Что касается Эйе и Хоремхеба, то они, поняв его неразумие, оставили его. А на следующий день случилось так, что Сакара отправился с копьем на рыбную охоту, на воде его тростниковая лодка перевернулась, и он угодил в пасть крокодилам, которые его съели. Так говорили. Как было на самом деле, я не знаю. Но я не верю, что его убил Хоремхеб. Скорее это было делом рук Эйе, которому не терпелось вернуться в Фивы, куда его манила власть.
После этого происшествия Эйе и Хоремхеб направили стопы к юному Туту, который, по своему обыкновению, играл, сидя на полу, в куклы, изображая похоронную церемонию, и его супруга Анхсенатон играла вместе с ним. Хоремхеб сказал:
– Эй, Тут, давай подымайся со своего пола, ты теперь фараон.
Тут послушно поднялся и, усевшись на золотом троне, сказал:
– Я фараон? Это меня не удивляет. Я всегда знал, что я лучше других людей, и это правильно, что я стал фараоном. Моим бичом я буду наказывать всех, кто поступает плохо, а моим жезлом я буду пасти послушных и хороших.
Эйе сказал:
– Не болтай ерунды, Тут! Ты будешь делать все, что я тебе скажу, и без всяких разговоров. Во-первых, мы поедем в Фивы для праздничной церемонии, и там ты поклонишься Амону в большом храме и принесешь ему жертву, жрецы помажут тебя священным маслом и возложат тебе на голову красный и белый венцы. Ты все понял?
Тут задумался на мгновение и спросил:
– Если я поеду в Фивы, мне построят такую же прекрасную гробницу, как всем великим фараонам? И жрецы положат туда игрушки, золотые кресла и прекрасные ложа? А то могилы в Ахетатоне слишком тесные и некрасивые, и мне не нравится, что там только рисунки на стенах, я хочу, чтоб у меня были настоящие игрушки и еще мой чудесный синенький ножик, который мне подарили хетты, – пусть его тоже положат со мной!
– Конечно, жрецы построят тебе прекрасную гробницу, – заверил Эйе. – Ты умный мальчик, Тут, раз первым делом заботишься о своей гробнице, став фараоном. Умнее, чем даже сам думаешь. Но прежде всего тебе надо сменить имя. Жрецам Амона имя Тутанхатон будет неприятно. Отныне пусть твое имя будет Тутанхамон.
Тут не возражал против нового имени, только хотел сразу научиться его писать – он не знал знаков, которыми изображается имя Амона. И так впервые в Ахетатоне было нечертано это имя. Однако Нефертити, услышав, что фараоном стал Тутанхамон, а про нее словно забыли, облачилась в прекрасные одежды, умастила волосы благовонным маслом, а тело – душистыми притираниями, презрев, таким образом, свое вдовство, и отправилась на корабль к Хоремхебу, которому сказала:
– Смеху подобно, что несмышленного ребенка делают фараоном! Этот негодяй, мой отец Эйе, вырывает его из моих рук и собирается править Египтом от его имени, но ведь есть я – Божественная супруга и мать! Мужчины смотрят на меня с вожделением и называют прекрасной, самой прекрасной в Египте, но это, конечно, преувеличение. Взгляни на меня, Хоремхеб, хоть печаль и затуманила мои глаза и согнула мои плечи. Взгляни, ибо время дорого! У тебя есть копья, ты и я, вместе сумеем все устроить к вящей славе Египта. Говорю с тобой так прямо, ибо пекусь лишь о благе Египта, а мой отец, этот негодяй, этот алчный глупец, несет один только вред и разрушение стране!
Хоремхеб внимательно смотрел на нее, и Нефертити распахнула свои одежды, жалуясь на жару, и употребляла всевозможные приемы, чтобы соблазнить его. Откуда ей было знать о тайном сговоре Хоремхеба с Эйе! И даже если она, как женщина, догадывалась о вожделении Хоремхеба к Бакетамон, она полагала, что своею красотой легко добьется победы и вытеснит царственную недотрогу и гордячку из его мыслей. Она привыкла к легким победам в Золотом дворце, где без труда склоняла любого и каждого к оплевыванию фараонова ложа.
Но на Хоремхеба ее красота не действовала. Он холодно оглядел ее и сказал:
– Достаточно я уже измазался в дерьме в этом треклятом городе и не хочу мараться еще больше, связываясь с тобой, прекрасная Нефертити. К тому же мне нужно диктовать писцам срочные депеши касательно военных приготовлений, и у меня просто нет времени для возни в постели.
Все это рассказал мне позже сам Хоремхеб, наверяка приукрашивая свой рассказ, но в основном он был правдив, ибо с того времени Нефертити люто возненавидела Хоремхеба и вредила ему как могла, очерняя его имя и заведя в Фивах дружбу с царевной Бакетамон, отчего Хоремхебу был великий урон, о котором я расскажу позже. Так что он поступил бы мудрее, если бы не оскорблял ее, а сохранил ее дружбу и утешил ее в печали. Но ради фараона Эхнатона он не стал совершать этого, не стал плевать на его тело, он – как это ни удивительно – продолжал любить фараона, хоть и отдал распоряжение счищать его имя со всех надписей и уничтожать его изображение на всех росписях, и повелел разрушить до основания храм Атона в Фивах. Однако в подтверждение своих слов скажу, что одновременно Хоремхеб приказал своим верным слугам тайно перенести тело фараона Эхнатона из гробницы в Ахетатоне в фиванскую гробницу его матери и укрыть там, дабы оно не попало в руки жрецов. Жрецы были не прочь сжечь тело Эхнатона и развеять прах по воде, чтобы обречь его на вечные скитания в бездне преисподней. Хоремхеб опередил их, велев спрятать тело Эхнатона. Впрочем, все это случилось много позже.
6
Получив согласие Тутанхамона, Эйе с великой поспешностью стал снаряжать для отплытия в Фивы корабли, на которые поднялся весь двор, так что в Ахетатоне не осталось ни единой живой души, если не считать обмывщиков и бальзамировщиков в Доме Смерти, которые готовили тело фараона Эхнатона для вечной жизни и погребения в гробнице, вырубленной по его распоряжению в восточных горах. Так покинули Небесный город последние жители, и покидали они его торопливо, забывая оглянуться назад, оставляя на столах в Золотом дворце неприбранной посуду, а на полу игрушки Тута – вечно играть в одну и ту же игру погребения.
Ветер пустыни сорвал оконные щиты, песок засыпал пол, по которому блестящие утки пролетали в вечно зеленеющих тростниковых зарослях и радужные рыбы плавали в прохладных водах. Пустыня вернулась в сады Ахетатона, рыбные пруды пересохли, оросительные каналы засорились, фруктовые деревья погибли. От стен домов отвалилась глина, потом обрушились крыши, и город превратился в руины: шакалы выли в пустых залах и устраивали себе лежбища на мягких постелях под расписными потолками. Так уничтожился город Ахетатон, уничтожился еще быстрее, чем был возвигнут по воле фараона Эхнатона. Никто не осмеливался прокрасться на его руины, чтобы поживиться дорогими вещами, втуне пропадавшими под слоем осыпавшейся глины, ибо земля эта была вовеки проклята и Амон иссушал ногу всякого, дерзнувшего ступить на нее. Так исчез Ахетатон, словно его и вовсе не бывало, исчез как сон или мираж.
