любопытничать». «В этом случае я ведом скорее любознательностью, чем любопытством». «Как же вы могли подумать, что я когда-нибудь могла быть злой женщиной?» «Конечно, вы всегда были добры, но ведь иногда случается злиться как раз из доброты». Она смолчала, и её выражение приняло вид чего-то такого, что витает вокруг одного из тех дюреровских женских портретов, что-то от пугливости ночной птицы, что - то летящее во тьме через моря, что-то про себя тихонько хнычущее. Больше об этом браке он не услышал. Глупышки умеют прикусить язык как никто другой, мастерицы получать удовольствие в тактичности. Как будто из упрямства, из насмешки проявляют они такт и едят поедом боль выпавших на их долю разочарований маленькими кусочками и с непоколебимым приличием. Именно так называемые глупышки очень к тому способны. Любят ли они свои страдания? Глупышки любят и помечтать, и несчастье этого брака могло состоять только в том, что муж не отвечал мечтаниям, был не настолько мил, галантен, исполнен рыцарства, весел, благочестив, почтителен, остроумен, умён, добр, отважен, расположен к твёрдокаменному доверию, а также способен развлекать, не настолько серьёзен, верующ и одновременно неверующ, насколько она себе представляла. Для большого несчастья, бывает, нужно немного. И вот теперь сидит глупышка со следами былой миловидности перед куском колбасы на тарелочке, может быть, съедает немножко, или даже всю, оставляет только колбасные шкурки на тарелке, которые потом стаскивает паж, потому что ему кажется, что это смешно, а ещё чтобы поглупить и со своей стороны, а во двор светит солнце, и так тихо, как дне морском, как если бы все дома и в них происходящее располагались в вечно чистой, замечательно прозрачной воде, видимые, но неизведанные, переменчивые, но неизменные. И ещё разбойник крал истории, а именно, читал их в маленьких книжках с фольклором и потом складывал из прочитанных сказок свои собственные, вдобавок громко смеясь. Может быть, в душе глупышки дремала мужская половина, из-за которой она и не могла переносить мужа иначе как через саморазрушение? К счастью, теперь у неё, по крайней мере, появилась приятная служанка. К ней наведывались путешественники из Парижа. Ей не всегда было легко с ними справляться. Летом она носила всё белое, а про Рихарда Вагнера говорила со скромностью, что ей кажется, она его не понимает. Для вагнеропонимания надобно быть знатоком музыки. А однажды она сказала своему разбойнику, что он олух. Нам ещё предстоит оплеуха. Вам немедленно сообщат, где и как. Шляпке Эдит предоставим до поры до времени радостно зеленеть.
Одной учительнице приходилось выслушивать о себе городские слухи, что никакая она не учительница и не разбирается в собственной профессии. В ответ она так разуверилась, что сказала себе: «Переселюсь в деревню», где в мире и покое — так как там ей пришлось иметь дело с людьми, которые предоставили ей достаточно времени, чтобы одолеть свой, возможно, несколько странный темперамент — она стала очень хорошей учительницей. Дорогие сограждане, не отрицайте друг в друге возможностей слишком поспешно. Не говорите лишь впустую о трудностях, но и в действительности считайтесь с ними. Если бы вы так делали, на свете прибавилось бы уважаемых и потому радостных и прилежных граждан и гражданок. Быстрота нужна в услужении, а в суждении нужна неспешность, как в отдаче приказаний и в правлении. Править следует со всем возможным вниманием. Править и командовать, заметим, это разные вещи. С повышениями нельзя торопиться, точно так же как и с понижениями. Но боже ж ты мой, в дамское кафе мне ни в коем случае нельзя. Я вам потом объясню, почему. С гимназическим учителем, который четверть года состоял в неудачном браке, а по истечении упомянутого срока решился на развод, поскольку жена не приняла достаточным образом во внимание его своеобразность, разбойник отправился в поле на прогулку при солнечнейшем свете солнца. «Что вы думаете об этом профессоре Глоррейхе, который так исключительно вами интересуется?» Разбойник ответил: «Во всяком случае и несмотря ни на что, меня однако всё-таки укусила же, как я и сейчас ещё с радостью ощущаю в памяти, его собака за икру, когда я вступил для переговоров на территорию его виллы, словно драгоценность лежащей в оправе озера и горных хребтов». «Но он к вам благорасположен?» «Господин гимназический учитель, — сказал разбойник, — этот господин профессор в первую очередь благорасположен, понятное дело, к самому себе. Так обстоит дело с каждым из нас. Если бы вы, например, не были к себе благорасположены, вам бы не удалось в своё время спастись бегством от своей жены. Вы жалели себя, когда вам пришлось прозябать в ущербном состоянии. У вас возникло вполне оправданное чувство сострадания к самому себе. Вот и профессор Глоррейх сострадает и сочувствует себе. И я тоже, в то самое время как развлекаюсь беседой с вами, причиняю себе как можно меньше вреда, поскольку непрерывно и с невероятной твёрдостью верю в себя».
Гимназический учитель оценивающе оглядел красноречивого разбойника и сказал: «Наша прогулка прямо-таки по-гёльдерлиновски светла и прекрасна», — что его визави с готовностью подтвердил, а затем добавил: «Преимущества движутся параллельным курсом. Наши хорошие настроения вполне могут тихо и мирно нас сопровождать. Слава этого вашего профессора меня радует, я имею в виду, что для нас, для живущих, чрезвычайно важно научиться пренебрегать устаревшим чувством страха, согласно которому преимущества других являются препятствиями на нашем собственном пути, поскольку дело обстоит абсолютно иначе. Превосходство того или иного члена общества образует скорее разрешение, чем запрет для моих собственных свершений. Кроме того, известно, что ни преимущества, ни недостатки не окружены постоянством, а, напротив, тут и там и время от времени перестают действовать. Вредное зачастую вступает в права вместе с ослабеванием полезного. Я хочу сказать, любую пользу можно обратить во вред и из каждого вреда может вылупиться польза. Поэтому преимущество другого не является моим недостатком, потому что его предпочтительность не долговечна. Не существует превосходностей непреходящего достоинства. Одно достоинство сменяет другое. Сегодня люди говорят об одном свершении, а завтра заговорят о другом. Помехой в наших лучших устремлениях служит наша собственная чувствительность. Наши чувства во многих отношениях — наши враги, а конкуренты нашими врагами не являются. Наши так называемые противники только тогда противники, когда мы боимся их достоинств, которые, однако же, всякий раз должны обновляться, завоёвываться заново, если не хотят потускнеть». И снова гимназический учитель обмерил своего спутника изучающим взглядом. В то время разбойник проживал в комнате, из которой он высматривал наружу через люк, а ля Фридериций перед битвой при Росбахе[13]. Ему однажды дали почитать и проверить куглеровскую историю Фридриха Великого, и с тех пор он потихоньку пофридерицивал сам с собой. Что, в общем, простительно.
Как эти все впечатления на меня давят. На него, впрочем, наверное, тоже. А тут ещё эти принципиальности, расхождения во мнениях. И к тому же, таинственность, сопряжённая с покупкой витушек. Витушки, палочки, колечки, рожки — это всё названия выпечки. Как приятно оказаться в тени деревьев. По заведениям шляется одна простецкая шпана (несолидные элементы), услышал разбойник именно в заведении от несколько подпившего, а потому, возможно, и опростившегося человека. Это прозвучало как ирония, как насмешка. В этих словах скрывался выход из положения для попавшего в затруднение оратора. Те, у кого нет желания работать, склонны отрицать его и в других, чтобы легкомысленно оправдаться перед собой. Разбойник подумывал о своём намерении писать перед лицом Эдит, то есть, в присутствии той, кого он любил, точнее говоря, в зале, где она работала, роман, которого от него давно уже ждали друзья и знакомые. Что за романтическое начинание, обречённое, разумеется, на внутренний провал. А тут ещё эти кельнеры, которые то вежливо его приветствовали, то отворачивались спиной, в зависимости от собственного удобства. Ведь он посещал девушек, подчинённых этим кельнерам и усматривавших в них своё начальство. Разыгрывая перед девушками наставничество и превосходство, он представлял себя в выгодном свете перед соответственным начальством. Если же ему случалось искать расположения девушек, исполняться теплом в присутствии этих существ, то начальственные лица принимали кислое выражение, кислее кислой капусты, и выражение неприятия, холоднее самого холодного отказа. Однажды он донёс одной даме саквояж до самого места назначения и получил из гантированной ручки один франк за эту услугу. Оказанная любезность угодила не только даме, но и ему самому. Милые манеры красят нас самих, не только внутренне, но и внешне. Доброжелательное обращение внедряется в черты нашего лица как нечто, воспринимаемое окружающими как симпатичная внешность. Каждые восемь дней он принимал душ, под струйками которого он принимался играть в негритёнка, пританцовывая в душевом орошении. Дальнейшее об этом душе в дальнейшем. А теперь я позволю себе добавить, почему мне больше нельзя появляться в дамском кафе. Уроженка Ааргау преподнесла мне там под звуки соблазнительной музыки молодого Гёте на блюде. Поскольку в таком раздёрганном виде он не вызвал у меня доверия, я от него отказался. Молодой Гёте в качестве марионетки, куклы на нитках, спасибо, нет! Но это недоразумение ещё кое-как сошло бы с рук, не появись там в один прекрасный день одна из самых красивых молодых женщин, каких мне когда-либо приходилось встречать, бразильянка, с которой я, раз уж она ко мне подсела, завязал разговор. Она
