— Девушка, в любви объяснитесь потом. Не мешайте слушать.
Потом они пошли танцевать. В середине танцев Аркадий увел ее, разгоряченную от музыки, в сад. Лишь дошли до памятной скамейки, он обнял ее.
— Ты с ума сошел! — запротестовала она, но неожиданно обхватила его шею и горячо поцеловала в щеку.
— Томка! — охнул Аркадий.
А потом... Потом, едва они вошли снова в зал, Тамара разозлилась на себя. «Ну, зачем я с ним целовалась. Надо было подольше помучить. А теперь, конечно, он спокоен. Думает, что я его... Нет, врешь — я ничья. Вот посмотри...»
Начался вальс, и Тамара, оставив изумленного Аркадия, пошла танцевать с Павликом Мякининым, который — это знали все в техникуме — упорно за ней ухаживал. Павлик был щеголевато одет, недурен собою, но Тамара не могла без злости слушать его простонародную, или как она говорила, «крестьянскую» речь.
И все же она разрешила ему проводить себя до дому. Всю дорогу молча слушала горячие слова взволнованного парня, а перед домом высвободила свою руку от него.
— Спокойной ночи!
Захлопнув ворота, посмотрела в щель. Ошеломленный парень неподвижно стоял у дома.
«Так вам и надо... — подумала она, вспомнив сейчас вчерашнее. — Привыкли смотреть на девчат, как на игрушек: захочу — играю, захочу — брошу».
Дверь скрипнула, вошла мать. Она была в зеленом теплом халате, несмотря на то, что сквозь рамы в комнату вливалось обильное солнечное тепло.
— Тамара, не пора ли вставать?
— Сейчас, мама. — Тамара минуту помедлила, откинула толстое одеяло, легко спрыгнула на ковер и стала одеваться.
— Это кто тебе синяк-то посадил? — мельком взглянув на шею дочери, равнодушно оказала Юлия Васильевна.
Многое сходило с рук непослушной дочери. Юлия Васильевна, хотя и была из простой крестьянской семьи, в замужестве за шахтерским начальником очень быстро почувствовала, что таким семьям, как Клубенцовы, многое позволено. Потому она и не требовала от дочери строгого отчета в ее поступках. Вот и сейчас она лишь вздохнула, покачала головой, но тут же, не обращая внимания на дочь, подошла к окну.
— Смотри-ка, на улице-то как хорошо... Рамы, что ли, вторые выставить? Иди, завтракай, да примемся потихоньку..
Но потихоньку работать Юлия Васильевна не умела. Это было единственное, что сближало ее с крестьянским прошлым. Черные, ничуть не тронутые в 47 лет сединой волосы Юлии Васильевны выбились прядями из-под косынки; упрямо запихивая их мокрыми руками обратно, она командовала дочери:
— Горячей воды тащи! Вот в углу-то соскобли бумагу! Раму, раму не разбей!
К одиннадцати часам все рамы были выставлены, подоконники помыты, мусор убран.
Тамара прошла в свою комнату. Читать не хотелось, Лиля не шла, что делать?
Девушка подошла к окну и, повозившись с задвижкой, раскрыла створки. В комнату вместе с упругим и теплым ветром, откинувшим занавески, ворвалась весна. Мир стал просторен и в то же время близок: зеленеющие листковой завязью ветки черемушника качались рядом, можно было погладить их, приласкать ростки, которые скоро оденутся нежно-белой накипью душистого цветенья; звуки, прежде глухие, ворвались в комнату волнующей, сложной гаммой; отчетливо слышно, как откуда-то издалека ветер несет баянные переливы, веселый, птичий гомон, дальние голоса. А по всему этому основным аккордом звучит знакомая с детства песня труда: повизгивают вагонетки на терриконике ближней шахты, с тихим присвистом гудит трансформатор насосной станции, временами громко покрикивает паровоз у эстакады.
И так хорошо, так легко стало на душе, что Тамара прижалась щекой к теплому гладкому подоконнику и счастливо, безвольно закрыла глаза, не в силах совладать с охватившей ее беспричинной радостью.
А в закрытых глазах оживал кто-то, настойчиво звал к себе. Кто это? Тамара, не раскрывая глаз, напрягала память и внезапно решенье пришло: Аркадий! Его хмурый, сдержанно-бешеный взгляд, каким проводил вчера он уходившую с Павликом Мякининым Тамару.
«Обиделся ты, дурашка мой, а... напрасно. Уж если выбирать между тобой и этим Павликом, я всегда выберу тебя. Ты, конечно, если говорить прямо, тяжеловат и неуклюж в сравнении с ребятами, которые бывают у Лили, но совсем, совсем не безразличен мне... Я вчера поняла это. Надо привести тебя на следующий вечер к Лильке, может быть, дойдет до тебя, в конце концов, как там бывает хорошо и интересно... А уж если понравится тебе наша компания — мне больше ничего и не надо, я знаю, что тогда- то мы надолго будем вместе»...
— Здравствуй, Тамара!
Тамара открыла глаза, обернулась и едва не вскрикнула от радостного удивления: в комнату входил Аркадий.
— Аркадий!
Она бросилась к нему, но он хмурым жестом остановил ее:
— Я по делу. Извини, что пришел сюда. Тебе нужно срочно быть в техникуме... Серов, наш комсорг, попросил, чтобы я передал тебе это.
Сказал, обернулся и вышел.
Несколько секунд Тамара ошеломленно стояла, а опомнившись, бросилась за Аркадием.
Он сидел в гостиной и разговаривал с Юлией Васильевной.
Тамара в нерешительности остановилась на пороге, глядя на них. Постояв с минуту, вернулась в комнату и стала собираться.
— Ну, идем! — не глядя на мать и Аркадия, бросила она, направляясь к выходу.
А в голове ее назойливо бились обидные мысли: «Нет, нет, у нас ничего не получится, это яснее ясного... Ну и пусть! Подумаешь, играть на нервах еще вздумал... Нет уж, теперь-то я знаю, что делать... Сегодня же вечером снова пойду к Лиле, назло тебе пойду».
Подумав это, она презрительно усмехнулась, бросив мимолетный взгляд на хмурого Аркадия, и пошла быстрее, не оглядываясь, — идет ли он за нею.
Редактор городской газеты Алексей Ильич Колесов — пожилой мужчина с седыми висками и сократовским морщинистым лбом — дружелюбно взглянул на Валентина сквозь очки в черной роговой оправе.
— Садитесь... Времени у меня — в обрез, так что сразу к делу, если не возражаете. Вот сюда, рядом присаживайтесь, товарищ Астанин.
Он придвинул стул и на мгновенье неподвижно замер, внимательно глядя на Валентина.
— Так вот, понравилась нам ваша статья, — снова заговорил он. — Обстоятельно, живо все описано. Язык у вас выразительный, сочный. Вы, вероятно, раньше работали в газетах?
— Немного... Внештатным корреспондентом.
Колесов задумчиво забарабанил пальцами по столу. Валентин ждал, когда редактор, наконец заговорит о том, зачем сюда пришел уже второй раз Астанин: о работе.... Вероятно, свободное место есть, судя по вопросам редактора.
— Что же делать? — наморщил лоб Колесов. — Штат у нас сейчас полный, но и упускать вас из виду не хочется.
Все рушилось самым неожиданным образом. Значит, мест нет. Но куда же он тогда пойдет работать? Валентин мрачно вздохнул, уже поняв, что все идет не так, как предполагал он.
— А знаете что? — вдруг ожил Колесов. — Устраивайтесь временно на шахту, а при первом удобном случае мы вас заберем. Как вы на это смотрите?
