подкатывает у меня к горлу.
Нищие, подумав, что он шутит, с благодарностью поглядывали на него, а кое-кто даже улыбнулся, что привело Симона в еще большую ярость.
– Все это – подарок вам от Иисуса из Назарета, Сына Божьего, который воскрес из мертвых и царство которого пришло на землю, а сам он по-прежнему пребывает среди нас и проникает туда, куда пожелает, несмотря на двери и замки.
Некоторых охватил страх, они принялись обеспокоенно поглядывать друг на друга, а наиболее смелые закатывались хохотом.
– Да будешь ты благословен, Симон Киринейский, сын Израиля! – восклицали они – Но почему мы пьем у тебя только терпкое вино, если, судя по твоим словам, ты вместе со своими благородными гостями наслаждаешься сладкими винами?
Ослепленный яростью, Симон приказал слугам:
– Откупорьте малые амфоры и смешайте все вино в большой чаше, дабы они пили и уверовали в то, что Иисус из Назарета продолжает творить чудеса даже после собственной смерти!
Слуги исполнили приказ своего хозяина, они принялись с удовольствием пить вместе с нищими, и даже Элиазар испробовал вина, пока Симон ходил за сосудом с дорогими благовониями.
– Мне не дают покоя эта грязь, отвратительный запах и мухи, облепившие ваши глаза! Я хорошо знаю этот запах затхлости, и мне кажется, что я опять нахожусь в хижине раба с кандалами на ногах. Возьмите эту мазь и смажьте себе лица и головы! Держите! Сами князья будут завидовать вам!
Действительно, как только он открыл сосуд, приятный запах распространился по всему двору. Тогда Симон принялся, словно полоумный, возливать благовония на головы нищих, то громко смеясь, то столь же громко ругаясь. Он приблизился к ребенку, который жадно поглощал пищу. Осторожно поставив сосуд на землю, он стал перед ним на колени.
– Принеси мне мой густой гребень! – приказал он – Нужно вычесать вшей из волос этого малыша.
Взяв в руки гребень, он принялся распутывать всклокоченную шевелюру мальчика, доставая при этом оттуда вшей с такой ловкостью, что можно было подумать, будто он всю свою жизнь занимался этим неприятным делом. Когда Симон прошелся по его волосам гребнем, ребенок, голова которого была покрыта коркой от укусов насекомых, издал несколько громких воплей, однако он был настолько голоден, что не стал вырываться.
Страх охватил нищих.
– Из-за казненного Симон Киринейский сошел с ума, – стали шептаться они, – это случилось, потому что римляне обесчестили его, заставив нести крест. Давайте поскорее закончим трапезу, возьмем то, что он пожелает нам дать, и уйдем отсюда, пока он не потребовал от нас возмещения убытков.
– Такое уже когда-то было! – сказал старик – Однажды один богатый человек, напившись вина, пригласил нищих на трапезу к себе в дом, а затем, разозлившись на них, принялся прыгать по их животам, заставляя вернуть то, что они успели съесть. Давайте же поторопимся!
Они опасливо поглядывали в сторону Симона, но тот, целиком погрузившись в свое занятие по очистке головы малыша от паразитов, не обращал внимание на их слова. Закончив эту работу, он силой подтащил ребенка к большому тазу, сорвал с него лохмотья и выкупал, не замечая криков мальчишки. Остатком мази он смазал ребенку голову, ноги и грудь, а затем выбрал из одежды своих детей тунику, плащ и сандалии и надел на оборванца.
– Вот теперь ты одет и пахнешь, словно княжеский сын! – воскликнул он – Пусть меня повесят, если ты не достоин войти в его царство!
Нищие, взяв одежду, розданную им Элиазаром, стали осторожно пробираться к выходу, дожидаясь благоприятного момента, когда можно было бы освободить ребенка из рук хозяина дома. Однако Симон заметил их маневр и крикнул:
– Подождите еще немного, гости Иисуса из Назарета! Каждый из вас получит от него подарок!
Он попросил Закхея и меня помочь ему открыть сундук, окованный железом и запертый на множество замков. Из него он достал кожаный кошель, бегом возвратился во двор, сорвал с кошеля печать и принялся одаривать нищих серебряными монетами, при этом давая одним по одной драхме, другим – по четыре, а некоторым – по большой монете в десять драхм, не обращая внимание на то, сколько кому досталось.
Бродяги начали роптать:
– Почему ты дал такому-то столько-то, а мне так мало?
– Это вина Иисуса из Назарета! – отвечал Симон – Он сам берет то, чего не клал, и пожинает то, чего не сеял.
И он добавил еще денег тем, у кого их и так было много. Но когда он сделал вид, что собирается отнять мелкие монеты у тех, кому они достались, нищие смекнули, что пора убираться, и словно стадо напуганных овец, ринулись к воротам, увлекая за собой ребенка.
Симон Киринейский отер пот с лица и изумленно потряс кошелем.
– Никогда не видывал ничего подобного! – произнес он. – Как это понимать: как знак или как совет? Кошель еще наполовину полон, тогда как я был готов раздать все без остатка.
– Самое время отнести его обратно в сундук, – посоветовал я – А потом расчеши себе бороду, чтобы избавиться от вшей, и прикажи слугам прибрать следы этого пира. Не знаю, как расценить то, что ты сделал – проявлением глупости или хитрости, но уверен, что нищим надолго хватит полученного от тебя, и они не скоро постучат в эту дверь.
Закхей, сидевший рядом с Элиазаром подле большой чаши с вином, залился веселым смехом.
– Подсаживайся к нам, римлянин, бери чашу и пей! – крикнул он, обращаясь ко мне – Эта большая чаша еще не пуста, и было бы нехорошо дать испортиться такому дорогому вину!
Затем, выпив еще, он добавил:
– Да будет благословен этот плод виноградников во имя того, кто умер и затем воскрес, дабы быть готовым принять нас в своем царстве! Мы все трое видели его собственными глазами, а ты. Элиазар, видел следы его ног на полу, а поскольку мы занимаем более достойное положение, чем ты, о крестьянин и хранитель стад, ты должен верить нам.
Он нежно обнял раба и, поцеловав его. прошептал:
– Не сердись: я занимаю более достойное положение лишь в этом мире, а в его царстве ты, возможно, возвысишься над всеми нами. Разве он не говорил, что там первые станут последними, а последние – первыми?
– Мы все совершенно пьяны, – сказал, пытаясь высвободиться из объятий Закхея, Элиазар, – а мой хозяин – больше всех. Однако я весьма доволен тем, что получил новую одежду и раздал столько дорогостоящего добра тем, у кого ничего нет. Да еще выпитое ударило мне в голову, потому что я совсем не привык к крепкому вину.
– Да пребудет с вами мир! – сказал Симон, обхватив руками голову – Я смертельно устал и возвращаюсь в свою темную комнату, чтобы там отоспаться. Ни одну ночь я провел в раздумьях об Иисусе из Назарета, а теперь чувствую, что ? брел покой, и думаю, что просплю до окончания шабата.
Спотыкаясь он направился в свою комнату, а мы с Закхеем, сочтя, что в том состоянии, в котором он находился, ему действительно лучше отоспаться, остались во дворе. Однако Симон, памятуя о том, что ему как хозяину надлежит заботиться о собственном доме, вернулся, просунул голову с растрепанными волосами в приоткрытую дверь и, моргая, сказал:
– Все кажется мне кошмаром, я даже уверен, что это действительно кошмар и что когда я проснусь, вас здесь уже не будет. Но ты, Закхей, хотя всего лишь снишься мне, можешь переночевать в комнате для гостей, если хочешь. Пусть Эл шар допьет свое вино и возвращается домой, чтобы поспеть к празднику шабата, пока в небе не зажглись три звезды. А тебе, римлянин, я не знаю, что сказать, потому что ты мне тоже снишься, и я тебя больше никогда не увижу.
Подчинившись его воле, приказчик накрыл голову плащом и лег отдыхать в тени колонн. Мы с Закхеем оказались один на один. Его лицо больше не казалось мне отвратительной маской карлика, а благодаря вину его глаза заблестели, щеки окрасились, как у нормального человека.
Он задал мне несколько вопросов об учениках Иисуса, которых тот избрал своими посланниками. Я поведал о том, что мне удалось узнать, а также о видении Марии из Магдалы и о том, как назаретянин появился в запертой комнате, где собрались несколько его учеников. Я также рассказал ему о своей встрече
