— Кукушка-кукушка, сколько нам жить? — спросил Сосо.
— Это как в анекдоте, — вспомнил я. — Тащится мужичок по лесу, услышал птичку. И тоже спрашивает. Кукушка в ответ: ку… Мужичок: а почему так ма…
— Это не про нас, — твердо ответил мой друг. — Кукует, родная. Двести лет наши, Вано.
— По сто на брата? Многовато будет, Сосо?
— Нам ещё мало будет. У меня вон… дед Сандро… в сто шесть женихнулся.
— Молодцом. И что?
— Хочет разводиться. Не сошелся характером с «молодухой».
— А ей-то сколько годков?
— Если ночью, то шестнадцать, а так все сто шестнадцать.
Мы добродушно посмеялись — все-таки человек великая и неразгаданная тайна мироздания. Выклюнулось это недоразумение из какой-то черной дыры Макрокосма, как глист из ануса, и вот — пожалуйста, имеем то, что имеем: хозяина, блядь, всей Вселенной.
То ли природа благоприятно действовала на нас, то ли предчувствие ближнего боя волновало кровь, но чувствовали себя превосходно. Очевидно, так ощущает себя камикадзе, направляющий свой крестовидный самолетик на крейсерскую громадину, застывшую в червленом от восходящего солнца заливе.
Вперед-вперед, без страха и упрека! Короткими перебежками мы приблизились к зоне повышенной опасности. Пали в траву-мураву, пропахшую горькой полынью, теплыми лопухами и солнцем. На флагштоке обвисал, как трусы, стяг общества «Трудовые резервы». У кирпичного здания «спортсмены» готовились к соревнованию по стрельбе. Не по нам ли? Курсировали машины. Во всей атмосфере этого удобного для установления мировых рекордов уголка чувствовалась нервозность. И мы даже знали причину этого состояния: хозяина подкоптили на тротиловом дымке, и теперь служба охраны пыталась себя реабилитировать. Повышением боевой и политической подготовки. Что осложняло выполнение нашего задания, но никак не отменяло его. Скоро часть отряда загрузилась в джипы и укатила выполнять свои задачи. Парадом командовал коренастый мужичок в кислотном спортивном костюме — это был тот, кто мог бы нам помочь. Безвозмездно. Призер монреальских игр — товарищ Сохнин.
Когда наступило сравнительное успокоение — по дорожкам ходили только двое ленивых бойцов, показывающих всем своим распущенным видом, что они не верят в опасных, скажем, грибников, я и Сосо начали движение. Главное, не нарушить раньше времени тишину этого медвежьего угла. Петляющим шагом я приблизился к «своему» вертухаю. Запашок грошового одеколона-уникса «Отелло» едва не сшиб с ног. Пришлось задержать дыхание, а после резким движением прихватить шею врага удушающим приемом. Он хрипнул от удивления хрустнули коралловые шейные позвоночки, и все — пи()дец! И под кустик, чтобы своим истомленным видом не портил окружающую среду.
Потом по стеночке к двери — выдерживаю паузу: набегает Сосо, складывающий пальцами бубличек, как это часто делают герои USA-боевиков: порядок, командир! Жаль, что наше отечественное кино агонизирует на последнем издыхании, мы бы с удовольствием приняли участие в каком-нибудь мощном блок-бастере,[6] который бы отхватил все призы расфран-фру- франченного, мать его так, Каннского фестиваля, включая и Золотую пальмовую ветвь.
Увы, жизнь далека от этой мечты, как плодородные марсианские плантации от наших трудолюбивых дачников. С их курами. И надо жить и действовать в предлагаемых условиях.
Проникнув в здание, мы легким и быстрым шагом прошли по длинному сумрачному коридору, потом — вверх по лестнице… Этот путь проделывал я. Совсем недавно. Правда, с завязанными глазами, что ничуть не мешало нам сейчас передвигаться в нужном направлении. Звуки телевизора придержали нас — боевик, сидящий перед ним, (по-моему, он размахивал битой?), с увлечением смотрел детский сериал о животных и жевал яблоко. Извини, дружок, сам виноват: или служи, или получай визуальное удовольствие. Фруктовый витаминизированный шар оказался последним в его мимолетной и, наверно, неправедной жизни: жестокий удар приклада АКМ выплеснул из стриженного затылка мозговую кашицу… похожую так на яблочную… которой, когда-то хлопотливая мама кормила обожаемого и послушного бэби. Предсмертная судорога пробивала тело любителя зверей и витаминов, а мы с Сосо уже рвались в кабинет, где проходило производственное совещание. Как бы. Только вместо ручек и карандашей у присутствующих замечалось автоматическое оружие. Пришлось работать в режиме максимальной жестокости. Другими словами: расстреливать всю живую силу противника. Времени и возможности проводить с рядовым составом просветительскую беседу на тему «Эстетическое и половое воспитание мальчиков в древней Элладе» не имелось. Сосо обрабатывал плотным свинцовым огнем пространство, где находились те, кому так не повезло оказаться в минуты роковые, а я в балетной растяжке, как Лиепа, летел к столу и ударом ноги ссаживал господина Сохнина со стула. Удар был удачным — в переносицу. Призер олимпийских игр, обливаясь кровью, начал заваливаться навзничь. Рухнуть не успел, я обходительно подхватил обмякшее тело, как мешок с картофелем, удобный по весу своей относительной легкостью. Гарь и кровь, и всхлипы умирающих (их было пять) — зрелище не для слабых. Что тут сказать: каждый выбирает то, что он выбирает. И когда ты хапнув ствол в руки, чувствуешь себя суперменом, то должен помнить о возможных печальных последствиях для собственного здоровья.
Наше отступление на исходную позицию прошло благополучно: я тащил на себе господина Сохнина, изображающего беспамятство, а Сосо короткими очередями зачищал путь. Для куража и острастки.
Запеленав пленника, как младенца, мы кинули его на удобное во всех отношениях заднее сидение «Шевроле». Первый этап олимпийского забега с пальбой закончился удачно. Для нас. Однако надо торопиться: мы перешли рубеж и теперь, чтобы выжить в будущей бойне, мы должны были опережать врага хотя бы на мгновение…
Я оказался прав — через четверть часа, когда мы находились на скоростной трассе, навстречу нам со скоростью метеоритного потока промелькнули два знакомых джипа, за стеклами которых скрадывались фигуры с самыми решительными намерениями.
— По наши души, кацо, — заметил Сосо, оглядываясь. — Пыхтит, дядя. Расколется, да? Такие мужички… того… идейные.
— Какие могут быть идеи сейчас? — удивился я. — Баксы — вот идея. Чем их больше, тем лучше.
— Но без «капусты», генацвале, ты как козел без козы.
— Но когда Бог — доллар? И ему молятся так, что расшибают судьбы и жизни. Свои-то — ладно…
— О ком речь?
— Догадайся сам. Хотя могу и сказать: о кремлевых людишках. Этакие шалунишки, думают, что все им сойдет с рук.
— Не сойдет?
— Не знаю-не знаю. Повременим да поглядим, когда Царь-батюшка дуба даст.
— А если не даст?
— Может, и не даст. У нас и не таковские оказии приключались.
Мы посмеялись — что за родная сторонка такая: от одного смертной свечечки зависит светлое будущие миллионов. И миллионов. Все-таки азиатчина из нас так и прет, так и прет, как репа на огороде. Странная какая-то демократия, понимаешь, со всеми атрибутами венценосного двора, где основная позиция: как можно ближе находится к Телу. (Или к телу дочери Тела.). В известной позе, когда голова ниже жопы. И тогда никаких проблем. Будешь весь в шоколаде, который, правда, похож по цвету… Надеюсь, понятно о
