– Пешком, по берегу – три часа. Я покажу. Иван не колебался ни секунды.
– Сашка! Заводи!
Место стоянки школьного автобуса произвело на экипаж гнетущее впечатление. Рядом с весело блестевшим на солнце оконными стёклами автобусом находились десятки могил. Иван потрясённо разглядывал таблички из кусочков пластика, на которых аккуратным детским почерком были выведены имена. Особую жуть, почему-то, нагоняли пририсованные авторучкой на обороте солнышки, цветочки и, на табличках с женскими именами, принцессы. Несмотря на страшенную жару, Иван почувствовал, что его бьёт озноб. «Ужас!»
В двух сотнях метров от автобуса, на берегу, стоял величественный трёхэтажный особняк. Без крыши и без межэтажных перекрытий. Что это было за здание – Маляренко так и не понял. Для завода – маленькое. Для дома – большое. В особо прочный ступор ввела толщина кирпичных стен – полтора метра. Да и сами кирпичи были странными. «Наверное, клинкер. Э-эх!»
То, что обнаружилось внутри, больше всего напомнило Ване посылку брата. В углу дома была сложена гора всяких вещей, тщательно укрытая громадным куском плотного, местами промасленного брезента. Мужчины быстро стянули брезент.
– Фьюу! Сашок. Я, кажется, знаю, откуда к нам наш кораблик принесло.
– Ага, – моторист, позабыв о кладбище, радостно улыбался, – это ж тот самый трап!
Неизвестные моряки, перед своей смертью полностью вычистив свой (или не свой) кораблик, собрали нехилую коллекцию занятных вещиц. «Уууу. Маша порадуется!»
Ваня с восторгом обозревал кучу МЕБЕЛИ. Деревянной! Буфет, три шкафа, куча стульев. И одно трюмо! С целым, в рост человека, зеркалом! По меркам этого мира это была такая роскошь, которую было трудно описать.
С восторженных мыслей Ивана сбил грохот кастрюль и сковородок, слетевших с холодильника. Холодильник был самый обычный. Белый, весь в наклейках и с шильдиком «Бирюса». «Это мне мерещится!» Сашка уже залез наверх и увлечённо ковырялся в недрах железной кучи.
– Во! Нашёл! Крякнув, мужчина вытащил обычную пятидесятилитровую алюминиевую флягу.
– Там ещё одна. Иван засучил рукава и тоже полез наверх.
Пятидневный голодный переход дался всем очень тяжело. Алексей постоянно закидывал в море удочки, но так ни разу ничего и не поймал. Дети страдали от жары и солнца и много плакали. Особенно маленькие. Женщины, падая с ног от усталости, не успевали их утешать и поить водой. С водой тоже была задница. Приплюсовав все найденные фляги, бутылки, кастрюли и вёдра к уже имевшимся ёмкостям, Иван получил триста сорок четыре литра объёма. Воды было в обрез.
К концу похода голодные обмороки среди взрослых пассажиров стали нормой, а у Ивана начались галлюцинации. Всюду мерещился запах жареной картошки. В животе давно уже перестало урчать, голова постоянно кружилась, а перед глазами кружились разноцветные звёздочки.
– Сашка, в порт не пойдём. Рули к Юркиному ручью.
– Там камни.
– Сам знаю! – С голодухи Маляренко был чертовски раздражительным. – Рули туда, я сказал.
– Капитан, вода. – Таня держалась лишь на морально-волевых. Девушка снова исхудала и теперь, казалось, её зелёные глазищи занимали половину осунувшегося лица. Капитан облизнул потрескавшиеся, солёные губы и с тоской поглядев на полупустой стакан, отрицательно покачал головой.
– Сашка! Ходу давай!
К знакомому пляжу подошли уже в вечерних сумерках. Лодка замерла на якоре всего в десяти метрах от гряды камней, с которых так любил рыбачить Николай. Плюнув на осторожность, Иван сиганул в тёмную воду. Глубина оказалась под подбородок.
– Сидите все там! Никто никуда не прыгает! Я сейчас вернусь.
Слава Богу, никого из чужих на хуторе не оказалось. Юра, выпучив глаза, на неизвестно откуда взявшегося шефа, собрался было встревожено закудахтать, но был остановлен ударом кулака. Шеф выгреб из холодного котелка остатки ужина и, на ходу хрустя куриной косточкой, принялся раздавать указания. Находящейся на последнем месяце беременности Насте было поручено срочно готовить ужин. Нет. Не так. УЖИН. Агроному, сонно хлопавшему глазами, был вручен арбалет и отдан приказ стрелять в любого чужака, буде таковой объявится.
– Ну, Юрбан, готовься!
– А?
– За мной!
Через три с половиной часа все девятнадцать найдёнышей были благополучно высажены на берег и доставлены на хутор. Так Иван Андреевич Маляренко стал самым многодетным «дядюшкой» в этом новом мире.
– Борис… э… Михайлович, возьмите автомат. Вы переселяетесь на хутор. Временно. Присмотрите за детишками и за порядком. «И за учительницами, тоже, присмотришь!»
– За забор никого не выпускать. Чужих – тупо отстреливать. Всё. Можете идти.
– Олег. Толика – взашей. Звонарёв пусть меня дождётся. Архаровцев привёл? Сколько? Четверых? Все годны? Запомни – ты теперь за них полностью отвечаешь, понял? Согласен? Ну что ж… пусть их будет четверо. Начинай их гонять, чтобы не расслаблялись. Всё. Ступай.
– Сашка, грузись и выходи в море. Пойдёшь с Таней к лагерю ребят, – Иван кивнул на оцепеневших Валентина и Алексея – таким они Босса ещё не видели, – вывезешь всё их имущество и снимешь стёкла с автобуса. Чтобы через две недели железно был здесь. Возьмёшь в помощь двоих парней Олега. Скажешь, я велел. Всё. Выполняй!
– Теперь вы.
Иван обернулся к спасённым мужчинам. Те изобразили полное внимание. Маляренко постарался говорить как можно мягче. «Только бы не спугнуть!»
– Ребята. То, что вы сделали, это подвиг. Это лучшая ваша рекомендация. Я бы с удовольствием принял вас к себе, что думаете?
– А у нас есть выбор? – Голос Валентина был полон горечи и сарказма. Становиться пейзанином ему совершенно не хотелось.
– Выбор есть всегда. Буду с вами откровенен. Я заинтересован в Вас. Особенно в Анне. Медработник нам очень нужен. Я дам вам жильё, пищу и безопасность. Все ваши вещи останутся у вас. От вас потребуется верность и труд. Иван поймал себя на мысли, что говорит, словно средневековый феодал. Кхмм! «Дожил!»
– А где ж тут выбор-то? – Лёха ощетинился, словно ёж. Глаза его недобро поблёскивали – то, что ему предлагали, называлось простым словом «рабство».
– Вы можете уйти. Вы не крепостные, в конце концов. Заплатите мне десятой частью своих вещей за перевозку и можете быть свободны. Или просто отработаете. Обоснуетесь, где захотите. Выживете – я вас, ребята, равными считать буду. И сильно уважать. Но на мою помощь можете больше не рассчитывать. Бандитов я в этих краях почистил, но кто знает? Женщины – это слишком большой приз. «Останутся»
– А дети?
– А дети мои! – Иван моментально вызверился.
– И учительницы тоже. Я им дам кров, пищу, свою заботу и защиту. И всё, что они нашли, включая автобус, будет их «приданным». Ясно?
– Мы дадим вам свой ответ завтра.
Парни одновременно поднялись и, пошатываясь от слабости, вышли из комнаты. «Какие ершистые, однако! Останутся. Не дураки…»
– Мы вам, Иван Андреевич, очень благодарны, но мы хотим попробовать сами. Мы отработаем перевозку, кров и еду и уйдём. На лице Ивана не дрогнул ни один мускул. «Блииииин… Как жаль!»
– Три месяца будете работать у Юрия Владимировича на огороде и в птичнике. Будете уходить – получите рассаду. Всё. Свободны. «Как жаль!»
Лето закончилось. Началась тёплая осень. Маша, толстая, словно уточка, теперь всё чаще просто сидела среди цветов, на веранде в удобном мягком кресле, привезённым мужем с севера. Вечная стройка почти закончилась, и лишь на доме Бориса ковырялся Семёныч, доделывая последние дела. Муж был дома,
