НЛО, оставляющие за собой новогодне-звездные россыпи надежды на чудо.
Знаменитая Дубна оказалась типичным городком-спутником столицы. В славные советские времена, когда наука цвела ухоженной клумбой южных чайных роз, считалось престижным здесь жить и работать. Центральная площадь с гипсовым Лениным, указывающим дланью путь на местный железнодорожный вокзальчик, стеклянный двухэтажный универмаг, ресторан «Дубна», неторопливый ход люда на улочках, засаженных украинскими пирамидальными тополями, местная речка — все это мелькнуло за стеклом авто и пропало, как видение. Не скажу, что прекрасное.
Потом появился бетонный забор, бесконечный и серый, как, не буду оригинален, жизнь работника умственного труда. Над металлическими воротами заметил вышку для визуального наблюдения. Документы проверили физически крепкие секьюрити со знакомыми мне лицами актеров второго плана, вооруженные автоматами.
— Строго у вас, — заметил я. — Как в зоне.
— А как же, — ответил Денис Васильевич, — оборонное предприятие, образцово-показательное, — и посчитал нужным уточнить, — было.
На территории следы постсоветской разрухи практически не наблюдались, разве что здания и производственные корпуса имели вид уставший и малость обшарпанный.
— Покрасим, — ответил на мое замечание полковник Фаст. — Победим и покрасим весь мир, — недобро улыбнулся, — в цвет цинковой зелени.
— Так красят дачные заборы и танки, — заметил я.
— И красиво получается, — засмеялся Денис Васильевич, поддержанный двумя коллегами, и развил мысль о том, что давно пора перекрасить наш голубой шарик в цвета более решительные и мужественные.
В его словах читался подтекст, да я был отвлечен тем, что рассматривал старенькое панно на стене корпуса. На грязноватом от дождей и ветров фоне проявлялась девичья фигура в художественной эстетике конца 70-х годов: крупные бедра, крепкие ноги с крестьянскими икрами, наливная грудь, простенькое ситцевое платьице…
А вот лицо — лицо мне показалось знакомым. Местный маляр решил себя не утруждать поисками натуры и перенес на стену божественный лик Сикстинской мадонны.
— Это наша красотка Варвара, — сказал Денис Васильевич, заметив мой интерес к настенной живописи. — Раньше работала в столовой. Всем давала… — и осклабился, — и не только каши.
Солдафонский юморок моих подопечных почему-то начал раздражать, хотя я сам не отличался деликатностью к родному слову. Более того, когда мы шли по длинному коридору производственного корпуса в группу «D», я обнаружил: меня ведут, будто арестанта. То есть впереди и позади меня находились люди с лицами актеров второго плана. Оставалось только заложить руки — и в цугундер. Ладно, решил я, видимо, нервничаю и моя фантазия играет, как однорукий инвалид на гармони.
Мы прошли ещё две современные пропускные системы, потом загрузились в кабину лифта и на ней ушли на шестой нижний уровень.
Наверное, действительно академик и его группа занимались неким супервыгодным, как нынче говорят, проектом. То, что я увидел на шестом уровне впечатляло: современный дизайн лабораторий, их космическая комфортабельность и стерильность, улыбающиеся сотрудники в комбинезонах цвета серебристого металлика, похожие на астронавтов из фильмов о будущем.
Прежде, чем посетить группу «D» мы задержались в тамбуре, похожем на раздевалку, впрочем, это и была раздевалка. По утверждению сотрудников ГРУ, принимаются меры предосторожности — ни один предмет из внешнего мира не должен попасть в лабораторию внеземных технологий.
Я переоделся в рубаху из неизвестной ткани и легкий комбинезон цвета серебра и почувствовал себя покорителем Пространства-Времени. Для полного счастья не хватало познакомиться с гуманоидом, о котором, помнится, сочинила журналистка Стешко. Сочинила? Подозреваю, что она была ближе к истине, чем мы все вместе взятые. Иначе трудно объяснить окружающую меня обстановку. Коль вбуханы такие немалые средства, то на это есть, верно, серьезные причины. Какие? Об этот я и должен скоро узнать.
Лаборатория напоминала отсек космической орбитальной станции, если я правильно её представляю. Ученые сидели перед экранами мониторов, не обращая внимания на нас. По-моему полковник ГРУ пользовался дурной славой в коллективе.
— Минуточку внимания, — сказал Денис Васильевич, — товарищи! Разрешите представить молодого журналиста Диму, коллегу известной вам Мариночки Стешко. Он будет работать вместе с нами, — запнулся, — некоторое время. Просьба оказывать содействие и помощь.
По апатичной реакции коллектива на этот призыв понял, что меня приняли за соглядатая. Следовательно, ждать поддержки не приходиться. Надеюсь, товарищ Фаст знает, что делает. Если он хочет вскрыть ситуацию, как консервную банку, то ему с его талантом провокатора…
Не уверен, что «крот» испугается меня и сиганет из группы «D», наоборот ещё больше зароется в чернозем планеты, как настоящее землеройное животное.
Я осмотрелся — и не обнаружил главной фигуры, меня интересующей: Анечки. Ау-ау, где ты прекрасная знакомая незнакомка?
И она появилась — появилась через час, когда я заскучал под мирный гул компьютерных вентиляторов, решив, что мой сон был лишь чудной грезой.
Надо ли говорить, что, увидев её, я… влюбился? Нет, это была не любовь. Какая может быть любовь к видению и пионерке? Это был азарт охотника и любопытство естествоиспытателя: а можно ли заманить в силки такое милое создание?
У неё была фигурка, выточенная природой. Солнышко же обкакало её веселое личико веснушками. В молодых глазах — облачная, чуть порочная синь. Движения от раннего возраста ломкие.
— Привет, — сказала мне. — Я — Анечка, — и протянула подростковую ладошку.
— Дима, — пожал её и вспомнил сон, когда держал в руках крылья ангела-хранителя.
— Ты будешь у нас работать? — улыбнулась; так улыбаются капризные дети или всесильные небесные боги.
Я не успел ответить. Вмешался господин Фаст: да, в каком-то смысле; Дмитрий у нас журналист.
— Журналист? — переспросила и глянула на Дениса Васильевича. И этого потаенного напряженного взгляда было достаточно, чтобы понять: между ней и службистом существуют, скажем так, некие разногласия.
Невидимое противостояние сняло появление академика. Оно было шумным и праздничным, будто в космический отсек залетел летний жужжащий шмель. Академик Сирота Алексей Алексеевич был маленького росточка, толстенький, первое впечатление производил гуляки и пустомели. Даже спец. комбинезон облегал его плотные чресла таким странным образом, что казалось на академике казацкие шаровары и полтавская рубаха с вышитыми петухами.
— Здорово, братцы! — это были его первые слова.
Потом начался проход академика по лаборатории, в результате которого я узнал, что у инженера Олега Стальненко есть дивная жена Лилия, которая умеет отлично готовить украинский борщ, у Арсения Адамова украли машину, но её обязательно найдут, у Лёни Коростылева шалит печень — пить меньше надо, у Вольдемара Орешкина вьетнамцы снимают квартиру и не хотят платить больше — будут платить или съедут к известной матери; у Левона Григоряна кошка Манана разрешилась десятью котятами и теперь он вынужден все свободное время устраивать их кошачьи судьбы; ну и так далее.
Если бы я не был, прошу прощения за пафос, сыном своего народа, то очень бы удивился, слыша такие речи. Двадцать первый космический век — и такие суетные земные, я бы сказал, кошачьи проблемы!
Наконец академик подступил ко мне. Вздернув лысоватую голову и подвигав трапециевидной челюстью, посмотрел линялыми веселыми глазами:
— Дмитрий? Наслышан-наслышан. Красав`ец! Анечка, обрати внимание!
— Уже обратила, деда.
Коллектив добродушно посмеялся, мол, а почему бы и нет — погуляем на свадьбе, кроме Коростылева, у которого балует печень. То есть было много смеха и шуток, точно мы участвовали в программе КВН. Мы с Анечкой тоже посмеивались, хотя я уловил в глазах девочки некую мысль, похожую на холодный туман. Не
