Хоронили пустые гробы, над которыми парторг, управляющий и секретарь райкома произнесли унылые торжественные панихиды. Толпа, собравшаяся во дворе шахтоуправления, тяжело молчала, и обвисшие куски кумача болтались на древках, как трупы на виселицах. Плакали вдовы. Плакал Костя Краснов — глядя на портрет отца с черной лентой через угол. Крошилась, превращаясь в прах, пересушенная кладбищенская земля, и ветер сразу же выдул из могильного холмика длинные, красноватые языки пыли.
В этот день Краснов-младший стал Красновым-старшим. Ему только исполнилось четырнадцать, и он был единственным мужчиной в семье. Последним мужчиной.
Через две недели он сдал вступительные на экономическое отделение техникума автоматики, и уехал, оставив воспоминания детства и угольную пыль за стеклами вагона. Этого хотел отец, и этого хотела мама. Он должен был пробиться. И он пробился.
Дети играли на пляже под присмотром Лёлека, усевшегося под грибком.
Амбал истуканом сидел на стуле в прихожей, а Болек рассматривал журналы на кушетке, возле окон гостиной.
Диана, переодевшись в джинсы и свободную фланелевую рубашку, готовила обед для детей и, то и дело, пыталась подавить желание проскочить мимо амбала и, выбежав на крыльцо, закричать «Помогите!». Это было чисто рефлекторным желанием, как подуть на обожженные кипятком пальцы, но разум все-таки брал верх — кричать бесполезно, помощи не будет.
В гостиной, в кресле, сидел хитрый, неглупый человек, с холодными, как у пресмыкающегося, глазами и ждал. Он просто ждал, не читал, не расхаживал по комнате. Диана понимала, что происходящее сегодня невероятно важно для него и, именно этим, заняты его мысли. Сколько он вынашивал эту идею? Сколько месяцев план? Как это у них там называется — оперативная разработка? Что главное для него? Деньги? Власть? Зависть? Хотя власть здесь не причем. Сделав этот шаг — он должен готовился осуществить уйти на дно. Ни в коем случае не проявляться, а настоящая власть требует легальности. Для преступников за рубежом он никто — просто лакомый кусок, если они не в доле. А если в доле? Все равно — власть в том мире для чужака так же недоступна, как и здесь. Значит, зависть и деньги. И что первично, а что вторично — особого значения не имеет.
Костя, конечно, деньги переведет, и этот упырь отправит их дальше немедленно, раздробив на мелкие части, тысяч по сто, сто пятьдесят, на мелкие западные банки. Оттуда — дальше, в Африку, конечно, он не сунется, но Южная Америка — в самый раз. Там он сведет мелкие суммы в две-три, сменит страну. Далее, через брокеров, по чекам, купит ценные бумаги и опять сменит страну. Переведет капитал на брокерскую контору в новом месте пребывания, продаст акции и, получив чек, опять исчезнет. Если эту механику знает она, то Лукьяненко знает ее еще лучше. Найти его будет невероятно сложно, особенно, если он купил себе паспорт какой-нибудь страны, это сейчас вполне реально, а не купил, так купит обязательно. Костя может связаться с Интерполом и трассировать деньги, но для этого нужно время…
И тут до Дианы дошло, что она инстинктивно посчитала слабиной в плане Лукьяненко. Это было настолько просто и страшно, что она зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать. Все станет на свои места и замысел будет безупречен в любом случае, если на Лукьяненко не падет подозрение. Отправителем будет Костя, получателем «левая» фирма или фирмы. А сам Краснов и его семья бесследно исчезнут. Пропадут. Уедут на Запад и не вернутся. Значит, у Лукьяненко есть сообщник там, в Германии, и Косте осталось жить не более суток после его звонка. А ей и детям столько же, но здесь.
Диана с ужасом посмотрела через окно, на шумящий кронами лес. Заповедник. Совсем рядом, час ходьбы, озеро Три Собаки, они были там прошлым летом, окруженное с двух сторон глубокой «Лошадиной топью», за ним, вытянутое, как сабля, озеро Княгиня, а правее Кабаний водопой — клякса с черной холодной водой. Они исчезнут навсегда, под жирной торфяной коркой или в озерной воде, без следа. Какие уж тут следы — Лукьяненко обо всем позаботится. Костю убьют в Германии — наши профессионалы давно облюбовали Берлин, а многоуважаемый шеф безопасности рванет позже, когда возмущенная пресса уже известит всех о краже века и обвинит в ней управляющего третьего по величине банка на Украине.
— Стоп, — сказала себе Диана, — может быть, я фантазирую? Может, я со страха себе такого надумаю, что этому ублюдку и в голову не приходило. В конце — концов — это же не Чандлер или Флеминг, а обыкновенный советский плебей с манерами альфонса. Спокойней, Диана, твое воображение сыграет с тобой дурную шутку, если ты впадешь в панику без всяких оснований. Может, этот тип примитивен, как молоток и просто уверен в том, что успеет сбежать. Зачем ему брать грех на душу, если он надеется скрыться?
А с другой стороны, если я права, то этот план будет стоить всем нам жизни. Костя и не подумает, что все может приобрести такой оборот. Он заплатит, а, когда убедится, что мы в безопасности, пойдет по следу, как терьер, и достанет Лукьяненко из-под земли. Это у него в характере. Не из-за денег, а за предательство. Но он ничего не успеет. После того, как он сделает перевод, он исчезнет, — догадка Дианы превращалась в уверенность, — и они исчезнут.
Сердце Дианы пропустило удар, и холодная, сильная рука страха погладила ее по спине — нежно и безжалостно, так, что что-то замерзло в солнечном сплетении… Деньги и зависть. Она всегда боялась зависти. Теперь уже в прошедшем времени. Боялась…
Краснов оказался удивительно настойчивым человеком. Он позвонил в тот же вечер, около десяти.
— Привет!
— Привет, — сказала Диана.
— Я вот о чем подумал, если люди привыкают к жизни на необитаемом острове, то, наверное, ты и ко мне когда-нибудь привыкнешь.
Диана молчала.
— Я знаю, Ди, — продолжал он, — что сегодня ты почему-то все время на меня злилась, и мне очень бы хотелось понять — почему? Я обидел тебя?
— Нет.
— Уже хорошо. Может быть, ты просто не можешь переносить мое присутствие? Я тебе противен?
— Нет.
— Тогда, я думаю, что у нас нет причин шарахаться друг от друга?
— Я тоже так думаю.
— Значит, я могу просить тебя о встрече?
Диана помолчала несколько секунд, а потом, решившись, сказала:
— Да.
— Вот и отлично, — обрадовался Костя. — А то я никак не мог догадаться, чем ты меня стукнешь: каблуком или сумочкой. Неприятно сидеть и ждать от красивой девушки только этого.
— Я тебя бить не собиралась. — Диана уже жалела, что не бросила трубку, как только услышала его голос. — Слушай, тебе никогда не говорили, что ты самоуверенный тип?
— Говорили. А тебя нервировала моя самоуверенность?
— Да. Нервировала. И сейчас нервирует, если хочешь знать!
Он рассмеялся.
— Странно. Если бы я краснел, заикался и не мог связать двух слов, то свидание прошло бы успешно. Ты бы была в восторге, про себя назвала бы меня тряпкой и гордо удалилась не оглянувшись. Похоже?
— Наверное, — неуверенно сказала Диана.
— Или другой вариант. Я смотрю на тебя сальными глазами, хватаю за грудь и коленки, зажимаю в подъезде и, схватив тебя за подбородок, награждаю крепким мужским поцелуем. Годится?
— Я бы тебе точно врезала, — сказал Диана. — Уж в этом можешь не сомневаться.
— И не сомневаюсь. Ты о том, как бы мне врезать, сегодня все время мечтала и без повода. А вот если бы я тебе его дал… Но есть третий вариант. Давай представим себе, что я именно такой, каким ты меня представляешь — наглый, самоуверенный тип…
— И циничный… — добавила Диана.
— До ужаса, — согласился Костя. — Циничный, двуличный… Что там еще у нас есть? Ага… Развратный, подойдет?
— Не знаю. Ты меня за коленки не хватал.
— Тогда снимается с повестки дня. Я и так уже сосредоточил в себе все самое плохое. И вот эта
