— А я не знаю кто это, — равнодушно отвечала Римма. — Может, приятель какой Собашниковой?
Простоватая, как ситец, девушка была близка к истине: гаррик на воровском жаргоне означает «героин». И две подруги были счастливы, что нашли того, кто заинтересовался их «Гариком». Мне интересен этот кто-то, находящийся в минутах десяти-пятнадцати скоростной езды от Дальнего круга.
— Вызывайте милицию, Римма, — повторил я. — И о Гарике лучше не вспоминать.
— А он кто? — дрогнула девушка. — Преступник?
— Точно, — подтвердил я. — Рецидивист.
Итак, мое предположение оказалось верным: Анастасия является катализатором всех последних печальных событий. Подозреваю, ей удалось стащить какое-то количество героина с борта своей яхты, приспособленной именно для этих целей: в чем я сам мог убедиться.
Девчонка так поступила то ли по недомыслию, то ли от желания проявить самостоятельность, то ли мечтала заработать себе на булавки. Перед ней возникла естественная проблема сбыта продукта и она обращается к Вике Шкурко, та в свою очередь к Суховею, а тот, возможно, решает найти защиту в лице Татарчука. Где-то цепочка из этих дилетантов разорвалась. Не в самом ли начале, когда легкомысленная владелица яхты не смогла сокрыть свои следы, а, быть может, кто-то из следующих участников авантюры допустил ошибку; так или иначе, их деяния стали известны.
Моя гипотетическая схема груба, однако по сути верна. Хотели они или нет, да нарушили незыблемый закон мафии: в деле работают только «свои». А у тех, кто посмел затронуть интересы лапотной, но решительной «козы-ностры», шансов выжить нет. Анастасия, наверняка, подписала себе смертный приговор, ей не помогут даже любимые братья.
Я задумался: приговор подписан, однако надеюсь, ещё не приведен к исполнению — это первое. И второе: коль началась бойня, то, думаю, только с позволения господина Дыховичного. Значит, у меня есть возможность метнуть партию в дурака с Папой-духом, где на кону будут наши грошовые жизни. Вот только бы найти его, умного и неуловимого, для игр на свежем горном воздухе.
Я вышел на автобусную остановку — куда? К теплому морю или к заснеженному пику местного Килиманджаро? В металлической палатке купил бутылку крем-соды и, глотая веселые пузырьки, поинтересовался у старенького человечка в греческой феске:
— А что там, дядя? — и кивнул на горную гряду.
— Москва, однако.
— Не, поближе. На машине минут пятнадцать-двадцать.
— Не понимаю?
— Ну, где можно хорошо отдохнуть, — сказал по наитию и выразительно щелкнул себя по горлу.
— Вах! «Орлиное гнездо», — улыбался в зарешеченное окошко. — Санатория там.
В работе охотника за чужими скальпами случаются и такие милые оказии. Когда бдительные старушки на лавочке или старичок в железном коробе могут сообщить самую бесценную информацию. И не надо никого брать на храпок, то бишь душить. Главное, провести определенную работу, чтобы после задать нужный вопрос в нужное время и в нужном месте. И получить ответ, удовлетворяющий тебя.
То есть хаотичная мозаика из последних событий и моих размышлений складывалась в гармоничную, приятную для глаза картинку. Остается лишь дополнить её конкретными мазками, чтобы сполна упиться тонкой профессиональной работой. Надо — надо ещё потрудиться во славу созерцательного и приятного для души состояния.
И с этой мыслью толкаюсь в маршрутный автобус с туристами. Они галдят и пинаются брезентовыми рюкзаками. Я искренне завидую им. Такие же чувства испытываю и к тем, кто мчит в лакированных скорых авто, мимо нашего автобусного гробика. Стекла автомашин тонированы и лиц пассажиров не видно. Как говорится, каждый у нас имеет право занять место согласно купленным билетам. Любопытно, где продают билеты в такие лимузины с кондиционерами и маячковыми проблесками? Кажется, я знаю ответ и на этот вопрос.
Пофыркивая, автобусик покатил по горному серпантину — катил по обновленному асфальту весело и с туристическими песенками под гитару. И поэтому я ничего не услышал — не слышал как в близких горах ударил громовой раскат. И не увидел как из ребристых скал к сияющей небесной сфере взметнулся столп черно-бархатистого дыма.
Я не мог знать, что в горах погиб армейский МИ-24, возвращающийся на аэродром, и поэтому спокойно прогулялся по набережной, утомленной жарой.
Потом обнаружил, что ноги сами вынесли к городской мэрии. Местная власть функционировала в старинном особнячке с колоннами и мраморным парадным входом. У открытой дубовой двери томились два молоденьких милиционера в летней форме.
Я решил посидеть в тени разноцветного тента местного кафешантана. Спешить, как я считал, мне было некуда. Почему бы и не выпить чашечку турецкого кофе? Утверждают, что он стимулирует работу головного мозга. И то верно: прежде, чем начинать решительные действия, нужно хорошо подумать. И получить фактическое подтверждение своим догадкам.
… Автомобильный кортеж, мне уже знакомый тонированными стеклами, прибывает к старинному особнячку — громкий скрип тормозных колодок и нервные удары дверец. Откормленный морской капустой хозяин городка г-н Каменецкий выкарабкивается из лимузина «BMV-740i» цвета «дельфин». Лев Михайлович солиден барским телом и потешен местечковой физиономией с обвисшими жировыми складками. Горбатый нос похож на пеликаний капкан. Тяжелая одышка. Широко расставляя ноги, очевидно, по причине хронического геморроя, направляется в здание.
Молоденькие милиционеры отдают ему честь, телохранители защищают обвисший задний тыл, водители отъезжают для парковки на стоянку, обнесенную декоративной металлической сеткой. Я смотрю на циферблат. Мои мысли полностью подтверждаются: мэр посетил санаторий «Орлиное гнездо» — эти расчеты трудно объяснить дилетанту, и нужно ли объяснять?
Ну и хорошо, иду уже по набережной, теперь можно и поработать, Алекс…
— Савелий! — кокетливый окрик отвлекает меня от самого себя. — Куда пропал, котик? — И я вдруг осознаю, что обращаются именно ко мне, и узнаю в романтической блондинке Стеллу. — Ты меня совсем забыл, да? Какие мы бессовестные? — Надувает пухлые губки сердечком.
Я целую курортную дурочку в руку, шершавую и холодную, как ящерка в горах, и каюсь во всех грехах. Как верно заметил кто-то из философов: бойтесь женщин, которые вас любят, и бойтесь тех, которые вас ненавидят. Мужчина только зол, женщина — скверна.
— Любовь у нас до гроба, Стеллочка, — и клятвенно обещаю после сиреневого заката посетить танцевальную площадку ДК моряков.
Посмеиваясь над нелепыми случайностями, я продолжил свой путь и прибыл в Управление в хорошем расположении духа. Встретили меня там неистовым воплем:
— Синельников, ты?!
— Я, — подтвердил я.
— Живой?!
— А что случилось? Почему должен быть другим?
Через минуту я уже находился в кабинете полковника Петренко и отвечал на вопросы: где, когда, с кем и почему? Руководитель нервничал и лица, как говорят в таких случаях, на нем не было.
— А что произошло, Степан Викторович? — не понимал.
— А то, что МИ-24 расшибся, Синельников, — отвечал полковник. Погуляли, сукины дети! — И признался. — Мы думали, ты тоже там… в братской могилке.
— А нашли место падение?
— Группы Руденко-Хренникова работают.
— Разрешите и мне.
— Там и без тебя народные гулянья, — отмахнулся полковник. — Что по Шкурко?
Я высказал ряд соображений по делу на горном серпантине. До конца не был откровенен. И не только потому, что не доверял руководству. Я чувствовал, что ситуация усложняется до такой степени, что постороннее участие в разрешении моих проблем в поисках Папы-духа могут мне только помешать. Полковник слушал невнимательно, и я его понимал: в тишайшем эдемском уголке и такие кровавые шоу.
