Надо, впрочем, заметить, что у Андрея в графе седьмой, рядом с именем А. Дюма, записан А. С. Пушкин, но перечеркнут. При более внимательном просмотре анкеты гимназисты заметили, что вопрос идет не о «любимых писателях», а о «любимом писателе». Евгений Онегин и даже Кочубей никак не могли заслонить в воображении друзей пребывающие в вечном движении фигуры Атоса и д'Артаньяна. Французский романист восторжествовал и остался в одиночестве.
У Ливанова против графы седьмой, на самом берегу обширной кляксы, виднеются буквы «Лер…» и дальше за кляксой — неуверенная буква «в». Можно догадаться, что здесь погребен под слоем чернил М. Ю. Лермонтов.
Суворов прошел единогласно, Ганнибал с трудом. У него были сильные соперники: Александр Македонский, Цезарь и Наполеон. Спор в пользу Ганнибала решил чрезвычайно авторитетный для обоих гимназистов дедушка Кострова — немец-инженер, эмигрировавший в Россию еще в середине девятнадцатого века и прошедший у себя на родине в маленьком саксонском городке суровую классическую школу.
На филологический факультет Андрюша Костров не согласился, несмотря на все уговоры товарища. Это значило стать преподавателем — однообразно и скучно. Но техника не увлекала, юриспруденция — тоже, оставалось не торопиться и ждать…
Страницы «Товарища» у обоих засекречены, постороннему глазу вход воспрещен.
Володька Черный — это не друг, это просто товарищ. Он совсем иной. У него, например, на первой странице «Товарища» написаны всякие глупости и нарисованы рожи.
Но Володька Черный хороший товарищ по прогулкам на Днепр, за город, в поле, в лес и во всех играх и боях, какие разыгрываются на гимназическом дворе. За это ему многое прощается…
Гимназический двор в перемену не то ярмарка, не то обезьянник. Никакой глаз не уследит за этими вихрями, шквалами и ураганами мальчишеской сытой энергии. Дерзость неотработанных мышц, хитрая жажда состязания находят себе выход на этом шумном и бойком спектакле.
Ведущие актеры — это ученики средних классов. Это они без устали показывают свою удаль, ловкость, силу, проворство в борьбе и в играх.
Старшеклассники снисходительно посматривают на четырнадцатилетних чемпионов бега, прыжков, игры в рюхи, в цурки, в мяч. Они с трудом сдерживаются, чтобы не броситься самим в этот веселый водоворот. Но шалости не подходят взрослым юношам, какими они себя считают.
У высокого здания гимназии по асфальтовой дорожке степенно прохаживаются с раскрытыми книжками в руках первые ученики и присяжные зубрилы всех классов, искренне презираемые шумными, растрепанными и беспечными подростками.
Под каштанами, в тени гимназической церкви, на вросших в землю, почерневших от времени скамьях без спинок — кружки ребят вокруг надзирателей и старшеклассников. Здесь ведутся беседы о далеких больших городах, о чужих странах, о городских происшествиях, о поражении царских армий под Ляояном.
Для малышей интереснее всего наблюдать игру в мяч, которой не пренебрегают даже семиклассники. Из дальнего угла крепкие загорелые парни бьют толстой палкой упругий черный мяч, и он летит куда-то вверх, к кучам белых облаков, превращается на секунду в черного жучка, в крошечную точку, чтобы потом упругим ударом упасть с высоты где-нибудь у церкви или у инспекторского флигеля.
К месту, куда вот-вот упадет мяч, сбегается толпа. Мальчишки сшибают с ног друг друга, — каждому лестно поймать мяч на лету, хотя черный кусок резины больно ударяет по рукам.
Зато потом получишь право взять в руки толстую палку и бить мяч, чтобы ловили другие.
В игре в мяч можно поразить товарищей и отличиться.
Заветная мечта каждого игрока — ударить мяч так, чтобы он перелетел весь огромный лысый двор и упал где-нибудь в каштанах или еще дальше, на церковную крышу, или же — предел мечтаний, об этом будут говорить целую неделю — за церковью, на улице. На гимназическом дворе так легко вызвать восторг и презрение! Никакая самая жирная пятерка не доставит столько сладостного удовольствия.
Одному семикласснику, Сергееву, удалось забить мяч через улицу, в чужие дворы. Мяча не нашли, но Сергеев стал на многие годы героем гимназии, хотя ему никогда больше не удалось повторить рекордный удар.
На гимназическом дворе редко появлялись новые игры. Устойчивые традиции переходили от поколения к поколению.
Любили жестокие игры. Например, «квасок».
Человек пятьдесят ребят становились в широкий круг, чуть ли не в полдвора. Мяч выбирали покрепче, чтобы бил сильней. В игре принимали участие наиболее сильные и ловкие.
Жертву, попавшую в круг, бил каждый, кому удавалось поймать мяч. Мяч старались передать тому, кто оказывался поближе к жертве и бил не щадя. Чемпионы били метко и жестоко. Когда кто-нибудь «мазал», все гоготали от удовольствия. В круг вступала новая жертва, и мяч летел к самому сильному, чтобы «бабахнуть нового как следует». Неудачникам доставалось так крепко, что в класс они приходили хромая, а дома матери никак не могли постигнуть, как это можно набить сплошной синяк от колена и до пояса.
Ребята любили борьбу, но боролись неправильно, как придется, «по-русски». Борьба нередко переходила в драку. Гимназический фельдшер нередко перевязывал разбитые лбы, развороченные носы, исцарапанные руки.
Спорта не знали. Военная империя царей делала ставку на количество пушечного мяса, а не на качество бойца.
На уроках гимнастики седоусый амурский казак с желтыми лампасами добродушно рассказывал анекдоты. Развалина в полковничьем чине, уже плохо видевший и слышавший, он знал только обычные вольные движения: «Руки на бедра! Садись! Руки вверх! Руки в стороны!»
Из-за пыльных кустов сирени, в глубине двора, черными зеницами окон глядят низкие домики, крашенные клеевой краской, синие и зеленые, в которых живут инспектор, надзиратель и кое-кто из педагогов. За домиками — сад, доступный только для начальства, и большой запущенный дровяной двор, куда забираются самые озорные из ребят, чтобы между штабелей березовых пахучих дров затеять игру в карты или же рассматривать, неизвестно откуда попавшие в детские руки подозрительные картинки.
Не было такой игры или забавы, в которой Андрей и его друзья не принимали бы участия. Прыгают ли в чехарду, поднимают ли тяжелый плоский камень, тянут ли две партии в разные стороны толстый, негибкий, как палка, канат, начнется ли головоломная игра в пятнашки на высоких трапециях, Андрей, Ливанов, Володька Черный тут как тут.
С первых же дней к ним присоединился и Котельников.
Иногда на гимназическом дворе разыгрывались и чрезвычайные события. Партия пятиклассников забиралась на крышу гимназии прямо к золоченому двуглавому орлу с черной короной. Мяч со звоном влетал в класс или даже в церковь, пробив по пути зеркальные стекла, или попадал в голову проходящему педагогу. Оскорбленный небожитель устраивал скандал, и виновники терпели строгое наказание.
В понедельник на большой перемене именинником оказался Василий Котельников.
Рулев, один из первых силачей в классе, знавший все правила французской борьбы и даже, говорят, бокс, считая себя обязанным восстановить свое доброе имя, подошел к Василию и сказал:
— Ты не думай, что если я тогда упал, так ты сильней меня. Я поскользнулся…
— Очень возможно, что ты сильней, — спокойно ответил Василий и повернулся спиной к Рулеву.
— Ты, вероятно, воспитывался в сморгонской академии, — опять вспылил Рулев.
— Я просил бы оставить меня в покое, — обернулся к нему Василий, — у меня нет никакого желания иметь с тобою дело.
— Если с тобой говорят, ты слушай…
Андрей видел, что Василий нервничает. Но по традициям гимназии не следовало мешать двум товарищам подраться. Все окружающие молчали. Рулев почувствовал, что нужно действовать решительнее. Он подошел к Василию, пальцем ударил его по концу носа и в тот же момент грузно сел на пол под крики
