Таня всхлипнула. Она так и не простила того человека, что сейчас умирал в лачуге на пустынном берегу, но муж, её НАСТОЯЩИЙ муж настоял на том, чтобы всё рассказать детям. Хотя бы старшим детям, которых его бывший друг, Иван Маляренко, качал на руках.
– Ступай, сын! Мне ещё с Анютой разговаривать.
Таня смотрела на своего первенца. Он ведь ни капли не похож на того человека. Только глаза. Глаза и характер. Упрямый и прямой.
Ваня встал, ничего не соображая, чмокнул маму в щёку и, пошатываясь, вышел из комнаты. Уже в дверях его догнало мамино 'прости'.
На берегу Ивана и Анюту встречала невысокая некрасивая немолодая, загорелая до черноты женщина. Лицо её, покрытое густой сеткой морщин, тем не менее, улыбалось.
– Как ты на маму похожа, Анечка.
Анна Иоанновна удивлённо остановилась.
– Я Алина, подруга твоей мамы, Анечка. И вашего папы тоже, – женщина запнулась, – подруга. Это мой младший сын.
Невдалеке, опираясь на костыль, стоял мальчишка лет пятнадцати. Он, его мать и дядя Иван и составляли всё население заброшенного посёлка Булаево. Мальчик приветливо помахал рукой.
– Пойдёмте, я вас провожу. Здесь недалеко, всего два с половиной километра будет. И это… вас доктор зовёт.
Брат и сестра переглянулись и пошли за хромоногим мальчуганом.
Иван шёл, обняв за плечо сестру, и пытался уложить в голове новости, которые вывалили на него за последний день дядя Станислав и дядя Юра. Оказывается, не было никакой Великой Встречи на Мраморном острове. И Великий Договор главы общин подписывали не 'в устье Великой русской реки', а здесь, этих самых сараях. И что мотором и инициатором сближения общин выступал вовсе не Олег Шабельский, а его отец, который все эти пять лет своей жизни прожил здесь, на этом безлюдном берегу. И что 'Беда' – самая старая лодка общины, вовсе не утонула, а всё эти годы исправно возила отца из одного порта в другой. И тот, прежний экипаж отца тоже был здесь. И что именно в этом месте мирились, спорили, ругались и драли друг друга за бороды Игошин, Алексеев, Спиридонов и его отчим. А затем дружно пили и снова спорили до хрипоты. Снова дрались и мерялись у кого хрен крепче. Но именно отсюда и разошлись по всему Причерноморью те реформы, что круто изменили за последние пять лет жизнь и в Крыму и в других местах.
После долгих споров, уговоров и угроз Иван Маляренко-старший привёл все четыре крупных общины к единому знаменателю. Единое право, единые налоги, единая валюта и открытый свободный рынок. Без пошлин и таможни. Исчезли закупные. Были переведены на север многие производства из Бахчисарая. Особой любовью главы общин друг к другу не воспылали, но прошлые обиды они, всё же, сумели преодолеть и перевели свои взаимоотношения в конструктивное русло.
Наконец, был избран первый Глава Русской конфедерации – Олег Шабельский, человек здесь новый и мало кому известный. Его выбрали только под бешеным напором Ивана, который просто-таки заставил всех сделать этот выбор.
'Мда… и не было никакого Большого Совета… была пьянка вон том сарае, а после неё был мордобой, опять'
Новоизбранный Глава Всея Руси доказал перебравшему ближнику Алексеева, что и кулаками он тоже махать умеет.
Впереди показались лачуги. От крайней отделилась фигурка и, размахивая руками, помчалась навстречу небольшой процессии.
– Ну где вы ходите?! Быстрей! ОН очнулся. Доктор зовёт. Быстрей, быстрей!
Немолодой уже старшина хрипел и заполошно дышал.
– Давайте уж… поспешите.
Анька сорвалась с места легко, будто лань. Она всегда бегала хорошо, уж очень длинные у неё ноги.
Маляренко, почему то вспомнил их детские догонялки в саду за домом.
'Врёшь – не уйдёшь!'
И припустил следом.
В прорехи камышовой крыши был виден маленький кусочек неба. И вовсе не ультрамарин, а какой-то белёсый, с дымком. Это Ваню огорчило – ему очень нравилось бездонное южное небо. Завораживающее. Синее. Без облаков. Смотришь в него и падаешь. Вверх.
А сейчас не получается.
Потом в прорехе появилась птица. Степной орёл, паря кругами на немыслимой высоте явно кого-то высматривал.
'Здорово. Красиво'
Самым замечательным было то, что птица нарезала круги, не покидая того клочка неба, что был виден через прохудившуюся крышу.
В глаза посветили фонариком.
'Тьфу, ты!'
– Док, пошёл на хер.
'А Док молодец. Не болит ничего…'
Над ухом зашушукались. Тихо. Невнятно. Сил повернуть голову не было и Ваня просто продолжил наблюдение за полётом орла.
Сначала он увидел светлый золотистый локон, потом над ним склонилась…
– Маша?
Говорить не получалось. Получалось сипеть. Сердце забило в рёбра с силой кувалды, на глаза навернулись слёзы. Его услышали. Нежные руки промокнули платком залитые слёзами глаза и знакомый голосок произнёс.
– Нет, папа. Это Аня.
Хххааахххх…
– Папа. Это Ваня.
– Деда, я – Дима.
– А я – Лёша.
Детские голоса были тихими и осторожными. Маляренко скосил глаза. Рядом с Манюней, ой, нет, с Анечкой маячили две лопоухие детские головки.
– Деда, не болей.
– Да. Деда – не болей. Мы тебя любим!
– Сын.
Трёхпалая рука поднялась и немедленно утонула в громадной и крепкой лопатообразной ладони.
– Сын.
Иван посмотрел на незнакомого мужчину с ярко-синими, как у него, глазами, улыбнулся и умер.
– Дети! Дети! Сдавайте ответные листы мне. Время вышло. Уакпаев, долго ты ещё будешь в окне ворон считать?! Ты что? Дирижаблей никогда не видел?! Петров, Петров прекрати немедленно! Так. Ещё одно небольшое объявление. Кто желает съездить на экскурсию в порт – записывайтесь у старосты класса. Да? Что тебе, Егоров? Нет, поездом не поедем. Поедем на лошадях – заодно сделаете опытную работу по ботанике. Всё. Время вышло.
В средней школе номер три города Симферополь зазвенел звонок.
