искусно нанесенными на полоски кожи, которые прикрепляются к руке или ко лбу, а в Эфесе путешественникам обычно продают миниатюрные статуэтки Артемиды и талисманы.
На второй день, возвращаясь домой, в сумерках я еще издалека заметил, видимо, поджидавшего меня Карантеса, он поспешил мне навстречу.
– Кто-то разыскивал тебя и дожидается в доме твоего возвращения, – сказал он с плутоватым видом, потирая руки.
– Кто же меня ждет? – спросил, удивившись, я.
Карантес не смог дольше сдерживаться и расхохотался.
– О, как я рад видеть тебя полностью выздоровевшим, ты ведешь такую же жизнь, как все! Чтобы не было сплетен, я спрятал ее в твоей комнате. Она уселась на полу и чинно прикрыла ноги плащом. Ты смог бы отыскать себе покрасивее, однако у каждого свой вкус, да и эта недурна, по крайней мере глаза у нее красивые.
Из его намеков я понял, что меня ожидает какая-то женщина, однако не мог себе представить, кто бы это мог быть. Я поспешно поднялся в комнату, но не узнал женщину, которая при моем появлении стыдливо прикрыла лицо и смотрела на меня, как на старого знакомого. Прежде я видел ее лишь в темноте, поэтому и не узнал, пока не услышал голос.
– Я, конечно, скверно поступила, придя к тебе, мне не хотелось бы испортить тебе репутацию. Женщина моего сословия не должна обращаться к мужчине, с которым она говорила ночью. Однако я должна поведать тебе нечто удивительное.
– Я узнал тебя, Мария из Беерота, однако не представлял, что у тебя такое красивое лицо и такой блеск в глазах. Мне нет дела до твоей репутации, и я рад тебя видеть, хотя не могу взять в толк, как тебе удалось меня найти.
– Не говори мне о моем лице и глазах, потому что они стали причиной моего несчастья, – ответила она. – Этот город на самом деле намного меньше, чем ты думаешь, и многие здесь тебя знают по твоему упорному любопытству, которое ты проявляешь к делам, не имеющим к тебе никакого отношения. Итак, ты встретился с человеком, который носит кувшины, хотя эта встреча не доставили тебе ожидаемой радости?
Откровенно говоря, я подумал, что она пришла ко мне, чтобы получить определенное вознаграждение за свой совет.
– Я безусловно в долгу перед тобой! – поспешил сказать я ей.
Мария из Беерота решительно мотнула головой.
– Нет, нет! Ты мне ничего не должен, наоборот, я – твоя должница и поэтому непрошенной явилась сюда.
Я внимательно посмотрел на нее. Причины ее прихода все еще оставались невыясненными. Глядя в ее красивое округленное лицо дочери Израиля, я заметил, что она намного моложе, чем мне показалось в первый раз; кроме того, ничто в ней не выдавало женщину ее профессии.
Любопытный, как сорока, Карантес, поднявшийся наверх вслед за мной, легонько кашлянул у порога, желая обратить на себя внимание.
– Трапеза готова, – произнес он – Однако она может подождать, если ты желаешь сначала поразвлечься со своей подружкой. Одно твое слово – и я принесу вам воды и чистое белье, и тогда ты сам сможешь проверить, что никто не совал свой нос в твои вещи и что она ничего не прячет у себя под юбкой.
Мария из Беерота ужасно покраснела и пристыженно взглянула на меня, а затем вперила взор в пол.
– Ты ошибаешься, дорогой мой хозяин! У нас на уме не было ничего такого, о чем ты говоришь! – вмешался я. – Можешь разрешить своей жене или дочери прислуживать нам за столом или же делай это сам, если считаешь, что так будет безопаснее. Я очень проголодался и хочу поужинать вместе со своей гостьей.
Однако та вздрогнула и, воздев руки кверху, в ужасе воскликнула:
– Нет! Мужчина не может разделить трапезу с женщиной, особенно с такой, как я! Но позволь мне прислуживать тебе за трапезой, а затем я с удовольствием доем то, что останется.
Карантес весьма снисходительно взглянул на нее:
– Вижу, ты благоразумная и хорошо воспитанная девушка – римлянин еще не знает обычаи этой страны. Моя жена скорее предпочла бы умереть, чем прислуживать тебе, тем более я не могу позволить, чтобы моя дочь стала свидетельницей того, что не должна видеть неопытная девочка. Однако все становится на свои места, если ты, не поднимая взгляда, спустишься вниз, возьмешь
Затем он обратился ко мне:
– Ты хорошо знаешь, что я лишен предрассудков, однако все имеет свои границы. Если бы она прибыла в паланкине и была одета в разноцветные ткани или в расшитые золотом шелка, а на ее шее сверкали бы золотые украшения, и по всему дому пошел бы запах дорогих духов, я сам бы счел за честь прислуживать ей и не стал бы заботиться и возможных последствиях. Однако эта благоразумная девушка прекрасно понимает, к какому слою общества она принадлежит и поэтому не доставит тебе ненужных хлопот.
Он предложил девушке последовать за ним, и какое-то время спустя она вернулась с ужином. Следуя правилам, принятым у служанок, она подоткнула свой плащ за пояс и обнажила ноги до колен. Она провела меня на террасу, слила воду на руки и вытерла их чистым полотенцем, а затем, когда я сел за стол, сняла крышку с глиняного блюда и придвинула ко мне хлеб.
– О римлянин, начинай трапезу! – предложила она. – Твоя рабыня будет с радостью наблюдать за каждым куском, который ты поднесешь к устам. Как жаль, что я не могу стать твоей рабыней!
Однако, заметив как она пожирала глазами хлеб, я заставил ее сесть рядом с собой, смочил кусочек хлеба в остром соусе и вложил ей в рот. Таким образом, ей не оставалось ничего другого, как разделить со мной трапезу, но лишь трижды отказавшись, она перестала сопротивляться и согласилась сунуть руку в горячее блюдо.
По окончании трапезы она склонилась и поцеловала мне руку.
– Ты именно такой, каким мне тебя описывали и каким я тебя себе представляла после нашего разговора у ворот в тот вечер. Ты обращаешься с женщиной, как с равным себе существом, хотя, между нами будь сказано, зачастую она стоит не больше осла или любой другой скотины. Когда у женщины рождается девочка, муж не удостаивает даже взглядом появившееся на свет создание, а жене не говорит ни единого ласкового слова.
Она продолжала с отсутствующим взглядом:
– В деревне жизнь женщины, если она к тому же еще и красива, не может быть счастливой, ее обязательно выдадут замуж за какого-нибудь старика под тем единственным предлогом, что у того земель и виноградников больше, чем у других. Меня погубило собственное тщеславие: я начала с того, что разглядывала свое отражение в воде, а затем пошла за первым же незнакомцем, подарившим мне жемчуг и разноцветные ленты и нашептавшим мне пустословные обещания. История моей жизни коротка и проста, о ней не стоит долго распространяться, потому что ты сам без труда можешь догадаться о последствиях. Жила бы я в другой стране, думаю, мне удалось бы выпутаться из этого положения столь же легко, как и остальным девушкам, похожим на меня. Однако, несмотря на то что меня навсегда все прокляли, забросили, я по-прежнему остаюсь дочерью Израиля и для меня мой грех настолько велик, что я отдала бы все, лишь бы очиститься. Бог Израиля – суровый Бог, и в его глазах нечистая женщина стоит не больше собаки или груды отбросов.
– Не думаю, что ты грешнее тех, кто вынужден жить в этом мире, Мария из Беерота, – сказал я, чтобы утешить ее.
Она посмотрела на меня своими темно-карими глазами и слегка покачала головой.
– Тебе этого не понять! – с сожалением произнесла она, – Что мне может дать понимание того, что я не самая грешная на этой земле, если я хорошо себя знаю и понимаю, что мое тело – это вместилище червей и отчаяния? Мне мог бы помочь только один человек на свете – тот самый, что не стал осуждать женщину, застигнутую в момент измены своему мужу, и спас ее от рук тех, кто хотел забросать ее камнями. Он давал свое благословение младенцам и женщинам, в нем не было места греху. Я видела его лишь издалека,
