– И было это в 29-ом году, – продолжил Губатый, не отрывая бинокль от глаз. – Какая тропа, Лена? Что от нее осталось за столько лет?
– Расщелина осталась, умник! – огрызнулась Изотова. – Понятно, что тропы нет. Она и тогда была условно проходимая. А разлом в кромке обрыва исчезнуть не должен!
Разлом действительно был, практически над мини-медведем.
В этом месте скала раскололась, часть грунта, вместе с несколькими деревьями, рухнула в образовавшуюся щель – разлом густо зарос кустарником. В цейсовскую оптику было хорошо видно оранжевую россыпь недозревшего шиповника и черные пятнышки спелой ежевики.
Третья примета – огромный валун, похожий на половинку гигантского глобуса, был не виден, но там, где он по идее, должен был быть, громоздился оползень, напрочь перегородивший пляж. Из огромной буро- желтой кучи земли и камня, словно сломанные спички, торчали вековые сосны.
Как бы не хотелось Пименову противоречить и дальше, но казаться смешным в глазах Ленки и Ельцова не хотелось совсем.
– Да, это здесь… – сказал он. – Проверь лодку, Лена. Надо промерять глубину вдоль скалы. Ты как, Олег? Пойдешь со мной?
– Да, – с готовностью откликнулся Ельцов. – Конечно, Леша…
– Оставайся на «Тайне», – отрезала Изотова недовольным тоном. – Толку от тебя…
– А какая разница? – спросил Олег с вполне понятной тоской в голосе. – Тут болтает, там качает…
Ветер действительно начал ощутимо задувать со стороны моря, поменяв направление несколько раньше обычного. И хотя прогноз на неделю был нормальный, Пименов, насмотревшийся, как при вполне нормальных прогнозах, штормовое море, внезапно разыгравшись, вышвыривает на берег огромные сухогрузы, напрягся. Но барометр – старинный, голландский, присланный в подарок матерью – показывал «ясно» и падать пока не собирался.
«Тайна» стояла на якоре на глубине в двадцать пять саженей, в четырех кабельтовых от берега, недалеко от обширной банки, перекрывавшей вход в бухту с правой стороны. Место на случай шквала было не так, чтобы очень, по идее, надо было бы стать подальше, но Пименов не торопился с выбором. Очень уж хотелось отыскать проход вдоль мини-медведя, прикрывающего бухту с самой опасной стороны. Идеальное было бы местечко для стоянки.
– Давайте-ка, спустим лодку на воду, – предложил он. – Я промеряю глубины и, если осадка позволит – станем на спокойной воде. И с моря нас видно не будет.
Надувной четырех с половиной метровый «Адвенчер» с подвесным «Маринером» на пятнадцать сил, висел на кран-балке по правому борту. Спустить его на воду было делом нескольких минут.
Губатый спрыгнул в лодку, подстыковал к кронштейну экран переносного эхолота, проверил бак и запустил мотор. «Маринер» заработал ровно, наполнив воздух равномерным гудением – словно рядом появился дантист с бормашиной.
– Ну, кто со мной? – спросил Пименов, ухватившись. – Давайте, голубки, решайте…
Изотова перемахнула через леер, как заправский мариман[11], ловко сохранила равновесие но, Леха мог поклясться, намеренно тут же его потеряла, вынудив Губатого подхватить ее подмышки, чтобы она не упала за борт.
Контакт получился плотный, что называется – по всей площади. Изотова ехидненько улыбнулась и аккуратно высвободилась из крепких объятий.
– Спасибо, – сказала она голосом пай-девочки. – Мне куда?
– Садись вперед, – буркнул недовольно Пименов, устраиваясь возле румпеля. – Берешь блокнот и пишешь, что я тебе говорю.
– Уже начинать?
– Не умничай. Запишешь не афоризмы, а результаты промеров. Олег, отвяжи швартовый.
– Понял! – отозвался Ельцов. – Есть, отвязал! Лови веревку, Пима!
– Это называется – конец! – сообщила Изотова, откровенно веселясь. – И надо говорить: лови конец! Или – держи конец! Звучит забавно! Эй, Пима, держи конец!
Прочный капроновый тросик упал в лодку.
Пименов включил передачу, мотор перешел на басовое звучание, и «Адвенчер», пританцовывая на волнах, отвалил от борта «Тайны».
– Класс! – сказала Изотова, оглядываясь по сторонам. – Море, ветер и солнце! Как мне вас не хватало!
За день лежания на солнце (с небольшим перерывом на легкий перекус), она, благодаря крему, не обуглилась, а лишь слегка подрумянилась, как булочка на противне у хорошей хозяйки. Кожа на плечах хоть и подгорела, но не приобрела нездоровый красноватый оттенок, лицо словно разгладилось и на щеках стал виден нежный золотистый пушок, совсем как на кожице созревшего персика.
Лодка летела по воде, иногда подпрыгивая настолько высоко, что винт мотора какие-то доли секунды рассекал воздух. Ельцов, стоя у борта «Тайны», помахал им рукой и тут же судорожно ухватился за леера – бот чуть-чуть качнуло. Ленка же, сидящая на носу надувной лодчонки, скачущей в облаке брызг, словно резиновый мячик, напротив, была весела и вела себя так, будто всю жизнь провела на корабле, а не прожила последние десять лет у другого моря – мелкого, неторопливого, холодного.
Они подошли вплотную к скале. «Мини-медведь», брюхо которого поросло густыми, как настоящая медвежья шерсть, водорослями и мелкими ракушками, нависал над ними черным, высоким боком. Проход между банкой и скалой был узковат, метров пятнадцать на глаз, но дальше мель резко забирала вправо, открывая синюю глубокую воду.
– Был такой фильм, – внезапно произнесла Изотова, когда Губатый сбавил скорость и мотор перешел с
