нельзя.
Катрин кивнула:
— Я понимаю. Только сейчас туда не проскочить. Поворачивать придется, да где там, вы немцев взбаламутили. Нужно дух перевести. Не возражаете, товарищ лейтенант? Мы же сейчас на улице как племенной хрен на ровном месте. Полчаса роли ведь не сыграют?
— Если б мы знали, девушка, про те полчаса, раньше бы отходить начали, — лейтенант стиснул челюсти. — Куда ни сунься, везде фрицы. Ладно, где здесь перекурить можно? Мы эту часть города совсем не знаем.
Рыжий сторожил у ворот. Остальные обессиленно привалились к стене и наблюдали, как девушка занимается окном. Высокий матрос сунулся было помочь, но Катя кратко и исчерпывающе его послала. В кармане комбинезона нашлись рабочие рукавицы, и с треснутым стеклом она справилась бесшумно. Под точным ударом приклада лопнула петля решетки.
— Да ты, видать, девица из деловых, — подал голос раненый. Он сидел, прислонившись спиной к стене из ракушечника, и все пытался отереть запекшиеся губы.
— Война учит, — Катя напряглась и отогнула решетку. — Давайте, сюда немцы в последнюю очередь сунутся.
— Зато захапать нас здесь — все равно что за той бульбой до погреба смотаться, — заметил высокий матрос.
— Не болтай, — оборвал лейтенант. — Полезли. Раненого поднимайте.
Овощной магазин закрылся еще в 41-м, но неистребимый запах подгнившей картошки, землистой моркови и прочей сельскохозяйственной продукции все еще стоял в подсобном помещении. От бочек в углу так шибало тухлой капустой, что слезы наворачивались.
— Ну и форшмак, — проронил чернявый матрос. — Мамой клянусь, здесь химическое оружие прятали. Надо было эти бочки на немцев скатить.
— Отдохни, Гриша, — устало приказал лейтенант. — Сюда не сунутся. Курите, сейчас дальше двинемся.
Закурили только двое: нескладный солдат, с на диво обшарпанной винтовкой, и крепыш, подпоясанный немецким ремнем с пустыми подсумками от «МР-40». Раненый лежал, закрыв глаза. Катя лазила по углам, подсвечивая себе электрическим фонариком.
— Девушка, да вы присядьте, — попросил лейтенант. — Как пройти к Херсонесу, объясните? Или вы к нам присоединитесь? Я от Рудольфовой слободы дорогу представляю, а отсюда… Нам бы проводник из местных не помешал.
— Сейчас, — Катя выбралась из-за груды пустых ящиков, поставила на стол две трехлитровые банки с соком. — Вроде персиковый. Может, не испортился?
— От то дело, — оживился Гриша, — без понтов и в самое яблочко. — Морячок вытянул из ножен немецкий штык.
Катя своим ножом поддела ржавую крышку второй банки.
Сок больше походил на разведенное варенье, — сладкий и густой, но бойцы пили с наслаждением.
— Мне оставьте, — попросил рыжий автоматчик Паша, сидевший у заколоченной витрины и наблюдавший за улицей сквозь щели в досках.
— Тебе в первую очередь, — заверил моряк. — Ты со своей тарахтелкой здорово помог. Ну и барышне, конечно, отдельный поклон. Правильно я говорю, товарищ лейтенант?
— Правильно, — сказал лейтенант и исподлобья посмотрел на девушку.
«Стесняется, — поняла Катя. — Он же не старше меня. Наверное, из последнего пополнения. Ремни еще новенькие, кобура даже блестит. Вляпался парнишка. Все они вляпались. А раненый… ох, ну и дерьмо эта война».
— Товарищ лейтенант, вы не из 142-й бригады будете?
— Возможно, — осторожно ответил лейтенант. — Мы встречались или просто так интересуетесь?
— Просто так спросила. Вы, товарищ лейтенант, не беспокойтесь, — я ничего выпытывать не собираюсь. У вас военная тайна, а я по другому ведомству прохожу.
— Это по какому же? — живо заинтересовался Гриша-морячок. — На сансестричку не похожа. Честно, из снайперов будешь? Среди связисток я таких красавиц не встречал. Без трепа, запомнил бы влет.
— Ты из Одессы, что ли? — без особого интереса спросила Катя.
— А то не заметно, — обиделся моряк. — Я, шоб вы знали, коренной одессит, с Дачи Ковалевского. Известный район, санаторный. Георгий Половец меня именуют. Не слыхали? — Боец повел плечом, демонстрируя чудом уцелевшую на разодранной гимнастерке медаль «За отвагу».
— Ты, Половец, что с Дачи, пока сок пей, — Катя повернулась к лейтенанту. — Меня Екатериной зовут. Работаю по комсомольской линии. Полагаю, лишних вопросов задавать друг другу не следует. Мне скоро идти будет нужно. Вам карту оставлю, — девушка задрала штанину комбинезона, вытащила из-за голенища сапога сложенную карту и включила фонарик.
Лейтенант придвинулся так поспешно, что фуражка на нос съехала.
Катя вздохнула. Еще надеется парень. Если он из 142-й бригады, то на войне меньше недели. Нашивок за ранения нет, медалей нет, точно, прямо из училища сюда загремел. Не спецназ, не разведка, на петлицах пушечки, как ему отсюда уйти? Эх, парни, парни…
— Вот Камышовая бухта. Вот мыс Херсонес. Обозначений нет, но вот здесь 35-я батарея. Вот мыс Фиолент. Ты мне, товарищ лейтенант, ничего не говори, я человек без документов, личность случайная. Но куда был приказ отходить, я знаю. Мы с вами сейчас вот здесь отдыхаем. Немцы уже вот сюда вышли.
— Но наши закрепились, — пробормотал лейтенант, жадно вглядываясь в карту. — Батарея держится, и аэродром за нами. Удар отвлекающий на Балаклаву произвели. Растянули немцев. Все согласно приказу. Силы есть. Боец Гершкин, смените Пашу. Пусть на карту глянет…
Рыжий автоматчик склонился над картой.
— В Камышовую я два раза ездил. На машине, но и пехом разберемся. Можно просочиться, пока немцы не осмотрелись. Нам только бы из города выбраться. А там, подальше от дороги, проскочим…
— Через поселок идти тоже нельзя, — вставил Половец. — Немцы высоту наверняка оседлали. Эту, как ее, Рудольфову слободу обойдем.
Катрин отодвинулась. Ничем не поможешь. Последние катера ушли ночью. Этой ночью придут на рейд, но к берегу подойти не смогут. На Херсонесском полуострове около тридцати тысяч человек. Доплыть и быть подобранными на рейде катерами шансов почти ноль. Может, сейчас и чуть лучше обстановка, но…
— Перевязать? — Катя присела у раненого.
— Что уж там, — глаза бойца лихорадочно блестели, — если б в медсанбат… Не стоит последний пакет тратить. А за вашу заботу спасибо, комсомолка.
Солдату было под сорок. Видать, не из слишком идейных. Небось на политинформациях спит сидя.
— Попьешь? — Катя взболтала остатки сока в баллоне.
— Шибко сладко, — поморщился боец. — Сглотнуть не могу. Водички бы…
Катя сняла с ремня флягу:
— Пей — вода отборная-родниковая, с немецкой ротной кухни.
— Себе оставь, — раненый смотрел без стеснения. — Что ж тебя, такую красивую, под немцев оставили? Не дело девушкам партизанить, с винтовками бегать.
— Ты воду пей, пока время есть, — Катя всунула фляжку в мозолистые пальцы. — А о себе я уж как-нибудь сама позабочусь. Ты, видать, механик?
— Шофер, — пробормотал боец, осторожно открывая флягу.
— Ну вот, шофер — профессия достойная. Я и сама пробовала. Но есть и другие специальности. Кому-то нужно и с винтовкой управляться. И с финкой.
— Была бы ты моей дочерью, я бы тебе ума-разума добавил. Вожжами, — заметил раненый, с
