произносит эти красивые слова – мне хорошо известна хитрость греков, тогда как ты не знаешь женщин!
Расплакавшись и закрыв лицо руками, она принялась причитать:
– О, какая у тебя жестокая душа! Неужели ты не понимаешь, что я готова всем пожертвовать и пойти за тобой, чтобы вырвать тебя из грязного мира идолопоклонничества?
Взглянув на нее, Мирина прикоснулась к моей руке.
– Чем ты ее так расстроил? – спросила она с округлившимися от страха глазами. – Разве ты не видишь, как она прекрасна и какой блеск в ее глазах? У нее такие нежные алые уста, что вчера, увидев ее, я со своим расплющенным носом и невыразительными глазами, не имея даже грудей, позавидовала ей.
Мне показалось, что мой сон сбывается, и я с испугом посмотрел на обеих девушек. Ведь до сих пор я еще не думал о свадьбе! Будучи дочерью Израиля, Мария из Беерота всю жизнь будет считать себя высшим созданием по сравнению со мной, превратит Мирину в рабыню и станет докучать мне до тех пор, пока ей, возможно, удастся заставить меня пройти обрезание. Не один римлянин пошел на это из-за слабости характера, даже если потом ему удалось все скрыть.
Неожиданно мне в голову пришла одна беспокойная мысль: а что если так и должно быть? Что если лишь при помощи безликого Бога иудеев мне дано отыскать путь в царство Иисуса? И что, если его ученики перестанут отвергать меня, когда я стану настоящим новообращенным благодаря Марии из Беерота? Разве, покинув Рим, я не был волен устраивать жизнь по собственному усмотрению? Если болезненная операция представляла собой единственное препятствие, воздвигавшее стену между мной и учениками Иисуса, то тогда это была бы наименьшая жертва, которую я мог принести, учитывая, что в жизни мне приходилось, испытывать куда худшее!
И все же мой дух противился этой мысли: ведь назаретянина приговорили к смерти именно все эти первосвященники, скрибы и старцы! Я чувствовал нутром, что прибежать в их храм, представляющий собой огромную бойню, и упрашивать их принять меня было бы предательством по отношению к Иисусу. Лучше оставаться смиренным и кротким душой, чем подложным предлогом пройти обрезание, чтобы быть допущенным в общество его учеников, не пожелавших меня принять таким, каков я есть.
Слезы Марии высохли, и она внимательно смотрела на меня. Мирина тоже растерянно поглядывала в мою сторону. Сравнив ее с болтливой дочерью Израиля, я испытал к ней самое нежное чувство и понял, что всю жизнь буду предпочитать именно ее.
– О Мария, в твоей жертве нет никакой необходимости! – придя в себя, решительно заявил я. – Если ты расстанешься со своим богоизбранным народом, это приведет тебя к погибели, потому что я – закоренелый язычник. С другой стороны, подумай о том, что именно я привез юношу с поломанной ногой к горе. Не можешь же ты не сдержать данное ему слово! Итак, мне придется тебя покинуть, однако, не без свадебного подарка, чтобы ты не чувствовала себя полностью зависимой от будущего мужа.
Похоже, эти слова ее убедили. Уже без слез она заметила:
– Этот мир полон неблагодарности, и я начинаю верить, что римляне – настоящие псы! Но только когда ты будешь возлежать на мягких подушках, укрывшись от солнца за пахнущими благовониями занавесями, вспомни обо мне и представь, что эти созданные для ласки руки вращают мельничный жернов, дым выедает мне глаза, а я из последних сил выпекаю хлеб!
Однако ее слова ничуть меня не разжалобили, потому что в такое я никогда не смог бы поверить! Наоборот, мне представлялось, что она заставит супруга работать, как каторжника, а с возрастом станет наводить ужас на зятьев и невесток. Хотя, конечно, я мог ошибаться в своих предсказаниях! Ведь простила же она меня, несмотря на то что незадолго до этого сделала все возможное, чтобы вывести из себя!
– Я имею полное право плюнуть тебе в лицо, – сказала она. – Увы! Мне приходится принять твой свадебный подарок, чтобы достойно предстать перед родителями будущего супруга! Кроме того, речь идет вовсе не о подарке, а о возмещении убытка, после того как ты нарушил данные тобой обещания!
Я осторожно промолчал, несмотря на то что сгорал от нетерпения спросить ее, какие же обещания я давал ей! Пока мы беседовали, появились первые постояльцы, готовые продолжить путь, к нам подошла с сияющим лицом Мария Магдалина.
– К чему все эти разговоры? – спросила она, – Выйдите во двор и взгляните на ослепительную красоту залитого солнцем мира! Его царство пришло на землю! Я больше ни на кого не сержусь, даже на Петра! Сегодня ночью мне приснился сон, и я поняла, что на мир снизошла благодать: я видела, как две белые голубки спустились с небес, сели на головы двух людей, в том числе и на твою, о римлянин! Я не имею права отторгать кого бы то ни было, поскольку даже самая малая заслуга не останется незамеченной и воздастся человеку сторицей. Отец может наказывать своего непослушного сына, но никогда не откажется от него. Поэтому я не делаю различия между римлянами и иудеями: ведь все живущие под этим небосводом люди отныне стали братьями и сестрами, из числа которых я не исключаю даже самаритян, несмотря на то что поработивший меня своими бесами колдун был родом из Самарии.
Мария из Магдалы обняла меня и поцеловала в обе щеки; мне показалось, что от нее исходила опьяняющая сила, все засверкало у меня перед глазами, и мне, словно малому ребенку, захотелось подпрыгнуть и рассмеяться. Она приголубила также и Мирину, а затем, ласково обняв Марию из Беерота, нежно назвала ее доченькой. Нам всем стало легко на душе от сознания того, что в ней пребывало его царство, и мы съехали с постоялого двора, даже не подумав о еде и питье. Действительно, все еще находясь на земле, в этот день мы пребывали в его царстве.
После обеда мы добрались до Галилейского моря и оказались у дома Магдалины. Навстречу ей выбежали слуги, потому что она уехала с Марией из Беерота, никого не предупредив, и все это время они ее ждали, опасаясь, что их хозяйкой вновь овладели демоны.
– Переоденьтесь во все новое и вечером будьте готовы к большому празднику! – приказала она. – Сделайте, чтобы все было как можно лучше! Мы живем в дни радости и праздника, потому что воскресший из мертвых Иисус из Назарета явился всем своим! И более пятисот человек могут подтвердить это! Поспешите же в Магдалу и пригласите всех, кто пожелает прийти! Только не зовите ни фарисеев, ни служителей синагог, ни богатых! Пригласите бедных и нищих, тех, кто находится на службе, сборщиков податей и даже чужестранцев! Говорите так: «Мария Магдалина созывает на праздник лишь грешников. Она не зовет праведников, подобных Господу, принявшему на себя все наши грехи. На землю он принес отпущение грехов!»
Так говорила она со своими слугами, пребывавшими в экстазе, и те, кивая ей в ответ, последовали ее приказаниям. Отведя в меня сторону, она с нежностью посмотрела мне в глаза и, положив руки мне на плечи, сказала:
– Пришло время нам расстаться. Знай же, что я признаю тебя сыном его царства, хотя остальные гонят тебя прочь. У тебя еще будут трудные времена, потому что никто не без греха. Не давай своему сердцу стать жестоким, не выставляй свою веру напоказ и не давай ненужных обещаний. Покайся в содеянном грехе, потому что, как и все остальные, ты не сможешь его избежать, и не ищи себе оправдания в том. что остальные тоже грешат. И когда содеянный грех будет наполнять тебя не радостью, а болью за Иисуса, тогда ты будешь готов к тому, чтобы войти в его царство. Ведь не существует настолько ужасного греха, который Иисус не смог бы тебе отпустить, если ты раскаешься и от всего сердца попросишь его прощения. Думаю, никто из тех, кто способен отыскать путь к нему, не будет отвергнут – настолько безгранична его милость. Следуя по пути к царству, ты сможешь избежать многих бед. А теперь я поведаю тебе тайну, которая для меня прояснилась во сне: сам этот путь и есть царство.
Глядя мне прямо в лицо блестящими от слез глазами, она продолжала:
– Такова теория Марии Магдалины, которая созрела во мне, когда я слушала его. После всего случившегося каждый будет судить и рассказывать о нем по-своему, и я не стану утверждать, что моя точка зрения – самая верная, но она и не самая ошибочная.
Она добавила:
– Они приказали мне молчать, потому что я женщина, в их присутствии я всегда буду смиренно молчать. Однако тебе я могу сказать, что Иисус согласился принять телесные страдания для того, чтобы спасти мир. Ему было известно то, что должно было произойти, и он не раз ясно говорил об этом: как Человеческий и Божий Сын он приносил в жертву самого себя, чтобы создать новый мир и очистить от греха всех людей на свете. Он сумел сделать так, чтобы на душе у меня стало легко.
Она объясняла свою теорию, которая была мне совершенно непонятна. Затем мы поговорили о подарке,
