Когда стали обсуждать, где будет расположена резервация индейцев чирикахуа, Гранье сказал, что правительство желает перенести агентство из Канада-Аламозы в форт Тулароза в горах Моголлонс. (Возле Канада-Аламозы поселилось триста мексиканцев, требовавших земли.)
«Я хочу жить в здешних горах, — воспротивился Кочиз. — Я не хочу идти к Туларозе. Это далеко. Мухи в тамошних горах выедают глаза лошадям. Там живут дурные духи. Я пил здешние воды, и они освежили меня; я не хочу уходить отсюда».
Генерал Гранье сказал, что сделает все, что в его силах, для того чтобы убедить правительство разрешить индейцам чирикахуа жить в Канада-Аламозе, где вода в ручьях чиста и прохладна. Кочиз пообещал, что его народ будет жить в мире с мексиканскими соседями, и сдержал свое обещание. Однако через несколько месяцев правительство приказало переместить всех апачей из Канада-Аламозы в форт Тулароза. Едва услышав об этом приказе, Кочиз ускользнул со своими воинами. Они разделились на небольшие группы, вновь спасаясь бегством в безводные и скалистые горы на юго-востоке Аризоны. На этот раз Кочиз решил остаться здесь. Пусть Серый Волк Крук, если ему нужно, идет вслед за ним; Кочиз будет сражаться с Серым Волком, если потребуется, вооружившись камнями, а там, если бог этого захочет, камни обрушатся на Кочиза и погребут его под собой.
В Пору Уборки Зерна (сентябрь 1872 г.) Кочизу стали приходить сообщения о том, что небольшая группа белых людей приближается к его убежищу. Они ехали на одной из небольших армейских повозок, предназначенных для перевозки раненых. Наблюдатели сообщили, что Таглито Рыжая Борода Том Джеффордс едет с ними. Кочиз давно не видел Таглито.
В былые дни, когда Кочиз и Мангас вступили в войну с «синими мундирами», Том Джеффордс подрядился возить почту между фортом Бауи и Таксоном. Воины апачей так часто устраивали засады на Джеффордса и его всадников, что тот едва не отказался от своего подряда. И вот однажды рыжебородый белый человек приехал один в лагерь Кочиза. Он спешился, отстегнул свой ремень с патронташем и отдал его вместе с оружием одной из женщин чирикахуа. Не выказав никакого страха, Таглито прошел туда, где сидел Кочиз, и сел рядом с ним. После подобающей случаю паузы Таглито Джеффордс сказал Кочизу, что он лично хочет заключить с Кочизом договор, с тем чтобы он мог зарабатывать на жизнь, перевозя почту. Кочиз был озадачен. Он никогда не встречал такого белого человека. Кочизу ничего не оставалось, как отдать должное отваге Таглито, разрешив ему беспрепятственно ездить по почтовому тракту. Джеффордс и его всадники больше не попадали в засады, и много раз впоследствии высокий рыжебородый человек вновь приходил в лагерь Кочиза, где они беседовали и пили местное вино.
Кочиз понимал, что, раз Таглито со своими людьми пришел в эти горы, стало быть, они ищут его. Он послал своего брата Хуана навстречу белым людям, а сам остался вместе со своей семьей в укрытии, пока не уверился в том, что все в порядке. Затем он спустился вниз вместе со своим сыном Найче. Спешившись, он обнял Джеффордса, а тот сказал по-английски человеку с белой бородой и в пыльной одежде: «Это Кочиз». Правый рукав у бородатого человека был пуст; он походил на старого воина; и Кочиз не удивился, когда Таглито назвал его генералом. Это был Оливер Отис Говард. «Добрый день, сеньор», — сказал Кочиз, и они пожали друг другу Руки.
Один за другим подъехали воины охраны Кочиза и образовали полукруг, усевшись на одеялах, для совета с этим одноруким седобородым человеком.
«Не объяснит ли генерал цель своего визита?» — спросил Кочиз на языке апачей. Таглито перевел его вопрос.
«Великий Отец президент Грант прислал меня заключить мир между вами и белыми людьми», — сказал генерал Говард.
«Никто не желает мира сильнее, чем я», — заверил его Кочиз.
«Значит, — сказал Говард, — мы сможем заключить мир».
Кочиз сказал, что индейцы чирикахуа не атаковали ни одного белого человека с тех пор, как бежали из Канада-Аламозы. «Мои лошади истощены, и их мало, — добавил он. — Я мог бы добыть больше, совершив набег на таксонскую дорогу, но я не сделал этого».
Говард предположил, что индейцы чирикахуа смогут жить лучше, если согласятся перейти в большую резервацию на Рио-Гранде.
«Я бывал там, — сказал Кочиз, — и мне понравилась эта страна. Чтобы не нарушить мира, я пойду туда и возьму с собой тех из людей, кого мне удастся уговорить, однако этот переезд расколет мое племя. Почему бы не дать мне Ущелье Апачей? Дайте мне его, и я буду охранять все тамошние дороги. Я присмотрю за тем, чтобы индейцы ни у кого не отнимали имущества».
Говард удивился. «Возможно, нам удастся это сделать», — сказал он и вновь стал перечислять преимущества жизни на Рио-Гранде.
Но Кочиз потерял всякий интерес к Рио-Гранде. «Зачем запирать меня в резервацию? — спросил он. — Мы заключим мир. Мы будем честно соблюдать его. Но дайте нам возможность свободно передвигаться, подобно всем прочим американцам. Дайте нам возможность идти, куда нам хочется».
Говард пытался объяснить, что земля индейцев чирикахуа не принадлежит им более, что все американцы заинтересованы в ней. «Чтобы сохранить мир, сказал он, — мы должны установить пограничные знаки и границы».
Кочиз не мог понять, почему нельзя с тем же успехом установить границы вокруг гор Драгун- Маунтинс, как вокруг земель на Рио-Гранде. «Как долго, генерал, вы пробудете у нас? — спросил он. — Подождете ли вы, пока мои начальники придут принять участие в беседе?»
«Я пришел из Вашингтона, чтобы встретиться с вашими людьми и заключить мир, — отвечал Говард, — и пробуду здесь столько, сколько будет необходимо».
Генерал Оливер Отис Говард, пуританин из Новой Англии, окончивший военное училище Вест-Пойнт, герой битвы под Геттисбергом, потерявший руку в битве при Файр-Окс, штат Вирджиния, в течение одиннадцати дней оставался в лагере апачей и был совершенно покорен учтивостью и прямодушной простотой Кочиза. Он был очарован женщинами и детьми чирикахуа.
«Я был вынужден отказаться от плана, выработанного в Аламозе, — писал он впоследствии, — и предоставить апачам, согласно предложению Кочиза, резервацию, которая включала в себя часть гор Чирикахуа-Маунтинс и часть прилегающей к ним на западе долины, включавшей в себя Биг-Сальфе-Спринг и ранчо Роджерса». Был решен и еще один вопрос. По закону белого человека, в новую резервацию нужно было назначить агента. Для Кочиза это не представляло трудностей: единственным белым человеком, которому верили чирикахуа, был Таглито, рыжебородый Том Джеффордс. Сначала Джеффордс возражал. У него нет опыта в таком деле и, кроме того, жалованье невелико. Кочиз настаивал до тех пор, пока Джеффордс не уступил. В конце концов, он был обязан индейцам чирикахуа своей жизнью и благосостоянием.
Менее удачливы были апачи-тонто Дельшая и араваипы Эскиминзина. Дельшай предложил большому начальнику из Камп-Мак-Доуэла заключить договор в том случае, если агентство индейцев тонто будет основано в долине Сан-Флауэр-Вэлли, но никакого ответа не получил. Дельшай воспринял это как отказ. «Бог сотворил белого человека, бог сотворил апача, — сказал он, — и у апачей не меньше прав на эту страну, чем у белых людей». Он не заключил никакого договора и не получил бумаги, с которой он мог бы передвигаться по этой стране, подобно белому человеку; потому он и его воины передвигались по этой стране, подобно апачам. Это не нравилось белым людям, и в конце 1872 г. Серый Волк послал солдат в район Тонто-Бэйзин охотиться на Дельшая и его воинов. Только к началу Поры Больших Листьев (апрель 1873 г.) в Тонто-Бэйзин пришло достаточно солдат, чтобы заманить в ловушку Дельшая и индейцев тонто. Их окружили, пули свистели рядом с их женщинами и детьми, и им пришлось поднять белый флаг.
Чернобородый солдатский вождь майор Джордж Рэндалл привел тонтов в форт Апаче, в резервацию возле Уайт-Маунтинс. В те дни Серый Волк предпочитал использовать своих солдатских вождей, а не гражданских лиц в качестве агентов резерваций. Солдатские вожди заставляли апачей носить металлические жетоны, как собак, и на этих жетонах были номера, так что теперь никто не мог ускользнуть в Тонто-Бэйзин хотя бы на несколько дней. Дельшай и остальные индейцы все больше тосковали по своим поросшим лесами и увенчанным снегом горам. В резервации всего не хватало — еды, орудий труда. Кроме того, они не ладили с индейцами койотеро, так как последние считали, что апачи вторглись в их резервацию. Но более всего тонтов удручала невозможность передвижения по стране.
Наконец в Пору Созревания (июль 1873 г.) Дельшай решил, что он больше не может выносить
