– Можно на 'ты' и просто Костя, – капитан протянул котелок с гуляшом, – ужин.
– Ваня. – Маляренко подхватил котелок и с превеликой осторожностью принялся за еду. Губы были как оладьи и нифига не чувствовали.
– Да, Ваня, ты прав, это Азовское море. И это…
– Угу. Уань. – Мясо было очень горячим.
– Кубань. Да. – Костя замолчал, не зная о чём говорить дальше, но в этот момент из трюма вытащили пяток белых женщин, найденных в поселении негров. Маляренко доел, отложил котелок и тоже уставился на баб. Видок у них был не очень. Совсем не очень. Одна из женщин была явно не в себе, подругам её пришлось кормить с ложечки. Женщины, когда то совсем недавно бывшие молодыми и красивыми, несмотря на то, что были абсолютно наги, никакого желания не вызывали. Ни у Вани, ни у ребят из экипажа. Маляренко посмотрел на сумасшедшую и ему вдруг стало так её жалко, что в разбитом носу защипало, на глаз навернулась слеза.
'Ой. Как щиплет!'
– Осуждаешь? – Костя сел рядом, привалившись спиной к фальшборту. Маляренко-демократ совсем уж было открыл рот, чтобы ляпнуть, мол, да, конечно осуждаю, но тут всё дело испортил Маляренко- реалист.
Иван вспомнил, как дробил кувалдой ни в чём ПЕРЕД НИМ ЛИЧНО не виновных людей, каким образом строили свой Бахчисарай его приятели Лужины, как он торговал женщинами и поперхнулся.
– Нет. Не осуждаю. Я уже давно не делаю поспешных выводов о том, чего не знаю.
Маляренко отвернулся. Перед глазами стоял дядя Паша.
'Не суди, да не судим будешь'
Ваня расслабился и слегка привалился к плечу Кости. Тот от такого панибратства удивлённо задрал брови, но промолчал. Было видно, что сидеть пленнику тяжело и больно.
– Костя. Расскажи, а. Чего там дальше то было. Выстрелил ты в меня, а дальше?
– Нечего рассказывать. Тебя с палубы смело, как пушинку, а лодка твоя сразу полный ход дала. Резко. Мы вроде и рядом уже были, но не успевали никак. Восемь метров было, отсюда и до борта твоей лодки, когда они мимо шла. Лёшка крюк решил забросить, а тут из рубки его из арбалета и подстрелили. Пока мы опомнились, лодка твоя уже проскочила. И всё. Попробовали на вёслах догнать – не получилось. Максимум – с той же скоростью шли. Был бы ветер – догнали бы. А так – бесполезно.
– Ясно.- Ваня искоса посмотрел на соседа. Невысокий коренастый крепыш с густой бородой и седой шевелюрой впечатления бандита не производил. Ну никак. Глаза у него были… умные. Да и речь была слишком правильная и развитая. – А чего пришёл-то, Костя? Ужином покормить?
– Нет. Поговорить. Напоследок.
– Хм. Напоследок… Ну говори, Костя. Говори. Ты добрый коп? А поп – злой? Это он тебя прислал? Психолог ваш доморощенный…
Капитан усмехнулся.
– Да чего уж 'доморощенный'? Психолог-психотерапевт высшей категории он. С огромным опытом работы.
Фьюу!
– А чего ж он меня тогда, этим… гипнозом…
– Хе! Вань, – Костя по-настоящему ухмыльнулся, – а с чего ты решил, что тебя не гипнозили?
– ???
– Да не получилось у нас ни хрена. Два раза пробовали. Глаз стеклянный, слюни текут, башка у тебя болтается, а говорить – ничего не говоришь. Ну он и…
Через два часа Кольцов с удивлением обнаружил, что из него потоком льются слова, а его собеседник только молчит, кивает и внимательно слушает. Не перебивая и не переспрашивая. На лодке давно все угомонились и, выбросив за борт плавучий якорь, легли спать, а он, капитан корабля сидит рядом с пленным и изливает ему свою душу!
– Стоп!
Пленник по-хозяйски хлопнул по палубе здоровой ладонью.
– Хватит, Костя. Я всё понял. Это не поп тебя прислал. Это тебя самого ко мне принесло. Выговориться захотелось? Душа болит, Костя? Воротит тебя, – Маляренко обвёл рукой лодку, – от всего этого? Не твоё это, Костя. Совесть мучит.
Капитан пришибленно сидел, невидящим взглядом уставившись на звёзды.
– А давай ко мне, Костя? Поворачивай лодку, а?
Голос чужака вплетался в мозг ядовитым плющом, мягко обволакивал и усыплял.
– Давай ко мне, Косссстттяааа…
'ТЬМА ЗА НИМ!'
Капитан вздрогнул, опомнился, подскочил и, ни слова ни говоря, двинул своим огромным кулачищем прямо в разбитый глаз Ивана.
Занавес.
Глава 5.
История, рассказанная Костей прошлой ночью, Ивана не тронула. Ничего принципиально нового он не услышал. Это было даже неинтересно, хотя, казалось бы… если Кольцов не наврал, то сейчас он плыл прямиком в самую многочисленную общину из всех ему известных. Становление этого квази-государства произошло точно так же как и у него в посёлке. И точно так же как и в Бахчисарае. И у Спиридонова на севере. Через кровь, насилие и слёзы.
'Всё одно и то же. Эх, люди, люди…'
Правда был в рассказе капитана один момент, который Ваню здорово смутил. И речь тут шла не о матушке-прорицательнице (о которой Костя сказал всего пару слов, но, правда, с большим уважением), а о духовенстве.
В той общине, которую представлял Кольцов, существовала ГОСУДАСТВЕННАЯ ИДЕОЛОГИЯ.
Воинственное и нетерпимое к любому инакомыслию православие.
Это было круто! У него в Севастополе ничем таким и не пахло. Все жили так, как им заблагорассудится, а всю идеологию Крымчан можно было сформулировать одним словом – богатей! У жителей же города- государства под названием Новоград было всё значительно жёстче: или ты живёшь по правилам, либо вообще не живёшь. Третьего не дано.
Услыхав о том, что всей контрразведкой в Новограде заведуют попы, Маляренко немного струхнул. Его, Ивана, борзое заявление отцу Илие о его, так сказать, воинствующем атеизме, теперь показалось Ване чересчур опрометчивым. Масла в этот огонь подлила информация о том, что этот садист-вонючка (определение К.С. Кольцова) является правой рукой и первым замом самого отца Петра, человека, которому они все обязаны самим своим существованием и который и является духовным лидером… эээ… нации.
Вот об отце Петре Кольцов говорил долго, обстоятельно, часто осеняя себя крестом. Ваню от такого отношения к этому человеку проняло. Было заметно, что уважение бывшего тренера по вольной борьбе к отцу Петру не показное.
– Да. Как залетели мы в эти горы, так такой бардак начался… И ведь самое поганое, что не только нашего народу там было, а всяких… тоже хватало.
