бог догонят и еще головы им проломят. Хотя… не думаю, что догонят. Да и в какую сторону они подались? Один Господь ведает.
Венцель Марцел грустно покачал головой.
— Все верно говоришь, судья. Но мне жаль, что нам не удалось их схватить. Очень жаль. Городу от этого была бы польза. Ну что ж, напишем письма, чтобы другие города их перехватили. Может, что-нибудь получится. Поехали, судья, выпьем по чаше вина и отведаем окорока. У меня еще остался хороший кусок.
Венцель Марцел повернул коня. Тут его взгляд упал на господина в синих одеждах.
— И ты иди с нами. Расскажешь, что там произошло. В подробностях расскажешь.
Палач кивнул и пошел следом за рыцарским конем. Немного поколебавшись, Гудо спросил повернувшегося к нему спиной Венцеля Марцела:
— А что с рыцарем?
Бюргермейстер, не оборачиваясь, ответил:
— Может, до обеда протянет. Хотя лекарь Хорст не ручается. Все-таки дырка в голове. А при таком сквозняке жизнь быстро улетучивается. Думаю, еще успеешь попрощаться с ним.
— Я могу его осмотреть? — глухо спросил палач.
— Как хочешь, — равнодушно ответил бюргермейстер. — Он у меня в доме.
— Тогда я прихвачу кое-какие инструменты…
— И свечи заодно прихвати, — рассмеялся Венцель Марцел.
Конечно же, никто и не ожидал господина в синих одеждах. Да и место ли ему в бюргермейстерском доме? Сюда он может явиться только по приказу. Так он всегда и поступал. Но сегодня Гудо напросился сам. Признаться, он не понимал, зачем пришел. То ли действительно попрощаться с тем, кто был в какой-то мере звеном цепочки судьбы, которая способствовала его освобождению из подземелья Правды. То ли чувствовал себя виноватым в том, что произошло в лесу. То ли в нем пробудился азарт мэтра Гальчини, когда тот делал невозможное и потом несколько дней казался человеком. А может, все вместе. И еще ему было жаль молодого человека, который, возможно, еще сделает что-то важное и нужное в жизни.
Во дворе Венцеля Марцела было множество народа. Сам бюргермейстер заявил, что он сегодня отдыхает после ночных переживаний, утомительного сбора городского ополчения и выхода за стены города. А еще он должен подумать, как городу правильно встретить приближающегося императора. А это куда важнее пустых разговоров в Ратуше.
Но уединиться Венцелю Марцелу так и не удалось.
Восседая в своем кресле в каминном зале и смакуя вино, он принимал всех желающих пообщаться с ним. И этих желающих сегодня было больше, чем на обычном заседании городского совета.
Услышав о скором приезде императора, в первую очередь взволновались старейшины цехов. Собравшись вместе, они решили, что им принадлежит главенство в городе, а значит, все значительное должно начинаться с них. Тем не менее, покричав и приняв важные решения, они разбрелись по своим цехам и успокоились. В конце концов, есть же городской совет. Есть бюргермейстер. Как-то оно будет. Подскажут, подтолкнут.
Но сегодня старейшинам предстояло услышать о важном визите из уст самого бюргермейстера. И при этом сделать многозначительное лицо. И, конечно же, напомнить, что именно их цех является опорой города и должен первым приветствовать императора. Так говорили кузнецы, бондари, седельщики, оружейники, свечники и многие другие.
Венцель Марцел делал вид, будто он смертельно устал от неисчислимых забот о благе города. Соглашался с тем, как важен для города каждый цех и при этом, прощаясь, говорил всем одно и то же: «Главное, чтобы мастера и подмастерья были веселы, добротно одеты, а улицы перед их мастерскими были чисты. Ведь кто знает, возможно, император пожелает увидеть ваши мастерские и ваши изделия. Он такой любознательный, наш император».
За старейшинами потянулись купцы и менялы. Затем городские чиновники и все более-менее значительные люди города. И все эти посетители находили разнообразные, но правильные слова в честь бюргермейстера и его славных дел. При этом они не забывали упомянуть о вооруженном выдворении порядком поднадоевших и теперь уже кажущихся кровожадными флагеллантов.
Ну как тут остановить прием гостей и отказаться от столь важного выражения любви города своему бюргермейстеру!
— А золотари так и не явились. Наверное, свой цех они не считают главной опорой города, — со смехом сообщил лекарь Хорст, потягивая вино бюргермейстера. Он сидел в углу зала в ожидании кончины молодого рыцаря и одновременно комментировал визиты и тем веселил Венцеля Марцела.
— Если наш славный Витинбург будет опираться на кучу из дерьма, то город придется назвать по- другому, — поддержал лекаря бюргермейстер. Он уже был под хмельком.
Сначала он просто хотел успокоиться после ночных волнений, а затем начал запивать сладостные речи бесконечных гостей. И то и другое доставляло удовольствие.
Гельмут Хорст тоже чувствовал приятную расслабленность от вина. Перебрав всех в городе, он вспомнил:
— Еще у нас есть старуха Ванда и ее одиннадцать девок. Ах да, я забыл нашего мрачного господина в синих одеждах. Он наверняка не отказался бы прикоснуться к вашим стопам.
— Нет, — раздался мрачный голос, — я хотел бы осмотреть рыцаря.
Лекарь Хорст от неожиданности едва не уронил чашу, оставив несколько пятен на своем камзоле. Отряхивая жидкость, он нахмурился и пробормотал: «Что же это за сатана… Едва его упомянешь, он сразу же и встает у порога».
Да и сам Венцель Марцел был не слишком рад видеть этого посетителя. Он поморщился и взмахнул рукой, словно хотел отогнать от себя надоедливую муху.
— Он там, в моей спальне. Нужно будет потом сменить постель.
Гудо склонил голову и направился наверх.
В спальне он застал сидящую у кровати раненого дочь бюргермейстера. Увидев входящего палача, девушка вскочила и, молитвенно сложив руки, обратилась к нему:
— Гудо, спаси его. Я знаю, ты можешь. Ты все можешь.
— Я не Господь, — сухо отозвался господин в синих одеждах и подошел к кровати. Осторожно опустив на дощатый пол принесенный им мешок, Гудо склонился над молодым рыцарем, лежащим вниз лицом.
— Он так и не приходил в себя?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Это печально. Помоги мне. Подержи его за плечи.
Эльва с готовностью исполнила просьбу, а когда палач снял с головы раненого повязку, лишь тихонько ойкнула. Гудо внимательно посмотрел на дочь бюргермейстера и, сосредоточившись, стал изучать рану.
— Есть ли в доме ножницы?
— Да, у нас хорошие венецианские ножницы, — едва смогла произнести Эльва. — Ты ему поможешь, мой дорогой Гудо?
От произнесенных девушкой слов палач вздрогнул и засопел, как и всякий раз перед тяжелой работой.
— На это мне нужно разрешение твоего отца. И… горячая вода. Много воды. А еще…
Эльва осторожно уложила голову рыцаря на подушку и выпрямилась. Ее прекрасные глаза были сухими, а губы слегка подрагивали.
— Сейчас все будет.
— О Господи, что же ты меня так жестоко испытываешь? — оставшись один, пробормотал Гудо и с жалостью посмотрел на молодое лицо рыцаря.
Очень скоро прибежала запыхавшаяся Эльва. К груди она прижимала ножницы изумительной работы.
— Вода уже почти готова.
— А бюргермейстер?
