как ястреб. Первый Уровень Осведомлённости! [Стокгаузен сказал, что Первый Уровень Осведомленности — знать своего врага.]
Глава 2
Калеб не любит говорить о доме. Не хочет, чтобы выжирающее мозг убожество рабочего места смешивалось со святостью и уютным спокойствием абсолютного домашнего блаженства. Котлеты — отдельно, мухи — отдельно.
Но, накануне, уходя из школы, Калеб совершает привычное паломничество по окружающей сельской местности. Пора вечерних упражнений. Избавить тело от сдерживаемого яда, что с тревожной скоростью копится, когда работаешь на меловые рожи. Он заводит «Капри» на обочину, выходит и делает щедрые глотки Божьего свежего воздуха. Окунается в восхитительное одиночество. Взглядом выискивает на поле партнёршу по тренировкам. Другие коровы стоят, пережёвывают жвачку, некоторые даже заигрывают с ним. Смотрят своими прекрасными глазами. Он не поддаётся искушению. До остальных дойдёт очередь, когда он станет сильнее.
А вот и избранница Калеба, в углу, тянет мамку за вымя. Он приближается медленно и тихо. Протягивает на ладони пучок травы. Похлопывает её по спине, позволяет длинному розовому языку слизнуть с руки подарок. Не делает резких движений. Низко-низко нагибается, чтобы ухватиться половчее, и борется с дёргающимися ногами. Потом со всей дури хуячит по полю. Рози потихоньку успокаивается и затихает, убаюканная ритмом его бега, она чувствует себя в безопасности. Рисунок дыхания под жёстким контролем, колени поднимаются высоко. Носки тянуть, как балерина. Раз! Два! Три! Четыре! Так Милон Грек тренировал Геракла. Целый год каждый Божий день, и потом Могучий взваливал на плечи взрослого быка и бежал с ним до Афин и обратно. Калеб решил, то, что годится Гераклу, и ему пойдёт. И вот прошёл уже месяц. С того самого дня, когда директор попросил его стать неоплачиваемым и.о. заведующего кафедрой. Так что берегись любой, кто решит наехать на него. Если кто считает себя круче всех, пускай попробует!
Сделав круг по полю, он опускает ношу. Испытывает явное облегчение, и раз за разом набирает полную грудь сельской вони. Потихоньку восстанавливает дыхание. Только теперь он способен расслабиться, и напряжение постепенно утекает. Он успокаивается, можно ехать домой.
Калеб, визжа шинами, останавливается перед домом, с мастерством удолбанного до крышесъезда угонщика. Чувствует себя молодым и смелым. Кидает восхищённые взгляды на викторианские подъёмные окна, которые преданно восстановил три года тому. На работу ушли долгие часы, но результат стоит усилий. Оригинальные детали весьма увеличивают стоимость.
Его приветствуют звуки громкой музыки, когда он подходит к двери. Blur, Oasis или Radiohead. Одна хуйня. Значит, Джеймс, его старшенький, уже дома. Проходит трёхлетние курсы по экономике в Манчестерском Университете. Джейн, младшенькая, тоже в колледже. Готовится на учителя. Калеб сделал всё, что мог, чтобы отговорить её. Даже брал с собой на работу. Образование, вид с торца. Не заставило её поменять решение ни мерзотное зрелище Засранца Ширна (Х.В. 15,7. Ч.В. 6,5), навалившего кучу в штаны во время игры в теннис, ни Эррол, подкативший к ней и предложивший защиту от своих сексуальных домогательств. Естественно, не бесплатно. Очень пошлый момент, пока не капнули деньги, и Калеб привёл его в чувство. Ничто не могло отвратить Джейн от выбранного пути. Решила сделать карьеру. Как её старик.
Во входную дверь. Музыка ещё громче. Он заходит в голую сосновую переднюю. На неё ушло ещё семь дней его жизни. Сорок три, если считать двери и плинтуса. Кому интересно, Калеб советует не красить их краской. Соединения перестанут сходиться, а по краям останутся потёки. Берём паяльную лампу и аккуратно водим пламенем. Так не останется обгорелых пятен. В задымлённую гостиную. Сто лет хандры выбиты иглой на прекрасном изысканном карнизе. Один фут за ночь, битых три месяца. Викторианский мраморный камин с чугунной полкой. Хорошее применение для тысячи фунтов. Теперь завалена пустыми пивными банками и сигаретными бычками. Джеймс с корешами замутили дневную тусовку. Как умеют только белые детишки среднего класса. Он вопит, перекрикивая шум.
— Давай сюда, Калеб! Где наш чай?
— Мама дома?
— Нет.
— Куда она упиздовала?
Весь кайф от упражнений похерен, раздражение вспыхивает вновь. Как будто он не знает. Почти полседьмого, до сих пор на работе, сверхурочно и бесплатно работает секретаршей. И эти учителя начальной школы обращаются с ней, как с грязью. Она у них на побегушках. Калеб знает, что многонациональная школа в центре города за один день переварила бы многих из них с костями.
— Сделай себе чай сам, ага? В холодильнике полно еды.
— Ладно. Где холодильник?
— В подсобке.
— И как я должен был об этом догадаться?
— Включи уже голову, блядь!
Калебу пришлось утащить его туда, когда он выкладывал на кухне пол плиткой. Удлинял её до благородных пропорций с помощью своего друга-каменщика Стокгаузена. Человека с взвешенным мнением по любому вопросу. Особенно касательно образования. [Ленин Стокгаузен: строитель/философ, который яростно отстаивал основанную на амфетамине систему образования. Он утверждал, что процесс обучения таким образом серьезно ускорится. Основатель группы, известной под названием «Бристольские Поэты».]
Калеб и Кай работают по согласованному генеральному плану. Восстановить дом в его викторианской славе и продать, когда дети разъедутся. Потом найти себе скромный кров, а остатки денег потратить на путешествия по всему миру. Всё идёт, как надо, и если судьба не будет против, они уложатся как раз к моменту, когда Калеб уволится. Ещё два года до часа Икс! Они потратили на этот проект последние десять лет. Ни перерывов, ни отпусков, ни общения с друзьями. Всё время за работой. Калеб вполне готов на краткосрочные жертвы ради долгосрочной выгоды. Счастлив осознавать, что Кай с ним. Что вместе они — идеальная команда.
Калебу нравится, что Джеймс чувствует себя достаточно уверенно, чтобы пригласить друзей в гости на чай. Развлекать их выпивкой. Яростно накурить в комнатах, набухаться и врубить музыку так, как ему нравится. Охуенно громко. Никакого давления. Сразу видно, как его воспитывали. Поколение тунеядцев. Избалованное и развращённое слишком заботливыми родителями. Нежно убивающими их своей любовью. Он считает, что только так, и никак иначе. Улыбается себе и принимается чистить картошку. Включает чайник. Размышляет, куда, блядь, запропастилась Кай. Это её работа! Как в ответ шум в соседней комнате затихает. Женский голос, встревоженный и озабоченный. Спрашивает, что за фигню они тут устроили. Кай заходит в кухню. На лице осуждающее выражение.
— Ты видел, что творится в комнате?
— А почему тебя не было дома? Могла бы их угомонить!
— Надо было подготовить письмо. Пришлось задержаться!
— Они не платят тебе сверхурочные! Рабочий день кончается в четыре!
— Я кончаю работать, когда хочу! Не указывай мне, как и когда работать!
Так они и спорят. Про зарплату и условия работы. Коварные замечания, чтобы повернуть нож. Кричат друг другу в лицо.
— Кай, ты позволяешь им вытирать об себя ноги! Хоть раз пошли их на хуй!
— Я сама буду решать!
Джеймс смиренно просовывает в дверь голову. Говорит, что они с друзьями пошли. Чай больше не актуален. Калеб сердито вопит на него.
— Фига себе? Пошли они! Я уже почти всё приготовил!
— Ну и жри сам! Я не хочу сидеть с друзьями и слушать, как вы тут ругаетесь. Мне за вас стыдно.
Джеймс захлопывает дверь. Калеб покачивается на каблуках.
