постели.
Ее подруга не успела понять, что произошло и, думая, что Эмма отказала ей, готова была застонать от обиды. Но та заперла дверь и вышла на середину комнаты. Лучи закатного солнца мягким светом падали на Эмму. Она медленно расстегивала пуговицы на своей рубашке, одну за другой. Сейчас ей хотелось лишь одного – снять с себя всю одежду, которая вдруг сковала ее тело, будто была не из тонкой дорогой ткани, а из грубого сукна. Эмма хотела снять все, до последней детали, чтобы быть к Кейн максимально близко, чтобы ничто больше не разделяло их. Эмма была просто сведена с ума любовным настроением, заполнившим все вокруг, что готова была поддаться на все, что бы ни пришло Кейн в голову.
Первая преграда между ними была преодолена: рубашка соскользнула с плеч и упала на пол. Стройная Эмма, в темно-зеленом шелковом бюстгальтере и с распущенными белокурыми волосами, будто сошла с картины.
– О, да у нас, похоже, обновка, – улыбнулась Кейн.
– Я помню, кое-кто однажды обмолвился, что зеленый – ее любимый цвет, – ответила Эмма, проведя кончиками пальцев вниз по животу и остановившись у застежки на джинсах. Она немного нервничала, ведь с тех пор, как они с Кейн начали встречаться, ее тело заметно изменилось. Две беременности оставили на нем свои неизбежные следы в виде растяжек.
Эмма повела бедрами, и джинсы упали, собравшись вокруг лодыжек. И вдруг она почувствовала себя абсолютно незащищенной, все несовершенства тела будто оказались на виду не у одной Кейн, а у всего мира. Прошла едва ли не целая минута, Кейн не проронила ни слова. Эмме хотелось закричать. Она молила Бога поскорее опустить за Землю ночь, чтобы спрятаться в ее спасительной темноте.
– Я знаю, после рождения Ханны…
– Я знаю, что после рождения Ханны ты все такая же красивая и сексуальная, как в первый раз, когда я увидела тебя вот так, – Кейн спустила ноги с кровати и села. – Тебе со мной нечего стесняться, радость моя. Я сейчас так тебя хочу, что боюсь напугать своим напором.
– Никогда не напугаешь. – Эмма, как зачарованная, смотрела, как Кейн расстегивала рубашку. Сотней промилле алкоголя ударила в голову возможность наблюдать обнаженное тело Кейн.
На Кейн осталась лишь одна белая повязка, которую врач наложил прошлым утром. Пол под босыми ногами казался враждебно холодным. Кейн сделала пару шагов к Эмме и прижала ее к себе. Впервые за четыре года. В одно мгновение пол превратился в раскаленные угли, которые проникали своим жаром от ступней по всему телу. В голове Кейн пронеслась мысль избить Джованни до полусмерти: если бы не заказанный им выстрел, она могла бы самую желанную женщину отнести в постель на руках. Кейн потянулась, желая обнажить Эмму, но в последнюю секунду остановилась и заглянула в ее глаза, будто спрашивая разрешения.
– Я умру, если ты не прикоснешься ко мне.
Кейн расстегнула изящные лямочки дорого белья и чувственными ладонями провела по ягодицам Эммы, окончательно их обнажая. Непреодолимое желание сжало все внутри. Раздев до конца Эмму, Кейн прижала ее к себе.
– Пожалуйста, милая, я больше не могу ждать, но не хочу, чтобы тебе было больно, – прошептала Эмма.
Кейн целовала ее шею:
– Большую часть работы тебе придется сделать самой…
Эмма смотрела, как Кейн ложится в постель и тонет в подушках. Эмма чувствовала атласную кожу и обвила ногами ее талию. Кейн гладила колени и бедра Эммы, а дальше, чтобы не растянуть швы, провела лишь одной рукой по направлению к торчащим розовым соскам.
– Кейн… – задыхаясь, выдавила Эмма, когда пальцы любимой ласкали и дразнили ее напряженные соски. – Милая, я так хочу… мне просто необходимо, чтобы ты прикоснулась ко мне там, ниже.
– Иди сюда, любимая.
Эмма поднялась на ноги и прошла по кровати к изголовью, которое своей ажурной ковкой доходило почти до самого потолка. За него было удобно держаться. Эмма переступала так, что ее ноги были по обе стороны от Кейн.
– А теперь садись. – у Кейн захватило дыхание. Нежный интимный запах ни с чем невозможно было перепутать, он мог принадлежать только Эмме. Кейн почувствовала сладостную тоску, и это было подобно возвращению в родной дом. Она закрыла глаза и нежно провела расслабленным языком по самой интимной части тела Эммы, от одного конца к другому, постепенно надавливая и углубляясь, ощущая, как стенки сжимаются вокруг ее языка, а потом поцеловала требовательно и сильно.
– Как хорошо, – закидывая голову, простонала Эмма и схватилась за спинку кровати.
Кейн сжала бедра Эммы, заставляя ее двигаться в собственном ритме, и та вновь подчинилась. Четыре года желания подошли к концу так стремительно… Первый спазм удовольствия пронзил тело Эммы. Она не смогла сдержать крик, не думала о том, сколько в доме было людей. Тело порывисто задрожало, и Эмма заплакала, не в силах сдерживать переполняющие ее чувства. Она отчаянно хотела, чтобы Кейн взяла то, что принадлежало ей по праву, хотела отдать все без остатка, немедленно.
– Все в порядке, милая, спустись ниже и позволь мне позаботиться о тебе, – услышала Эмма и прильнула к Кейн, оказавшись в более удобной для этого позиции. Слезы полились с новой силой, едва Эмма ощутила, как властные пальцы вошли в нее, и это чувство стремительно вытеснило все другие.
– Любимая, я тоже хочу, показать тебе, как сильно я скучала. – Эмма поняла, что потеряла контроль над своими мыслями, которые сумасшедшим вихрем носились в ее голове, отказываясь приобретать стройность. И она отбросила их все, до одной, понимая, что сейчас любые слова кажутся ненужными и неважными в сравнении с ритмичными движениями тел.
Когда-то давно, они перепробовали, казалось, все мыслимые позиции, и в каждой было по-своему хорошо, но эта была у Эммы любимой, потому что позволяла открыться навстречу Кейн. Потому что Кейн видела, как Эмма наслаждалась ее прикосновениями – в сокращении мышц ее стройных ног, в энергичном движении все выше и выше, чтобы добраться до того высочайшего предела, куда вела ее Кейн. И Эмма не боялась потерять над собой контроль в бешеном ритме страстей, потому что знала: снизу ее всегда подхватят сильные руки Кейн.
Эмма до боли сжала собственные соски, когда по всему телу, словно ударом тока, прошел новый мощный спазм. И Эмму накрыло жаркими волнами оргазма, который она больше не могла, да и не хотела сдерживать. Последний рывок, и она упала в руки Кейн, прижавшись к ее груди. Все еще не придя в сознание, Эмма инстинктивно гладила плоский живот Кейн. А у той в голове оставалась единственная мысль: каким огромным счастьем было знать, что Эмма позволяет ей видеть себя в моменты предельной уязвимости.
– Ты в порядке? – спросила Эмма, едва переведя дыхание.
– Разве это не я должна у тебя спросить? – Кейн водила пальцами по груди Эммы, оставляя влажные следы – свидетельство их страсти, и чувствовала, как все тело ее любимой снова напрягается. – Какая у тебя кожа… Какой у тебя запах… – Кейн спрятала лицо в растрепанные светлые локоны. – Как я люблю твой вкус, – Кейн провела языком по своим пальцам.
– Продолжишь в этом духе, и я вообще не выпущу тебя из этой комнаты. Никогда.
– Это что, угроза?
Эмма села на постели, чтобы видеть лицо Кейн.
– Воспринимай это как хочешь, только дай мне возможность вернуть тебе должное.
– Делай что угодно, любимая.
– Посмотрим, помню ли я еще, как сделать тебе приятно, – Эмма нежно целовала Кейн.
– Если не помнишь, в твоем распоряжении столько времени, сколько понадобится, чтобы заново всему научиться.
– Вот такой я тебя всегда знала, – шепнула Эмма, прокладывая дорожку поцелуев по животу любимой.
Кейн сходила с ума, чувствуя едва ощутимое прикосновение соска Эммы к своему клитору. Она обхватила Эмму правой рукой за голову и настойчиво потянула вниз.
– Нет, детка, не время проявлять коварство.
