмич попытался что-то сказать, но Чайка резко подняла руку.
— Слова пусты. Недостойная даже не может посмотреться в зеркало, чтобы ужаснуться своей беде.
Красный командир встал, прокашлялся.
— Это верно, слова — только воздуха сотрясенье. А вот боевой приказ — дело иное, он и вес имеет, и последствия в случае невыполнения. На лошади усидите, товарищ Баатургы? Или вам сопровождающий требуется?
Плечи под красным халатом еле заметно дернулись.
— Для того, чтобы держаться в седле, глаза не нужны. Если понадобится, поеду и без стремян. Куда славный в наших землях воин повелит направить свой путь недостойной?
— А вот вопросы — лишние, — перебил Кречетов. — Значит, одеться потеплее и быть готовой после полуночи. На разведку едем.
Повернулся, к двери шагнул, но остановился, китайскую пословицу вспомнив. Был в Обороне парень из Харбина, поделился мудростью.
— Лицо теряют трусы. Достойные — сохраняют. Для героя лицо — его подвиг.
