работает у нас в области страхования.
— Очень приятно, — от ночного призрака ни осталось и следа: девушка современна: макияж и дежурная улыбка, в джинсовом костюме и кроссовках.
Я отвечаю тем же: и мне очень приятно, и следую приглашению составить компанию. Тут же под рукой начинает хихикать Ирвинг Моисеевич:
— Кто рано встает, тому Бог дает.
Я и Марина переглядываемся от единой мысли, что господин Лазаревич чересчур фриволен по утру. У девушки открытое славянское лицо, нос курнос и конопат, вспухшие губы пунцовы от помады. Она мне нравится своей естественностью и молодостью. Не влюбиться бы, menhanter. А такое с тобой иногда случается и часто не ко времени.
— А Марина у нас журналист, — считает нужным сообщить папа.
— Учусь, — уточняет дочь.
— А интересно, Александр, как вы, работник страхования, относитесь к таким милым щелкоперам? — резвится господин Лазаревич.
— Так же как и к адвокатам, — отвечаю. — Я их люблю, как людей из группы риска. Кстати, Ирвинг Моисеевич, а у вас есть страховой полис? Вижу, нет. Ай-яя, а вдруг кирпич…
— А у меня каска, — находчиво отвечает адвокат, — солдатская. И хожу я в серединке улицы.
— А вдруг под колеса машины?
— Отпрыгну.
— Прыгнете, а там строительная яма с кипятком.
— Типун вам на язык, Александр!
То есть наш ранний завтрак проходил в непринужденной и веселой обстановки. Марина смеялась и я чувствовал, что между нами могут возникнуть, скажем так, теплые дружеские отношения.
Когда мы с девушкой остались одни за столом, я развлек её фрагментом из своей прошлой жизни.
Однажды в свои семнадцать я дружил с хорошей девочкой. Она покорила мое сердце тем, что была… нет, не журналисткой, а парашютисткой, кандидатом в мастера спорта. И надо же такому случится, девочка решила проверить нашу дружбу. И уговорила меня взлететь на АН-2, чтобы из него прыгнуть в свободное пространство неба. Надеюсь, отечественные парашюты лучшие в мире, помнится, спросил я. Лучшие, как и все, ответила девочка, не бойся, дурачок, если что, я тебя поймаю. И что же? Я глупо доверился. Каково же было мое изумление, когда увидел, как воздушные потоки уносят орущее и разболтанное тело молодого болвана куда-то в космос. И никто не собирается тому протянуть дружескую руку.
Потом он, в смысле я, понял, что зря так доверился и нужно спасать самого себя. Догадался дернуть за кольцо и шелковый парашют открылся над головой, хотя мог и не открыться. Не успел порадоваться этому, как вдруг случилась земля, о которую и врезался копчиком. Ааа, от боли я гуттаперчево прыгал по летному полю, проклиная свою наивную, чистую и высокую, в прямом смысле этого слова, дружбу. А в результате: её крах и ушибленный копчик.
Мое повествование сопровождалось смехом и выказыванием сочувствия, мол, не после ли этого вы, Александр, решили посвятить жизнь страхованию жизни?
Признаюсь, было приятно находиться в обществе молодой и симпатичной журналисточки (будущей). Заканчивая ленч, я поинтересовался: не желает ли она сочинить очерк о героических буднях страхового агента?
— Надо подумать, — рассмеялась девушка. — Вы мне разрешите, Александр?..
— Что?
— Подумать.
Ни к чему не обязывающий флирт закончился тем, что мы обменялись номерами телефонов, договорившись, что теперь всегда можем выбрать удобное время для создания репортажа о трудных буднях страхового агента.
— Берегите себя, Саша, — попросила на прощание. — И почаще смотрите наверх.
— Наверх? — удивился я. — В каком смысле?
— На небо.
— Зачем?
— Чтобы вовремя увернуться от кирпича.
Она мне понравилась — да и было бы странно иное.
Между тем полукриминальные события развивались своим чередом. К дачному особняку господина Фиалко подкатил банковский броневичок с необходимой суммой в сто тысяч американских манатов. Я был приглашен в гостиную, где мне вручили десять плотных пачек цвета лужайки у Белого дома в штате Вашингтон, что я засвидетельствовал своей подписью, как при получении наличности в банке.
— Думаю эта сумма, Александр, дает мне определенные гарантии, — веско проговорил государственный муж.
— Да уж вы, Саша, — неопределенно добавил адвокат Лазаревич, — обязаны постараться.
Я рассмеялся: господа, не надо лишних слов, слишком много слов, видите, я уже лезу из кожи вон, чтобы получить положительный результат. Мои собеседники решили, что я шучу. Отнюдь. За ночь мой мозг провел определенную аналитическую работу и теперь мне ничего не оставалось, как только шагнуть в лабиринт всевозможных общественно-политических хитросплетений, чтобы, помыкавшись там, найти верный путь, который выведет искателя к искомому призу.
— Михаил Яковлевич, будьте любезны, список, — напомнил я.
— Да-да, я старался вспомнить всех, — передал бумажный листочек. Здесь двенадцать человек. Возможно, кого запамятовал.
Я просмотрел список: да тут сливки политического истеблишмента демократического толка. Ну и прекрасненько — у нас есть богатый выбор. И попросил господина Фиалко крестиком отметить тех, кто имел нестандартную сексуальную ориентацию.
Дальнейшее напоминало дурной анекдот: высокопоставленный шалунишка, натянув очки на нос, проглядел список и со вздохом начертил крупный крест крест напротив всего списка.
— Как? — я опешил от удивления. — Все?
— Точно так, — развел руками. — Веяние, так сказать, времени.
Ну вы, блин, даете, промолчал я.
Да, куда ни посмотришь — рабоче-крестьянская поза высокопоставленных сидалищ, за душой которых нет ничего, кроме единственного желания: быть во власти. Быть рядом с властью. Чтобы власти было всласть. Ради власти можно похерить все романтические заблуждения юности, все чистые помыслы настоящего, все душевные порывы в будущем.
Думается, что, помимо известных нефте-газовых, банковских, алмазных и оружейных группировок имеет место быть вполне сформировавшаяся «голубая группа», четко отслеживающая собственные интересы, ни при каких обстоятельствах не дающая в обиду своих и, наконец, активно привлекающая в команду все новых и новых членов.
Не нарушил ли генерал Фиалко устав Голубой Армии? Возможно, он слишком много внимания и времени уделял гетерсексуальным войскам, собранным из нищего оборванного люда, бесстрашно ходящий каждую ночь в штыковые атаки на крепости, именуемыми прекрасными женскими именами.
Джип мчался по скоростному шоссе — я возвращался в столицу, где продолжались бои местного значения. Первую разведку я решил провести крупными силами сексотов. Естественно, сексот сексоту рознь. У меня имелась надежная и проверенная сеть особей любопытствующих, способных поднять необходимую информацию со дна морского, снять её с заснеженной гималайской маковки, вырвать из мягкого места черта бритого.
После того как начались базарные отношения, Контора, как и многие другие государственные структуры, перешла на самоокупаемость. У всех семьи, дети, тещи, долги и так далее. А где можно нарвать зелени? Правильно, в карманах новых рябушинскихъ, морозовыхъ, мамонтовыхъ и прочих. Вот и приходится многим из моих бывших коллег заниматься коммерческими, скажем так, проблемами.
Оговорив с каждым секретным сотрудником время и место встречи в большом городе, я нашел по телефону полковника Старкова и попросил дать объективку ФСБ на гражданина Фиалко.
