генеральский голос гулким молотом бил в уши, но пьянеть было пока не с чего. После первой рюмки, как она и рассчитывала, его превосходительство не слишком внимательно следил за тем, чтобы пили поровну. Пару тостов удалось пропустить.
— Во время Второго Кубанского похода мы как-то грузились на железную дорогу. Маленькая платформа, ветер, холодище. А Степаныч — ничего, бодр, только от ветра попрыгивает. И веселый, шутит не переставая. Я к нему подхожу, а он, этак с прищуром: «Что, Александр Павлович, холодно? Хотите наливки?» Я-то непьющий, но в такую погоду, как говориться, сам бог велел.
Теперь генерал пил, не крякая. Лицо из красного сделались бурыми, ноздри грозно раздувались, издавая паровозное сопение, глаза смотрели прямиком в мировой эфир.
Зато не кашлял. Помогло!
— Снимает он с пояса флягу, мне вручает. Пробую я эту наливку — и чуть с ног не падаю. Представляете, Ольга. Вячеславовна, спирт! И не просто, а красным перцем. Тимановский эту смесь «фельдмаршальской» окрестить изволил.
Бывший закомэск взглянула не без сомнения. Еще налить, или будет с генерала?
— Когда Степаныч тифом заболел, то в госпиталь идти отказался. Пил свою «фельдмаршальскую» и снегом заедал. Сердце не выдержало, так и помер, бедняга, с фляжкой в руке.
«Вот кому дубль-дирекция не помешала бы», — констатировала Зотова, но, естественно, не вслух. Плеснула себе на донце, выпила, закусила зубам папиросный мундштук.
— Помню вашего Степаныча. Под Курском, когда город сдали, агитвагон к марковцам попал. А там — актерская бригада, девчонки и мальчишки. Мальчишек шомполами до смерти засекли, а что с девушками сотворили, я лучше вслух говорить не буду. Потом наш особый отдел розыск провел на предмет этого геройства. Оказывается, лично начальник дивизии распорядился, Тимановский Николай Степанович. Жаль, не достали!
Налила гостю полную, затушила в пепельнице окурок.
— Так что насчет уголовного элемента, чья бы корова мычала… Александр Павлович, а вас не удивило, что я, работник ЦК РКП(б), после такой теплой встречи пригласила вас в гости, а не вызвала полицию?
Генеральская длань сгребла рюмку, подержала… Отставила в сторону.
— Признаться, нет. В Столице вы спасли от расстрела мою племянницу и ее мужа. Догадываюсь, что это не доставило вам удовольствия, госпожа партийная начальница, но у вас был приказ. А значит, в вашем ЦК имеются люди, сей приказ отдавшие.
Зотова невольно восхитилась. Силен генерал, сходу трезветь начал. Ничего, сейчас расшевелим!
— Такие люди, Александр Павлович, есть. И вот что они вам велели передать…
Взгляд Кутепова стал серьезен и тверд.
— Слушаю, Ольга Вячеславовна.
— Сейчас за кордоном живет более миллиона бывших российских подданных. Многие из этих людей не участвовали в Гражданской войне, они просто беженцы. В ближайшее время ЦИК СССР объявит полную амнистию. Всем вернувшимся предоставят гражданские права и возможность свободного трудоустройства. Амнистия будет касаться и тех, кто воевал, но не замарался в невинной крови.
Генерал засопел, подался вперед:
— А кто замарался? В вашей черной, поганой комиссарской крови?
Бывший замкомэск закусила губу.
— Таким, как вы, советская власть предлагает оставаться в живых. Прекратите всякую борьбу, забудьте о возвращении — и коптите небо в своих заграницах. И мы тогда о вас забудем. Думаю, это щедрое предложение.
Черная борода дрогнула, ударил голос-гром:
— Сидеть тихо? Забыть? Не дождетесь, господа боль-ше-вич-ки!
— Ну, тогда…
Ольга прикрыла глаза, стараясь точнее вспомнить слова товарища Куйбышева.
— По сведения советской разведки, вы, генерал, в ближайшее время объявите о создании эмигрантской офицерской организации. Она будет называться РОВС — Русский общевоинский союз. Одной из целей РОВСа станет посылка террористов на территорию СССР и покушение на советских представителей за кордоном. Предупреждаем, что первая же кровь отольется вам сторицей. Никакие границы нас не остановят. Перестреляем вас, как собак, хоть в Париже, хоть в Буэнос-Айресе.
Генерал, криво усмехнувшись, покачал головой:
— Иного, признаться, не ожидал. А вам не кажется, что среди наших офицеров найдется немало тех, кто с радостью пожертвует жизнью? С радостью, Ольга Вячеславовна! Умереть за Россию — это истинное счастье. Вам, боюсь, этого не понять.
Зотова, слегка пожав плечами (куда уж нам, сирым!), наполнила рюмки. Подняла свою, но пить не стала. Горечью свело рот.
— Я видела сводки по боям в Белоруссии, господин генерал. Поляки охотно дают деньги вашим, которые умереть стремятся. Но чаще умирают не они, и не красноармейцы, а мирные жители. На одного погибшего военного, нашего и вашего, приходится впятеро больше штатских. Не комиссаров — обычных крестьян. И еще учителей, ваши герои убивают их особенно охотно.
Кутепов потянулся к рюмке, опрокинул залпом. Гулко выдохнул, тряхнул бородой.
— Согласен, это ужасно. Но — война. А на войне, как на войне!
«A la guerre comme a la guerre», — мысленно перевела бывший замкомэск. Значит так, ваше превосходительство? Не хотелось говорить, а придется.
— Если ваши группы начнут переходить границу, мы объявим заложниками семьи всех членов РОВС. Убивать будем подряд, как говорится, невзирая на пол и возраст. У вас, Александр Павлович, недавно родился сын. Как вы его назвали? Александром?
Сказала — и дыхание затаила. Если «купец первой гильдии» выхватит оружие, она не успеет даже на пол упасть. Разве что в горло вцепится напоследок. Жаль, шея толстая, не прокусить!
— Вы, госпожа Зотова, изложили лишь одну из вероятностей, — неожиданно спокойно проговорил генерал. — Мы ее, без сомнения, учтем. Но позвольте напомнить об ином. Последние два года в большевистском руководстве идет борьба за власть. После смерти Троцкого наибольшие шансы имеют Сталин и Ким. Последний, как я понимаю, ваш непосредственный начальник. Кто победит, для нас не принципиально. Оба они, несмотря на привычные заклинания, являются противниками так называемой Мировой революции. Они собираются восстанавливать Россию, а не бунтовать папуасов и зулусов.
Ольга хотела возразить, но Кутепов взмахнул огромной ладонью:
— Просил бы не перебивать. Внутри РКП(б) сложилась «русская фракция», и она не бездействует. Смягчены гонения на Церковь, поставлены на место малороссийские и грузинские сепаратисты. Про амнистию эмигрантам вы сами изволили напомнить. Следующим шагом неизбежно станет разгром и уничтожение бывших сторонников Троцкого, а также всяческих Апфельбаумов и прочих Розенфельдов.[26] А еще — НЭП, создание твердой валюты, переход от коммун к обычной кооперации, освобождение от японцев Приморья и прочих дальневосточных окраин. Мы не слепые и прекрасно различаем оттенки. Значит, «русской фракции» понадобится наша помощь — хотя бы для того, чтобы передавить еврейчиков и прочих господ интернационалистов. Мы готовы ее оказать, но на определенных условиях.
— Чушь! — мотнула головой кавалерист-девица. — Хинину бы вам принять, говорят, от бреда помогает.
Генеральские губы внезапно заиграли улыбкой. Кутепов наклонился вперед, взглянул снисходительно.
— Чем на фронте командовать изволили, барышня? Полуэскадроном? Стало быть, выше штаб- ротмистра не поднялись? Так вот, госпожа штаб-ротмистр, извольте не умствовать, а передать мои слова по начальству. Вас же сюда за этим прислали, не так ли? И не слишком задирайтесь, не по чину. Будете себя хорошо вести, глядишь, и отделаетесь ссылкой в места не столь отдаленные. А иначе отдадим вас господину Бабровичу для учений по рубке лозы. Думаете, ваше начальство заступится?
Ольга хотела весело рассмеяться в ответ, но вдруг поняла, что ей совсем не смешно.
