— Это только версия, как ты понимаешь, у меня не было возможности собрать информацию в серьез, — начал, наконец, Тоцкий. — Я сразу был
— Я понял.
Неторопливо, четко выверяя сказанное, Тоцкий изложил ему свой вариант произошедшего, ни словом не упомянув, ни МММа, ни то, что Костя жив, ни то, что, по его расчетам, Диана с детьми уже пересекла границу. Только костяк интриги — так, как он ее видел и понимал. Не более.
— Похоже, — задумчиво сказал Миронов, чуть погодя. — Несколько масштабнее, чем я себе представлял, но в целом и общем — похоже. Не скажу, что тонко продумано, но, скорее всего, я не все знаю, для того, чтобы оценить изящество замысла.
— Вот за что я вас особо люблю, — произнес Тоцкий, с плохо сдерживаемой злостью, — это за то, что там, где я вижу сломанные судьбы и забранные жизни, вы находите изящество замысла.
— Так оно есть! — возразил Миронов, провожая взглядом огромный грузовик с синим матерчатым тентом прицепа, — Что делать, если оно есть? Вы, конечно, ребята ушлые, но материалы на вас, с момента открытия банка, копятся и копятся. Вы в постоянной разработке, как и все остальные. Что-то мы упускаем, что-то вы успеваете спрятать, но цельная картина у нас есть в наличии. И вчера была, и позавчера.
— Ждали, как ты говорил, команды «фас»?
— Давай лучше так — просто ждали команды. И дождались.
— По-твоему, правдивый ты наш, это нормально? Рвать нас на части не по закону, а по отмашке?
— Послушай, Андрей! А почему это вас, собственно, нельзя порвать? Почему ты так убежден в том, что вы особенные? Да никакие вы не особенные! Чуть умнее, чуть крупнее, чуть удачливее — и вся разница. Могли порвать других, но приказали — вас. Основания-то есть. Вы все одним мирром мазаны — и большие, и малые. И средние тоже.
— Закон суров, но он закон. Но не для всех. И не всегда. Сегодня в программе нашего цирка — правосудие по жребию, — объявил Андрей голосом шпрехшталмейстера. — На арене — группа дрессировщиков-силовиков, и стая диких и кровожадных банков. Алле-оп!
— Можешь иронизировать, сколько хочешь. Шут гороховый! — с раздражением сказал Миронов. — Что ты мне пытаешься доказать? Смелость свою?
— То, что и вы одним мирром мазаны, Александр Сергеевич. Ты, и твои шефы. Тебе сказать, пока нас никто не слышит и не видит, сколько денег я им переносил? Так, прикидочно, плюс-минус сто тысяч? Знать хочешь?
— Ты на меня чужие грехи не вешай. Я у тебя денег не брал.
— Так и я у тебя их не крал. Что ж ты мне руки крутил?
— Крылья не проросли, Тоцкий? Нимб голову не жмет?
— Нет. Это только ты у нас святой. А мы грешные. Нам по рангу ангельские атрибуты не положены. Мы банкиры — чертово семя. А вы — не о себе, о простом народе, о державе заботитесь! А ты представляешь себе, что начнется сейчас? Сколько денег у нас на вкладах? Те самые пенсии, «гробовые» деньги, новогодние, праздничные и прочие? А сколько фирм вы сегодня завалили? Сколько предприятий? Ты наивный, наверное? А кредиты, векселя, зачетные схемы, снабжение, сбыт, зарубежные контракты? Зарплатные программы? Карточные счета? Дальше перечислять? Они ведь не в воздухе держались — на нас, кровопийцах! Ты думаешь, всем этим людям кто-нибудь что-нибудь вернет? Хрен тебе! — Тоцкий перевел дыхание. — Всю жизнь терпеть не мог фанатиков и энтузиастов! Честное слово, если бы ты за долю работал, я бы тебя понял! Так нет — за идею!
Тоцкий нервно хохотнул.
— Работнички! Ты тут из себя целку корчишь, а все это делается для того, чтобы у нас отобрать и между собой поделить. И ничего другого, вроде мировой справедливости и царства закона, за этим нет. Банальный «гоп-стоп», только с размахом.
— Вор у вора шапку украл. — Сказал Миронов мрачно. — А тот кричит — держи вора!
— Точно. Здорово формулируешь, почти как Гегель. Только тебе-то что? Ты же на другого вора работаешь! И этому вору по хер, совершенно, кого, попутно, он гробанет. Бабушку Дусю, или какой заводик. Он о своем кармане думает! Боже мой, ну, где вас, таких идиотов, берут? Разводят, что ли? — Тоцкий вздохнул и понизил тон. — Нет за этим правды, капитан, нету! Никакой! Ничего за этим нету, кроме жадности к деньгам и к власти. Не на государство ты работаешь, Александр Сергеевич, а на вполне конкретных лиц. И пока ты этого не поймешь — майором, как ни жаль, не станешь. Так, что, говоря твоим языком, ты такая же сволочь, как и я, только с другой стороны баррикады.
Оба замолчали, не глядя друг на друга. Тоцкий, извернувшись, с трудом достал из кармана сигареты и, все-таки, закурил, хотя во рту было горько и сухо. Есть ему хотелось — немыслимо. До боли в желудке.
— Ты, какого года? — спросил он, чуть погодя.
— Шестьдесят седьмого, — сказал Миронов. — А ты — шестьдесят четвертого.
— В деле написано?
— Ага. — Миронов закашлялся. — Вот, блин.
— Чего ты кашляешь все время, как чахоточный?
— Курить бросил неделю назад. Кашель — задрал. И жрать постоянно хочется. И курить.
Тоцкий щелчком отправил окурок на асфальт и проводил взглядом красный огонек, брызнувший искрами.
— Я два раза бросал, — сказал он
— Как говорил Марк Твен, — начал Миронов.
— Нет ничего проще, чем бросить курить, — закончил за него Тоцкий.
Мимо, обдав их густым облаком выхлопа плохо настроенного дизеля, проехал очередной грузовик.
— Куда едем, Шарапов? — спросил Андрей.
— В СИЗО я тебя не повезу, — сказал Миронов серьезно, — не думаю, что это безопасно. До утра перекантуемся у меня в кабинете, а потом пойду просить начальство о спецрежиме содержания. Как для особо важного свидетеля. Аргументы у меня есть.
— Аргументов я твоему начальству отнес столько, что и выпустить можно.
— Ну, это вряд ли… Но о том, что, сколько и кому ты носил, настоятельно рекомендую не упоминать. Не дразни гусей.
— Просто сообщаю, что имею законное право на доброе к себе отношение. Слушай, Саша, а ты на нашем деле давно?
— С тех пор, как вы метизный банкротили. Только там я не нашел ничего такого.
— Было бы удивительно, если бы нашел. Все делалось согласно букве закона. С минимальными отклонениями. — Тоцкий вспомнил, как Калинин разрабатывал схему банкротства, и как изящно она была проведена в жизнь, и невольно улыбнулся. Прихвастнул Миронов, говоря, что его ведомство имеет полную картину их деятельности. Явно прихвастнул.
— Так это на тебя Денис жаловался? Молодой, горячий, роет, что твой шагающий экскаватор — асфальт пластами поднимает…
— Рыбаков Денис? На меня.
— Денег не предлагал?
— Не-а.
— А предлагал бы — ты б не взял?
— Не взял бы.
— Хочешь — угадаю?
— Что?
— То, что квартиры у тебя нет. Машины тоже нет. Живете вы с женой у твоих родителей. И в отпуск не ездили года два.
— Почти угадал, — сказал Миронов. — Только жены у меня тоже нет. Умерла жена три года назад. При родах. Вместе с ребенком.
И добавил.
— Мы дочку хотели.
