очередь. Я люблю тебя.
— Да, милый. — Она говорила тихо. — И больше ничего не надо было говорить.
— Я все испортил, да?
— Нет. Ты все исправил, глупый. Я тоже люблю тебя. Но девушке нельзя говорить об этом первой.
Он сел в кресло напротив нее и их взгляды встретились.
— По законам жанра ты должен сейчас сказать, что никому до меня этого не говорил.
— Я никому до тебя этого не говорил.
— Это, конечно, не правда, но мне почему-то хочется поверить.
— Ди, это правда. Я прекрасно обходился без этого.
— Тогда — я тебе верю.
— Ты веришь, потому что это правда.
— Я верю, потому, что хочу верить. Это не играет никакой роли, Костя. Я тебе верю.
Они опять замолчали.
— По законам жанра ты должен меня целовать уже пять минут назад.
— Это будет не просто поцелуй.
— Я знаю. Ты уже рассказывал.
— И ты меня уже не боишься?
— Я тебя никогда и не боялась. Я боялась себя.
— А теперь?
— Теперь — нет.
Он прикоснулся к ее губам чуть-чуть, нежно, как обещал. Они на мгновение замерли, словно перед тем, как броситься в ледяную воду, и Диана услышала в тишине гулкие удары своего сердца.
А дальше… Дальше она забыла о страхе, и ничего не слышала, кроме своего и его дыхания. Он был так мучительно нетороплив.
Это было лучше, чем все, о чем она мечтала. Его губы, руки делали именно то, что хотелось ей в ее девичьих снах, переполненных током горячей, пульсирующей крови. Как долго она ждала, как много теряла…
Он оторвался от нее, и они посмотрели друг на друга мутными от желания глазами.
— Милый… — сказала она. — Если я скажу, что меня еще никто так не целовал, ты мне поверишь?
— Это, конечно, неправда, но мне почему-то хочется верить.
— Но это правда. Хотя я не могу сказать, что прекрасно обходилась без этого.
— Вот теперь я тебе верю.
Они рассмеялись.
— Я пойду в ванную, а ты постели постель.
— Хорошо. Полотенца чистые.
— Ты это уже говорил.
— Да?
— Ты ведь знал, что этим сегодня кончится?
— Этим все начнется.
— Я верю, потому что хочу верить.
— Ты веришь потому, что знаешь, что это правда.
Она стояла под струями теплой воды и наслаждалась ожиданием. Это было восхитительно — знать, что через несколько минут тебя обнимут теплые нежные руки, то сегодня вечером рядом с тобой будет любимый человек. Это чудо. Еще год назад она не знала его, никогда не видела. А сегодня — ближе его у нее никого нет. И, даст Бог, она уже не будет одинока. Она не боялась показаться неопытной, разве это имеет значение? Разве что-нибудь имеет значение, когда происходит Чудо?
Диана вышла из ванной и скользнула под легкое одеяло, всей кожей ощущая свежесть накрахмаленных простыней. Она всегда любила спать обнаженной, но сейчас воспринимала свою наготу по-другому. Это было женское ощущение. Он никогда не видел ее тела и сейчас увидит впервые. Повинуясь порыву, она убрала одеяло и забросила руки за голову. Ей хотелось, что бы он увидел ее, когда войдет.
Бра освещало комнату не равномерно и кровать в изножье тонуло в сумерках, темнота затаилась в углах и за окнами.
— Словно покрытый снегом остров, — подумала Диана, — и на этом острове мы вдвоем.
Они лежали крепко прижавшись друг к другу. Переплетясь ногами и не размыкая объятий.
— Я счастлива, — сказала Диана, — что у нас это случилось. Я счастлива, что ты мой первый мужчина, я счастлива, что было так хорошо. И просто потому, что ты есть.
— Я не сделал тебе больно?
— Нет. Я почти ничего не почувствовала. Но мы испачкали кровью твое белье.
— Ерунда. Так, маленькое пятнышко.
— И не только кровью. В комнате просто пахнет сексом.
Она тихонько рассмеялась.
— Мне нравится этот запах. Мне нравишься ты. Мне очень понравилось то, что мы с тобой делали.
— Я обещаю тебе, что будет еще лучше.
— Ты врешь. Лучше не бывает.
— Бывает, Ди. Для нас с тобой каждый раз будет еще лучше. Я люблю тебя.
— Я люблю тебя тоже. Мне кажется, что я летала. У меня совсем нет сил.
— Ты останешься у меня сегодня?
— Надо позвонить маме.
— Ты останешься у меня завтра?
— Да. Но мама будет ужасно огорчена.
— Чем?
— Моим поведением. И папа тоже.
— Может быть, они будут за тебя рады. Давай завтра я с ними познакомлюсь.
Она засыпала.
— Милый, у меня нет сил. Я не в том состоянии, чтобы думать о завтрашнем дне. Я хочу думать только о сегодня. Который час?
— Восемь пятнадцать.
— Разбуди меня через час, милый.
Через час она позвонила домой и сказала, что ночует у подруги.
Через неделю переехала к нему.
Через месяц они стали мужем и женой, а к концу года на свет появился Марк Константинович Краснов. Горластый, толстощекий малыш с живыми, как ртуть глазами. Родители были молоды и счастливы. Жизнь была прекрасна. Впереди был новый, 1986 год. Год больших перемен.
Часть 2
День казался бесконечным. Диана чувствовала себя постаревшей на добрый десяток лет.
Солнце падало за лес, еще отсверкивая на речной глади, но свет его уже стал нежно золотистым, и в нем появились первые красноватые блики. Ветер перед закатом словно умирал — у него не было сил тревожить тяжелые кроны сосен, и он трогал ветви совсем тихо, лишь шевеля длинные, плотные на ощупь, иглы.
Чуть дальше, в чаще, темнота уже успела упасть на землю, покрытую толстым слоем осыпавшейся хвои. Лучи солнца сюда не проникали, запах подопрелых сосновых игл стелился над самой почвой, пряный и тяжелый. Это был первобытный лес, сохраненный военными, как заповедник. 200 тысяч гектаров чащи, болот, озер, лесных речушек, буйных кустарников отводились для охоты генералитета, для вельможных забав которого был выстроен охотничий домик и несколько легких коттеджей.
В этих местах было несчетное множество кабанов, оленей, лисиц и прочей живности, озера полны жирными ленивыми карасями, а осенью, хвойный ковер приподнимали крепкие, яркие головки грибов. Удивительней всего, что в лесных озерах, тихих и мрачных, прижился лотос, настоящий лотос — и в июле — августе Княгиня, Три Собаки и Кабанье укрывались, потрясающим воображение, розово-перламутровым
