что война на этот раз будет закончена. Поступление вотированных налогов запоздало. Пришлось заложить драгоценности короны. За них получили 50 000 экю от герцога Анспахского и столько же от курфюрста Бранденбургского. Армия двинулась в путь, но на Десне произошла новая задержка. Подобно тому, как запоздали деньги, и люди не явились на призыв короля. Баторий здесь узнал, что отряд русских войск, сосредоточенных у Можайска, вторгся в Литву со стороны Смоленска. Там он сжег 2000 деревень, разорил целую область между Оршей и Могилевом, захватил и переправил на другой берег Днепра много народа, как крестьян, так и дворян. Баторий, делая по 16 миль в день, только 15 июля прибыл в Полоцк, где произвел смотр войскам. 29 июля он был в Заволочье и собрал там военный совет. Был поднят вопрос о нападении на Новгород. Но как и угадал Иван, решили идти на Псков, так как он был ближе. Можно было предвидеть, что город не сдастся раньше зимних холодов. Переписка Батория свидетельствует, что он решился на случайности зимней кампании, надеясь, что в течение ее либо город будет взят, либо Иван будет вынужден заключить мир. Чтобы сохранить Псков, царь может бросить Ливонию. Вмешательство Рима и настроение сейма делали то, что король готов был в данный момент не требовать больше и не идти дальше.
Захватив по пути Остров, поляки 25 августа появились у Пскова. Они были поражены его размерами и величественным видом. «Можно подумать, что это второй Париж», писал секретарь королевской канцелярии, аббат Пиотровский, дневник которого дошел до нас. Это замечание дословно повторено в мемуарах другого очевидца, Мюллера. Уже с давних времен приведенный в оборонительное положение и постоянно укрепляемый благодаря близости немцев, Псков имел каменные стены. К ним недавно прибавили еще частокол. Руководили обороной князья Василий Федорович и Иван Петрович Шуйские. Эти храбрые и опытные военачальники имели под своей командой по русским источникам 30 000, по польским 40 000 человек. Силы действующей армии в собственном значении этого слова и по тем, и по другим источникам значительно преувеличены. Однако они были не меньше, если принять во внимание «едоков», как называл полковник польской армии венецианец Родольфини рабочих и слуг, шедших с его армией. Некоторые из них в крайнем случае могли быть употреблены в качестве стрелков. Количество их он исчислял в 170 000 человек! Вероятно, и во Пскове было значительное количество таких «едоков». Точную цифру их установить невозможно, так как документы того времени не дают сведений о них. Что касается польского войска, то источники, к которым я уже прибегал, дают более точные сведения. У Батория было 21 102 человек, из них около половины конницы. По другим сведениям у него было 18 940 чел. и 10 000 литовцев.
Это было немного для осады города, походившего на Париж. Гейденштейн, правда, говорит о 24 000 конницы, продефилировавшей под удивленными взорами псковитян. Но, очевидно, у него двоилось в глазах, как и у Ивана, уверявшего, что «Батура» поднял на него всю Италию. Ко времени, указываемому Гейденштейном, в лагере Батория оставалось только 6 469 человек польской и 674 венгерской конницы. Участие Италии выразилось в присылке нескольких инженеров, а из французов было 1 или 2 офицера, в том числе капитан Гарон, «человек маленького роста, хороший музыкант и очень храбрый», по словам Пиотровского. Он, «плавая, как лягушка», измерял своей шпагой рвы города. Вероятно, это был смельчак гасконец.
Силы этой было недостаточно, чтобы взять первоклассную крепость, решившуюся упорно защищаться. Принимая во внимание средства, которыми располагал Баторий, можно усомниться, что он рассчитывал вести продолжительную осаду. Его артиллерия состояла не более чем из 20 орудий. Пороху едва хватило бы на первые недели. Возможно, что король думал принудить к сдаче город голодом, но и сам он не был склонен простоять под стенами города всю зиму. Он боялся, что дух войска может пасть при виде необходимых приготовлений к зимней стоянке. Недостаток в деньгах и позднее выступление в поход присоединились к невыгодным условиям, разбившим его планы и нарушившим расчеты. Но его гений решил исход войны.
Трудно восстановить внешний ход этой войны, но еще труднее понять ее моральный смысл, что собственно и является особенно интересным. Русские и польские источники, согласные в деталях, постоянно расходятся в своих показаниях по существу. Одна сторона приписывает большое значение вылазкам осажденных. Другие утверждают, что гарнизон не был столь отважен и даже боялся огня орудий. Польские документы отдают должное небольшим отрядам московского войска. Они непрерывно тревожили осаждающих и мешали получать провиант. Русские – представляют нам население Пскова полными энтузиазма, равного доблести их защитников. Горожане помогали воинам защищаться до последней капли крови. В польских источниках встречаем иную версию. Только энергия Шуйских будто бы помешала черни пойти на довольно скорую сдачу.
На этот счет русские документы содержат, по-видимому, вполне достоверные указания. После назначения на защиту Пскова оба Шуйские отправились с царем в Успенский собор и там принесли присягу, что будут отстаивать город до последней возможности. Такую же клятву они не раз заставляли приносить и псковитян. Последние, очевидно, не особенно были расположены выдерживать осаду. Надо заметить, что наиболее значительный документ, относящейся к этому эпизода, записка аббата Пиотровского, принадлежит человеку недовольному, выведенному из терпения продолжительностью войны и неприятностями зимнего похода. Уже в Полоцке он считал требования Батория чрезмерными и находил, что пора бы кончить войну без дальнейших осложнений. «Всем она надоела». Ему, конечно, казалось, что под Псковом все идет не так, и продолжительная осада увеличивает бедствия сражающихся.
Верно только, что первый приступ поляков 8 сентября 1581 г. был отражен русскими храбро, и осаждающие понесли страшные потери. При этом погиб Гавриил Бекеш, брат отважного начальника венгерской кавалерии. Попытка эта долго не возобновлялась. Чувствовался недостаток боевых припасов, а тут еще взорвало пороховой погреб в Зуше. Пришлось отправить за порохом в Ригу. Баторий мог на досуге изучать военное искусство по книге графа Рейнгарта Сольмского, присланной ему сыном знаменитого маршала Карла V. В это время осажденные издевались над осаждающими и кричали им: «Почему же вы не стреляете? Ведь, если не будете палить из орудий, города не возьмете, хотя бы два года смотрели на его валы!»
В конце октября польская армия уменьшилась на 10 % благодаря голоду и стуже. По свидетельству Пиотровского, не приходилось и 40 лошадей на эскадрон. Литовцы грозили уйти. Баторий принужден был собрать предводителей и сказать им речь. Дела пошли еще хуже, когда король отправился в Варшаву, чтобы склонить сейм к новым усилиям. Новый приступ, назначенный после прибытия обоза из Риги, кончился 3 ноября так же печально, как и первый. Тогда сняли орудия с батарей и более чем когда-либо начали ждать мира. Главное командование войском теперь принадлежало Замойскому. Польские историки последнего времени особенно восхваляют его достоинства в ущерб «мадьярскому» королю. Но был ли он в силах удержать армии под знаменами и заставить ее переносить жестокие испытания осады, если бы за ним не стоял государь, характер и сила которого были всем известны? Это более чем сомнительно. Без Даву и Ланна, Нея и Массена Наполеон не выиграл бы большинства своих битв и благодаря Груши он дошел до Ватерлоо. Замойский только следовал плану, который в конце концов должен был оказаться самым выгодным при данных обстоятельствах. Но никто не станет отрицать, что план этот принадлежал Баторию. Псковитяне готовы были придти к убеждению, что город можно взять,
С другой стороны, в Ливонии, куда сейчас не мог проникнуть ни один русский, шведы победоносно шли вперед. Теперь Польша скорее опасалась, чем желала таких независимых союзников. Но они наносили чувствительные удары общему врагу. В течение лета Горн Делагарди взял Лодзь, Фикель, Гапсаль. В сентябре он осадил Нарву. Немецкая часть города сдалась, по словам ливонского летописца, после осады, во время которой погибло до 7 000 душ. Русская же часть была сдана Афанасием Бельским. В конце ноября вся береговая линия Финского залива была в руках шведов, которые могли теперь брать в плен английские суда, снабжавшие Ивана военными припасами. Угрожая Пернау, Дерпту и Феллину, Делагарди готов был овладеть последним русским оплотом в этом крае.
Эти победы отозвались и под стенами Пскова, заставляя обе стороны стремиться к заключению мира. В конце ноября был перехвачен осаждающими гонец от Шуйского с письмом к царю, в котором он извещал, что начался голод и, если не будет дана помощь, город будет принужден к сдаче. Это вернуло мужество полякам. Правда, через несколько дней попались в плен к полякам два боярина из защитников Пскова и дали совершенно иные показания. По их словам, у осажденных есть хлеб и все прочее, не достает только мяса. Но в это время уполномоченные Батория уже направлялись в Ян-Запольский, чтобы встретиться там с
