свои слова, неважно, произнесенные или написанные. А уж если он свое имя под чем-то ставит, так вдвойне.
Дубинин, знакомый с отставным каперангом Борисом Корсаковым, понимающе кивнул. Никита был младшим ребенком и единственным сыном в семье, а потому Борис Никифорович пуще всего боялся, что «девки с бабами» испортят мальчишку, и держат его в ежовых рукавицах. «Мальчишка» давно вырос, заматерел, уже почти три года был старше батюшки по званию, командовал эскадрой — но до сих пор свои действия сопоставлял с тем, что сказал или сделал бы на его месте отец. Впрочем, это было вполне в порядке вещей, Дубинин и сам искренне полагал, что отец дурного не посоветует. Другое дело, что, в отличие от Бориса Корсакова, Анатолий Дубинин к флоту никакого отношения не имел, будучи детским врачом в Серебрянске, маленьком городке на Белом Камне.
— Доверяй, но проверяй — хороший принцип, правильный, — усмехнулся Капитон. — Только ты, как я погляжу, совсем тут закопался, света белого не видишь. Тебе адъютант последние приказы по флоту показывал?
— Не показывал, — покачал головой Никита. — Он было сунулся, да мне не до того сейчас. А что, я пропустил что-то важное? Меня разжаловали, а я не в курсе?
— И сам ты, конечно, тоже не смотрел. Все с тобой ясно. Приказы ты не смотришь…
— Капитон!
— …околопридворными новостями тем более не интересуешься…
— Ка-пи-тон!
— Короче, так. Капитан третьего ранга Мария Сазонова получила кавторанга и «Анну» второй степени.
Никита забросил руки за голову. Лицо его было нарочито бесстрастным.
— И за что же?
— За Кортес. Слыхал, там корветы, эскортирующие крейсер «Сантьяго», две с половиной сотни москитников размолотили?
— Слыхал. Уж такое-то не пропустишь.
— Ну вот. А командовала ими ее бельтайнское сиятельство. — Мэри не то чтобы не нравилась Капитону, но о неудачном сватовстве Никиты он знал, и теперь переживал за друга, злясь на женщину, посмевшую отвергнуть его. — Я, правда, не совсем понял, когда она успела стать кап-три, но это уже не так важно. Теперь, если даже прямо завтра в отставку, быть ей каперангом. Гляди, не ровен час — сравняешься в званиях со своей зазнобой.
Никита вскинулся было, но Дубинин предостерегающе поднял руку, давая понять, что еще не закончил.
— Это только половина новостей.
— А вторая? — Корсаков изо всех сил старался не пустить в голос возникшую внутри пустоту. Не просто так Дубинин пришел к нему. Что-то есть такое, от предчувствия известия о чем болезненно сжалось сердце.
— Я подумал, что будет лучше, если тебе скажу я, чем ты от наших записных остряков услышишь. Тут такое дело, Никита… У его императорского высочества Константина Георгиевича новый офицер для особых поручений. Фамилию называть или сам догадаешься?
Довольно быстро выяснилось, что Мэри в своих рассуждениях не учла как минимум еще один раздражающий фактор и несколько ошиблась в расчетах.
Вскоре после того, как стало известно о ее назначении на должность, число тех, кто жаждал свести знакомство с молодой графиней Сазоновой, вышло за все пределы, которые она до сих пор полагала разумными.
Наиболее деликатные соискатели пытались связаться с ней через домашний коммуникатор, и дело кончилось тем, что она и вовсе перестала отвечать на вызовы. Тяжкое бремя ограждения частной жизни хозяйки от посягательств извне взяли на себя супруги Дороховы. Мэри, понаблюдав однажды из дальнего угла за виртуозным отбритием какого-то хлыща, прибавила своему персоналу жалованье. Дескать, за такое — не жалко.
Более настырные старались перехватить ее вне дома. К счастью, посетители спорткомплекса, где в перерывах между эскападами тренировался экипаж «Джокера», не считали возможным надоедать кавторангу, занятой поддержанием формы. Или просто соотнесли наблюдаемые спарринги со своей готовностью рисковать и сделали соответствующие выводы. Значительно хуже дело обстояло с теми, кто спаррингов не видел и степень риска себе не представлял. В особенности это относилось к женщинам.
Предсказания Зарецкого относительно перспектив Мэри на будущее оправдывались с точностью наоборот. Матери «не пристроенных великовозрастных сыновей», как, впрочем, и сами сыновья, ей не докучали. А вот матушки девиц на выданье всеми правдами и неправдами пытались представиться ей сами и представить своих чад. Логика происходящего от Мэри ускользала. Если ее числят в любовницах Константина, то какая польза от нее может быть незамужним девушкам? Тоже в любовницы пристроить? Бред…
Находились и такие, кто прилагал изрядные усилия для того, чтобы встретиться с ней и выразить хорошо завуалированное «фе» по поводу того, что себе позволяет барышня из такой достойной семьи. По счастью, данная категория была представлена всего двумя экземплярами. Второму из них Мэри изложила свою точку зрения не только предельно доходчиво, но и громко. Инцидент произошел не где-нибудь, а на званом вечере, который ее уговорила посетить встревоженная бледностью и кругами под глазами бабушка. После этого желающие поставить ей на вид исчерпались, а сама она сделала вывод, что если бы первый экземпляр услышал то же, что и второй, то второго попросту не было. И что это людям спокойно не живется?
Между тем у Мэри не было времени ни на поддержание создавшегося реноме, ни на его опровержение. Прошло около трех дней после принятия ею предложения Константина, когда с ней связался профессор Эренбург. Старый нейрофизиолог, ни на йоту не изменившийся с тех пор, как она видела его в последний раз (что было совершенно неудивительно в его возрасте), категорически потребовал, чтобы она явилась к нему на предмет обследования и консультации. Недоумевая, что же он считает нужным обследовать у нее, Мэри тем не менее почла за лучшее не сердить вспыльчивого старика и явилась точно в назначенное время.
Здесь, в клинике, она поначалу даже не смогла задать имевшиеся у нее вопросы. Эренбург был собран, слегка (но с каждой минутой все сильнее) раздражен и неумолим, как уравнение перехода. Он сразу же заявил своей посетительнице — или жертве, с какой стороны посмотреть, — что будет готов обсудить с ней происшедшее в системе Таро только после того, как она даст ему возможность сопоставить некоторые факты. И Мэри не оставалось ничего другого, как согласиться.
Тесты она запомнила смутно, безропотно позволив делать с собой все, что заблагорассудится деловитым, хмурым медикам. К разъему тарисситового импланта поочередно подключали различные приборы, в кровь вводили какие-то препараты, состав дыхательной смеси, подаваемой через маску на лице, постоянно менялся. Ее о чем-то спрашивали, она что-то отвечала, окружающее пространство покачивалось, как крохотная лодка на океанской зыби. Кажется, в какой-то момент на заднем плане мелькнуло сосредоточенное лицо доктора Смирнова, биохимика, известного ей еще по обследованию объекта «Доуэль» на орбите Бельтайна. Это было совсем неплохо, она и с генетиком Павлом Гавриловым с удовольствием встретилась бы. Вот только о чем бы ни думали люди, окружающие в данный момент кресло, в котором она полулежала, ее удовольствие в списке явно не значилось.
Наконец все закончилось. Мэри поднялась на ноги, разминая затекшую спину и с некоторым недоумением косясь в окно, где уже сгустились серые осенние сумерки. Взгляд на хронометр: восемь вечера. Куда делся целый день?! Заметивший ее удивление Эренбург только хмыкнул, соорудив на лице гримасу снисходительного раздражения.
— А вы как думали, Мария Александровна? — проскрипел он, с видимым трудом выбираясь из-за лабораторного стола. — Исследования занимают время, тут уж ничего не попишешь.
Она пожала плечами и слегка поморщилась: лицо и кисти рук кололи тысячи невидимых иголочек. Чем
