способная уморить народ за короткий срок. Но не повезло вождю мирового пролетариата: будущий лучший друг физкультурников и колхозников и прочего населения великой империи Сосо очень торопился загенсечить во славу себя и руководимой им партии. И поэтому пришлось затворнику Воробьевых гор пожирать вместе с пищей килограммы крысиного яда, от которого он окончательно спятил, превратившись в счастливого младенца. И был вполне счастлив, пока партия не приказала своему новому вождю удалить старого, компрометирующего ее своим легкомысленным поведением. Воля партии — воля народа. Ее надо выполнять. Однако новый политический лидер был последователен, он был примерным учеником, более того, пошел дальше своего забальзамированного учителя, превратив страну в единый образцово- показательный концлагерь. Правда, увлекался и пионерскими лагерями: готовил будущие кадры для концлагерей. Вообще товарищ Сталин был человеком основательным и последовательным. Очень он любил свой народ, единственное, что не любил, когда на его державную тень наплывала какая-нибудь другая тень — и тогда берегись.
И эта Тень лежит над нами всеми, над городом, над страной, над душами. Это наше Божье проклятие за доверчивость в прошлом, равнодушие в настоящем, страх перед будущим. Бороться с тенями трудно, но, уверен, можно. Мои герои будущего фильма тому подтверждение.
На бетонной полосе военного аэродрома два современных пятнистых вертолета КА-52 загружались спецдесантным подразделением — молодые литые фигуры в голубых беретах набекрень выглядели чересчур картинно и поэтому не вызывали страха.
Потом винтокрылые ножи лопастей крупно вздрогнули и сдвинулись по своему привычному рабочему кругу.
По кругу с цифрами бежала красная стрелка; колонка дрожала от напряжения, перегоняя высокооктановый бензин в бездонное нутро Т-34. Слаботрезвый Василий держал «пистолет» шланга и завороженно следил за бегом стрелки, которая скоро не выдержала — лопнула невидимая германская пружина, и стрелка мертво зависла.
— Фьють! — присвистнул Василий.
— Что случилось, молодой человек? — поинтересовался Дымкин, оставшийся на дежурстве у танка.
— Да вот, — доходчиво объяснил Василий, — упало.
Дымкин понял:
— Что для нас хорошо, немцу капут.
Остальные отдыхали у столика, на котором, помимо бутыля самогона, находились всевозможные баварские консервы.
— Давай, фриц, выпьем? — предлагал Беляев, нетвердой рукой наполняя стакан зажигательной смесью.
— Я не п'у тапур'етки, — виноватился Фридрих.
— Карачун на тебя, герр! — возмутился Беляев. — Не уважаешь?.. — И хотел выпить. — А вот скажи мне, герр, на хрена ты тут… такой?.. В самой душе России?
— Не лепи, Саня, — остановил друга Минин. — И хватит травиться. Отобрал стакан и выплеснул самогонную дрянь в лопухи, которые тут же завяли.
— Ты чего, командир? — обиделся Беляев. — Мы их гнали в шею, а они к нам с другого боку.
— Зато контрибуцию получаем в полном объеме, — заметил Ухов, кивнув в сторону Т-34, пожирающего суточный запас бензоколонки.
— Эх вы! — страдал Беляев. — Продали Рассею с потрохами. Поднялся. — Широка моя страна, да отступать некуда! — Трудно побрел в поле.
— Ты куда, Саня?
— До ветру, — огрызнулся Беляев. — Не жизнь, а тарарабумбия — всякого говна на лопате…
…К столику подошел Василий, который с лёта хлобыстнул полштофа и предложил:
— Мужики, а можно я с вами?
— Куда тебе, сынок? — удивился Минин.
— Я на тракторе с двенадцати годков… И вообще… Подмочь!
Неожиданно из-за поворота вывернулся автобус «Икарус» — из открытых окон отмахивали белыми майками и кепи.
— Кажись, по нашу грешную душу? — проговорил Минин. — В машину, экипаж!.. Шура, черт, где ты там?!
Из лопухов, подтягивая портки, бежал старик Беляев и, судя по всему, матерился на чем свет стоит.
Не доезжая до взревевшего двигателем Т-34, автобус притормозил у дальней бензоколонки, дверь открылась — из салона выпрыгнул Санька в кепи, побежал к бронированной махине. Уже начинающий было двигаться танк крупно вздрогнул и остановился.
Со стороны золотого солнечного диска тихо стрекотали две механические стрекозы.
…Санька «гулял» по рукам экипажа, радостно орущего:
— Откель, бесененок?.. А мы тебя ищем по лесам, по долам… Что за фу-фуражка ненашенская?.. А чего Рыжий-то?..
— Да я сбег, дед, — отвечал Санька, во все глаза рассматривающий боевую рубку. — У-у-у, вот это класс!.. И в автобус засел… А там, деда, хочут с тобой встретиться.
— Встретиться? — задумался Минин, наведя триплекс на автобус, который заправлялся топливом. — Оно, конечно, можно…
— Иван, две воздушные цели, — прервал командира Дымкин, наблюдающий за местностью по экрану РЛС. — Слева по курсу.
— КА-52. Кажется, Санька, наши встречи отменяются, — цыкнул Минин. Ужо пускай господа нас простят… Вперед!
Ревущий, лязгающий механический зверь вырвался на скоростную магистраль и устремился на восток. На его броне пластался человек.
— Вас'я! — в ужасе закричал Фридрих Гесс, прикрывая руками голову.
КА-52 приближались к бензоколонке на низкой высоте — воющий смерч кружил под ними. В него и угодил хозяйственный немец, который, однако, успел заметить: легкоподвижные люди в беретах качались на тросах, как обезьяны на лианах; более того, один из них, рода человеческого, попытался цапнуть со стола бутыль самогона, но, к своему неудовольствию, промахнулся. Бюргер хлопал глазами и совершенно не понимал: путч или революция?
Как только вертолеты поплыли на восток, за ними вслед устремился «Икарус», в открытых окнах коего кричали и отмахивали руками неудержимые и сумасшедшие пассажиры.
На слабых ногах Фридрих Гесс побрел к столу, наполнил граненый стакан огнеопасной бурдой и с преступной дерзостью хендехохнул штоф отличного первача из русского березового табурета.
Т-34 на предельной скорости будто летел над лентой шоссе, но летучие и боевые машины настигли, зависая над сухопутно-подвижной крепостью. Десантники готовились к ее штурму. Командир в чине майора докладывал обстановку по рации:
— Я — Грачи-два, на броне преследуемого Объекта человек.
— Я — Грач-первый, — раздался искаженный радиопомехами генеральский бас. — Чего на броне?
— У них какой-то… каскадер!..
— И что он там делает?
— Орет как придурок!
— Грачи-два, может, кино снимают, а мы не знаем? — спросил генерал.
— Да нет вроде, уж больно все натурально, — доложил майор.
— Грачи-два, действуйте по обстоятельствам.
— Есть действовать по обстоятельствам.
— Да, а когда намереваетесь применить ПТУРСы? — вспомнил генерал.
— Когда-когда! — забубнил майор. — Если бы знал, не болтался здесь, как в проруби вечности.
— Чего-чего? Я вас не понял, Грачи-два, у кого чего болтается?..
