улыбчивый Вася доставал свой прут и плоскогубцы, которыми он держал палец, Ваня, писаясь от ужаса, дрожащим голоском посылал своего палача в пеший эротический поход. Потом, правда, приходилось размазывать сопли и слёзы и умолять больше ЭТОГО не делать, но каждый раз, когда Вася приходил на работу, его ждало 'да-да, и сегодня ты снова иди на…!'
Ваня потянул носом затхлый воздух пещеры. Сломанный нос постепенно обрёл способность к обонянию и стал различать запахи. Дыма не было. Не было и весьма специфичного запаха раскалённого железа.
Маляренко снова потянул носом воздух.
'Да неужели?'
Дверь резко распахнулась. На пороге стоял всё тот же Василий Алибабаевич и всё так же весело ухмылялся.
– Маляренко! На выход! С вещами!
– Салам, Алибабаевич! На… иди.
Дежурный удар в диафрагму Ваня даже не заметил. Подтянув спадающие штаны, он двинул 'на выход'.
– Мужики, вы чего? Я сегодня не в форме…
– Заткнись. – Неизвестный Ивану солдат содрал с него штаны и, крепко взяв за локоть, вывел голого Ваню из пещеры на улицу.
'Да и фиг с ним! Как хорошо!'
Было очень раннее утро. Как бы даже ещё и не ночь. На востоке едва начало светать, а всё небо было всё ещё усыпано звёздами.
'Сияй, безумный бриллиант!'
В башке пиликал Пинк флойд, отчего крыша ехала капитально. А может, всё дело было в кислороде.
Ветер, шумевший в соснах, густо растущих на склоне горы, был таааакиииим вкусным! Ваня ветел головой и дышал, дышал, дышал. То, что его сейчас казнят, он уже понял. Как это будет, его совершенно не интересовало. Он просто шёл, радуясь тому, что босые ноги вместо камня ощущают траву и никак не мог надышаться.
'А-ФИ-ГЕТЬ! А я-то, дурень, думал, что 'перед смертью не надышишься' это просто расхожая фраза!'
Неизвестный солдат и известный Василий привели Маляренко на утоптанную площадку перед ещё одним входом в пещеру. Судя по обилию построек перед воротами, ведущими вглубь горы, это была одна из главных и весьма плотно заселённых пещер. Вся эта площадка была огорожена высоченной, метров в пять, каменной стеной, по которой ходили часовые. Ещё на ней была здоровенная деревянная вышка, очень похожая на те, что стояли в Севастополе и Бахчисарае. Возле ворот горел костёр, вокруг которого сидело ещё шесть или семь солдат.
– Здарова, мужики!
– И тебе… – Дежурный осёкся. Мимо него два младших послушника из службы внутренней безопасности вели весёлого и голого мужика, -… не хворать.
Старший дежурной смены отвернулся. Эти попы достали, но идти против них это… Вон, один уже пошёл…
Голого мужика отвели на площадку возле главных ворот. Там, в ожидании руководства уже с полчаса, зевая и вяло переругиваясь, сидело четверо ополченцев. А на земле лежала громадная буква 'х'. Андреевский крест. Когда до Ивана дошло что это за штука, он даже немного возгордился.
'Ипическая сила!'
– Вась, а ваши эти… батюшки. Они что, меня за Господа Бога держат?
'Ой, бля! Зря я это сказал!'
Вася, ни слова не говоря, снова двинул в многострадальный глаз Маляренко. Подсветив округу искрами, Ваня резко успокоился. Каждый новый удар по левому глазу был настолько болезненным, что отбивал всякую охоту шутить и балагурить.
– Ну чего? – Вася тоже успокоился и тоже, почти по-дружески, подмигнул и помахал молотком. – Предпочитаешь сразу или сначала помучаешься?
'Ах ты, Абдулла недоделанный!'
Ваня припомнил товарища Сухова и с теми же интонациями ответил.
– Лучше, конечно, помучаться.
Честно говоря, в число привычек Ивана Маляренко не входило мерянье инструментами с другими мужиками. И даже в баню ходить он предпочитал с женщинами. А там, где это было не возможно (например, в гостях у Серёги Спиридонова) – в баню он ходил в одиночку. Так что полного понимания надо ли стесняться того, что он нынче такой открытый всем ветрам чувак, или, наоборот, есть повод погордиться, у Вани не было. Правда жёны его никогда не жаловались и даже, старательно отводя глаза, по секрету ему шептали, что у него-то с размерами всё тип-топ и вообще – ого-го! Но это же жёны… им на эту тему положено так говорить.
Ополченцы споро примотали руки и ноги Ивана душистыми верёвками к концам креста и, для верности, прихватили петлёй ещё и живот. Ваня снова потянул носом – запашок от этих канатов был уж больно знакомый.
– Конопля?
– Конопля. Не туго?
'Заботливый какой!'
– Нормально. Мужики, а я чего вот прямо так и буду висеть?
– Прямо так и будешь, а что?
Старший ополченец с интересом посмотрел на нестандартного висельника.
– А я слышал, что под задницу ещё это… сидеть чтоб.
– Угу. В задницу можем поставить. Нужно?
Маляренко отыграл назад.
– Да ну. Обойдусь.
– Поднимай!
На помощь к команде установщиков пришли дежурные и десяток мужиков быстро поставил жуткое украшение на невысоком пригорке возле ворот.
– Ну как?
– Да как… – Ваня закряхтел. Старшой, спасибо ему, примотал тушку довольно плотно, так что какую то часть веса удалось с рук снять, но всё равно… – хоть выпрямлюсь, наконец. А то в этой камере – в три погибели.
– Ну, я рад.
Старшой снова с интересом поглядел на тощего клиента. Одна рука его была туго забинтована, а левый глаз заплыл хронической опухолью. Опухоль сочилась кровью и выглядела довольно мерзко. Весь правый бок и предплечье у этого человека были милого зеленовато-фиолетового цвета.
'Досталось ему'
Мужчина нервно оглянулся на сидевшего позади креста Василия. О тюремной пещере безопасников в городе ходили жуткие слухи.
– Проваливай. Нечего тебе тут…
Васька лениво махнул рукой и завалился подремать. На востоке, над морем, показался краешек солнца.
– Ого! Ой! Мама!
Девушка, вышедшая с пустыми вёдрами из пещеры, сначала во все глаза уставилась на Ивана, потом трогательно покраснела, пискнула и, бросив вёдра, убежала внутрь горы.
Маляренко расстроился окончательно.
'Баба, да ещё с пустыми вёдрами. Денёк будет так себе'
