любому его приказу, выполню любые пожелания, когда он наконец привыкнет к моим несчастным разноцветным глазам.
Ее гнев был так велик, что улыбка исчезла с лица еврея Синана. Он что-то невнятно пробормотал себе под нос и неуверенно проговорил:
– Да простит меня Аллах, но Микаэль эль-Хаким прав. Клянусь Кораном и собственной бородой, что ты станешь его рабыней, ибо я не собираюсь нарушать своего слова. Ты – его невольница, прекрасная Далила, и должна во всем слушаться своего господина. И теперь я заявляю об этом в присутствии свидетелей.
Он поскорее прочитал первую суру из Корана, чтобы предотвратить любые возражения и чтобы все свершилось по закону. Но когда Синан попытался подойти к Джулии, чтобы вложить ее руку в мою ладонь, девушка попятилась, пряча руки за спину, и в ярости закричала:
– Никогда! Слышишь, никогда! Для этого нужно и мое согласие. Однако я хочу знать, по какому праву этот бесстыжий невольник Микаэль оскорбляет меня?! Растолкуйте мне это, вероломные мужи, которые за спиной женщины торгуют ее честью. Значит, это и есть та любовь, в которой ты, Абу эль-Касим, столько раз клялся мне, вздыхая и рыдая?
Еврей Синан и Абу эль-Касим одновременно подняли руки ладонями вверх и, возмущенно показывая на меня пальцами, сердито заявили хором:
– Нет, нет! Мы тут ни при чем! Микаэль потребовал от нас такой платы за свои услуги – и так настаивал, что мы не могли ему отказать. К тому же, мы были уверены, что задолго до того, как в город придет освободитель, Микаэль попадет в руки Селима бен-Хафса и мы никогда больше не увидим его живым.
Джулия всматривалась в меня и слушала злобных стариков. Потом она подошла ко мне поближе – так близко, что я почувствовал запах ее помад. Бледнея от страшного гнева и не веря собственным ушам, она с угрозой в голосе спросила:
– Это правда, Микаэль? Ты в самом деле имел наглость потребовать меня в уплату за свои услуги? Я должна была стать твоей рабыней? Думая сто лет, ты не мог бы придумать ничего более гнусного, более обидного для женщины. Ты немедленно испытаешь на собственной шкуре то, что ожидает тебя в ближайшем будущем. Таких наслаждений у тебя будет в избытке, клянусь тебе!
И Джулия наградила меня такой затрещиной, что я на миг оглох, а на глазах у меня выступили слезы. Потом девушка разразилась громким плачем и, рыдая, воскликнула:
– Я никогда не прощу тебя, Микаэль! И не надейся. Ты – как скверный мальчишка, кусающий руку своего благодетеля, который к тому же еще и относится к нему, как к собственному сыну. А я всегда была тебе лучшей сестрой. Впрочем, чем обязан тебе освободитель, что ты посмел требовать платы или награды? Гадая на песке женщинам из гарема в бане, я несла самое тяжкое бремя ответственности за все, что должно было произойти. Я сделала для прихода Хайр-эд-Дина в Алжир больше, чем кто-либо из вас! Это я, гадая на песке и рассказав Амине, как умрет Селим бен-Хафс, убила его! Я не могла бы нанести более точного удара, даже если бы прикончила султана собственными руками.
Я пытался успокоить ее, но Джулия ни на что не обращала внимания; она топала ногами, а ее глаза метали желтые и голубые искры. Джулия вопила:
– Это я избрала Амину орудием мести, ибо она жаждала власти сильнее, чем остальные женщины в гареме, и была самой страстной из них. По ее приказу чернокожий силач вызвал Антара на бой во дворце, чтобы Амина могла посмотреть на твоего брата. И все шло по моему плану. Антар победил негра, как я и предсказывала, и был зачислен в ряды дворцовой стражи. Потом я увидела на песке, как сын Амины восходит на алжирский престол и становится султаном, и опять я говорила чистейшую правду, ибо он им стал, пусть ненадолго, но все же. Разве есть в том моя вина? Поэтому если кто и заслужил награду за свержение султана Селима бен-Хафса, так это я!
С открытым ртом я слушал Джулию, содрогаясь от ужаса и поражаясь, с какой легкостью играла она до сих пор передо мной роль невинной девушки, которая и понятия не имеет о происходящем; на самом же деле красавица держала в руках чуть ли не все нити заговора! Теперь же она говорила, не умолкая ни на минуту, и распалялась все больше. Абу эль-Касим не смог успокоить ее, а когда Антти погрозил ей кулаком, она вдруг затихла и неожиданно укусила его за руку так, что он заорал от боли и со всего маху треснул ей по заднице.
Однако это представление в конце концов надоело Хайр-эд-Дину, и владыка морей изрек:
– Что посеешь, то и пожнешь! Забери отсюда свою собственность, Микаэль эль-Хаким, и не будем больше терять времени.
Мне оставалось лишь уйти, несмотря на то, что мое желание оказаться наедине с Джулией теперь почти пропало. Неуверенно протянув к ней руку, я промолвил:
– Разве ты не понимаешь, Джулия, что я люблю тебя? Только ради того, чтобы ты стала моей, я все это время работал не покладая рук, рискуя собственной жизнью.
Она вся сжалась от моего прикосновения, отпрянула от меня и с кислой миной ответила:
– Не прикасайся ко мне, Микаэль, ибо я за себя не отвечаю! Ты смертельно оскорбил меня!
Итак, мы отправились домой, и песик Раэль поплелся за нами, опустив морду к самой земле. Когда мы наконец пришли в дом Абу эль-Касима на улице торговцев пряностями, я хотел отпереть ворота, но замок заело. После долгих усилий мне все же удалось открыть дверь, но только я переступил порог, как на мою бедную голову обрушился такой удар, что в глазах у меня потемнело и очнулся я лишь на следующее утро. Тогда мне и объяснили, что Джулия и глухонемой раб Абу эль-Касима отнесли меня, бесчувственного, на ложе. Только потом я узнал, что этот старый дуралей съездил мне дубинкой по башке, приняв в темноте за вора.
Такой была моя первая брачная ночь с Джулией, и добавить мне к этому нечего. Потому я принимаюсь за сочинение новой книги, в которой расскажу о том, как мне довелось взять крепость испанцев, а также о том, как планы Мустафы бен-Накира привели меня во дворец владыки всех правоверных.
Книга третья
ДЖУЛИЯ
1
Очнувшись на мягком ложе, я услышал несмолкаемый гул, от которого сотрясалась вся комната и дребезжала оловянная посуда. Мне казалось, что гул этот исходит из моей раскалывающейся головы, и я
