документах всё сказано. Должность в трубопроводной фирме, цель командировки, штампы въезда от земской полиции Швабии, проставленные на административной границе с Баварией.
– По делам фирмы, герр унтервахмистр, – ответил он невозмутимо. – Поиск новых партнёров и новых заказчиков.
– Не далеко ли заказчиков от Мюнхена ищете?
– Что поделать, герр унтервахмистр, фирме нужны заказы.
– Ничего у вас не выйдет, – полицай вернул документы. – Проезжайте.
Суров завёл мотор. Унтервахмистр махнул рукой напарнику, тот кивнул и открыл шлагбаум. Полицай долго и пристально рассматривал удаляющуюся машину. 'Смотри, смотри', думал Всеволод, глядя в зеркало заднего вида, испано-сюиз 68-го типа в Баварии много, а уж красный цвет был самым распространённым.
В Аугсбурге Всеволод не бывал без малого два года. Город с тех пор по первому впечатлению изменился мало. Всё те же каменные одноэтажные домики в пригороде и центре, те же кварталы давно не ремонтированных трёх- пятиэтажных доходных домов, не изменилось и перестроенное после уличных боёв в гражданскую здание бывшего театра, в котором теперь размещалась английская военная администрация. Чрезвычайно мало деревьев – с двадцатыми не сравнить, дороги, вымощенные ещё в прошлом веке, содержатся только в центре, большинство названий улиц и проспектов на инглише, у некоторых даже названия английские. Горожане на улицах попадались из самых разных слоёв, кто побогаче – одеты по английской моде, кто победнее – носили простенькие костюмчики либо донашивали старые мундиры, встречались на улицах и натуральные голодранцы совершенно опустившегося вида. Наличие в городе большого количества бездомных собак давно уже не удивляло, а кошек и крыс никто и не считал.
Суров свернул на Амагазаки-аллее, нужный ему переулок он помнил зрительной памятью. Он свернул в подворотню П-образного доходного дома и проехал её насквозь. За домом располагались кварталы частного сектора, там – среди одно- двухэтажных домиков размещалась автомастерская Юргена Хормеля.
Суров остановился у широких свежевыкрашенных в серое ворот, дважды посигналил. Юргена Хормеля он знал несколько лет. Хормель был автослесарем, обязанным Сурову если не жизнью, то достойным существованием. В тридцать третьем Всеволод спас его семью от голодного прозябанья и помог открыть автомастерскую, с тех пор фирма Хормеля не сказать, что процветала, но имела более менее стабильные заказы и постоянных клиентов.
Ворота открыл молодой парень в спецовке. Привычно-придирчиво осмотрел машину потенциального клиента и приглашающе распахнул воротицу на распашку. Суров заехал во двор, пристроившись позади чёрного форда. Из ангара доносился громкий скрежет, периодически перекрываемый ударами металла о металл. Наконец, вышел хозяин – немного обрюзгший, в заляпанных тёмными пятнами спецовке и кепке, высокий крепыш лет слегка за сорок на вид. Старик Хормель был по-прежнему крепок. А ведь в декабре Юргену исполнится пятьдесят восемь, подумалось Сурову.
– Карл! – широко и обрадовано улыбнулся Хормель, стягивая перчатки. – А я всё гадал, куда ты подевался!
– Здравствуй, Юрген.
Они стиснули друг другу плечи, как старые друзья. Хормель покивал головой, словно всё ещё не веря в приезд друга и компаньона Карла Заммера.
– Карл, дружище! Я смертельно обижусь, если ты немедленно не разопьёшь со мною пинту-другую пива.
– С утра? – улыбнулся Суров. – Но если ты приберёг чесночные колбаски твоей Марты…
– Ты помнишь их, да?
– Помню, Юрген. Вкусней колбасок твоей жены не готовят во всей Швабии. Кстати, передавай ей привет. И дочерям.
– Передам, обязательно передам. Пошли, Карл ко мне в контору. Поговорим.
Хормель обернулся к маячившему у ворот работнику.
– Рольф, скажи там, чтоб без меня продолжали.
– Яволь, герр Хормель.
Контора Юргена размещалась в пристройке. Переступив порог, Суров ощутил, что всё здесь осталось как и прежде. Тот же рабочий кабинет с единственным окном и причитающейся конторской мебелью, всё та же кухонька с примусом, эмалированной мойкой и белым кафелем по стенам, всё та же комната отдыха со столиком и турецкой кушеткой, на которой хозяин автомастерской иногда ночевал, если были срочные заказы к утру и приходилось допоздна возиться с машиной.
– У тебя всё по-прежнему, – заметил Суров.
– Как привык, так и есть, – ответил Хормель, выставляя на столик пузатые стеклянные пивные кружки и дубовый бочонок с пивом. За бочонком последовали тарелки, куда Хормель положил толстенькие остропахнущие колбаски.
Всеволод невольно сглотнул набежавшую слюну от одного только вида закуски.
– Сперва о деле, Карл? – спросил Хормель, разливая пиво.
Суров кивнул, не сводя глаз с янтарного напитка, пенившегося в кружке при налитии из краника бочонка. Они сделали по большому пробному глотку.
– Нужна машина, Юрген. Всё равно какая, но только чтоб французская или британская.
– Это не трудно, Карл. Вот если бы тебе фольксваген понадобился…
– Проще на лбу написать 'разыскивается полицией', – Суров улыбнулся.
Юрген тоже улыбнулся, глотая пиво.
– Когда нужна?
– Желательно к вечеру.
– Извини, Карл, но к вечеру никак не успею. Только к утру…
– Хорошо, пусть к утру.
– А с испано-сюизой твоей что делать?
– Разбери на запчасти.
Хормель кивнул, откусывая колбаску. Он задумался, не спеша при этом работая челюстями и потягивая пиво.
– Ты надолго в городе?
– Нет, Юрген, – ответил Суров, откусывая от очередного колечка. Потом глотнул пиво и добавил: – Машина нужна 'чистая', мне её придётся бросить.
– Это понятно, Карл. Потом новая понадобится?
– Нет. Потом я покину Аугсбург и даже не попрощаюсь.
– Жаль. Я думал, ты ко мне в гости зайдёшь…
– Чтобы Марта познакомилась с таинственным компаньоном? А стоит ли?
Хормель вздохнул и покачал головой.
– Ох, Карл… Что за жизнь такая? Что даже друга к себе домой не пригласить?
Суров не ответил. На глаза ему попалась убранная в шкаф фотокарточка в картонной рамке, видневшаяся среди стопки приходных книг. Года два назад эта фотокарточка висела на стене. Марлен Дитрих крупным планом в анфас, лицо прикрыто ниспадающей со шляпки вуалью. А вот патефон и стопка пластинок остались на месте.
– Поставь Марлен Дитрих, Юрген. Будем говорить о приятном.
– Знаешь, у меня нет больше её пластинок. Теперь она поёт для янки.
Суров пожал плечам, несравненную Марлен теперь многие не любили, не любили за то, что она в прошлом году приняла гражданство Североамериканских Соединённых Штатов.
– Тогда поставь что хочешь, только не этот идиотский джаз.
Хормель усмехнулся, джаз он не любил и до оккупации.
Райнёльштрассе, протянувшаяся ближе к центру Аугсбурга, выглядела не в пример чисто, ей даже подошёл бы эпитет 'дисциплинированно'. Побелённые бордюры, топтать которые пешеходы избегали в силу тевтонского характера, вымытые окна домов и словно языком вылизанные тротуары, свежие, легко
