пристроил на столе.
— Я выполнил приказ Сына Неба, отданный устами принцессы, и теперь я снова просто судья округа Пуян. Думаю, что вполне могу передать расследование в ваши опытные руки, господин.
Смотритель дворца окинул его острым, пронизывающим взглядом:
— Вы хотите сказать, что не собираетесь воспользоваться такой возможностью, чтобы… Неужели вы не понимаете, что вправе просить для себя высокий пост в столице? Я был бы рад предложить вам…
— А я буду счастлив вернуться к своим обязанностям, господин.
Смотритель дворца долго не отводил от судьи глаз. Наконец он покачал головой и подошел к столику, где лежал меч. Взяв его, сановник вручил Ди. Итак, драгоценный Дракон Дождя вновь вернулся к хозяину. Судья привязал меч за спиной.
— Суровые меры, принятые вами в Пуяне в отношении монахов из храма Безграничного Милосердия, сделали вашими врагами всех буддистов при дворе, — веско заметил сановник. —А теперь вы серьезно настроили против себя могущественную группировку евнухов. Я хочу, чтобы вью поняли, Ди, — подобными действиями вы до крайности раздражаете своих недругов и при дворе, и во всей Поднебесной. Но эти же действия помогают вам приобретать Друзей, включая и меня.
Тонкие губы сановника слегка дрогнули. Судья впервые видел улыбку на лице смотрителя дворца. Он поклонился и вышел. Стражник у ворот предложил подать паланкин, но судья отказался, заявив, что предпочитает прогулку верхом. Ворота распахнулись, и Ди выехал на мраморный мост.
Глава 22
Углубившись в сосновый лес, судья Ди ощутил, что жаркие лучи солнца припекают ему спину, — значит, время близилось к полудню. Вдохнув полной грудью бодрящий, пропитанный хвоей воздух, судья подумал, что это особенно приятно после суетливой, удушливой атмосферы Водяного дворца. Он расправил плечи и с гордостью подумал о том, что никаким гнусным интригам не удалось запятнать Престол Дракона. Во всяком дворце плетутся заговоры и козни —этого зла никак не избежать, управляя великой страной. Однако, пока в этих мерзостях не участвует верховная власть, все будет хорошо в Поднебесной. Судья ехал все дальше, копыта его коня беззвучно ступали по толстому слою хвои, устилавшему землю.
Внезапно судья натянул поводья. Из-за поворота появилась сгорбленная фигура мастера Тыквы, сидевшего верхом на осле; поперек крупа как всегда, лежали костыли. На поясе монаха болталась тыквенная бутыль, подвязанная шнурком с красными кистями. Старик остановил осла и глянул на судью из- под кустистых бровей.
— Приятно видеть вас в этом головном уборе, судья. Я не сомневался, что никакой клочок желтой бумаги с кляксой красной туши не заставит вас изменить своей природе. Где же ваша бутыль?
— Оставил в «Зимородке». Я очень рад, что успел повидаться с вами до отъезда из Речной Заводи, мастер Тыква.
— Мы встретились в третий и последний раз, судья. Человеческая жизнь, как и жизнь природы, подчиняется циклам. На краткий миг наши циклы соприкоснулось. Что нового во дворце?
— Я вернул ожерелье вашей дочери. Полагаю, в самом скором времени будет объявлено ее помолвке. Кто вы, мастер Тыква?
— Могу сказать вам только, кем я был грубовато поправил Судью старик. — Раз уж вы так хорошо осведомлены, нe будет вреда, если узнаете и об этом. Много лет назад я был дафу. Отправляясь в поход против татар, я оставил дома тайную возлюбленную, которая носила под сердцем нашего ребенка. В последнем сражении я был тяжело ранен: подо мной убили коня, и он раздавил мне ноги. Так я угодил в плен к варварам. Долгие пятнадцать летя оставался их жалким рабом и понял, сколь суетна земная власть. Я мог бы убить себя, но мысли о любимой поддерживали во мне стремление жить— пусть и в таком убожестве. В конце концов мне удалось бежать, н я вернулся в Поднебесную, но к тому времени моя возлюбленная уже умерла. Вскоре после моего отъезда её избрали супругой императора, и в свое время у нее родился ребенок — дочь, как вы верно угадали. Девочку записали как дитя императора, так как евнухи испугались наказания за то, что допустили на женскую половину дворца молодую особу, не удостоверившись в ее девственности. Этот случай убедил меня, что суетна не только власть, но и земная любовь. С тех пор я превратился в странствующего монаха, и с миром меня связывает лишь одна нить — забота о счастье дочери. — Он помолчал к нехотя добавил: — Когда-то меня звали Оуяп Пейхань.
Судья Ди медленно склонил голову. Он слышал об этом прославленном, лихом дафу. Его гибель в бою оплакивала вся Поднебесная. С тех пор минуло больше двадцати пяти лет.
— Только обретя пустоту, тыква становится полезной вещью. Ибо лишь ее сухая оболочка может служить сосудом. То же происходит и с нами, судья. Только после того, как мы достигнем пустоты, изгнав из души все суетные желания, все мелкие устремления и пустые мечты, нам дано служить другим. Вероятно, вы поймете это позднее, с годами. Я узнал вас еще во время первой встречи в лесу, поскольку слыхал о нашем сходстве, и ощутил силу вашей личности. По воле случая тыквенная бутыль стала первым звеном той цепи, что протянулась между нами и помогла непреднамеренному, а потому вполне естественному сближению путешествующего лекаря со странствующим монахом. И хотя я твердо верю в силу бездействия, на сей раз решил, что все таки могу выковать и второе звено этой цепи причин и следствий, поэтому посоветовал своей дочери обратиться к вам. Потом же я просто предоставил событиям развиваться своим чередом. А теперь вам лучше забыть обо мне, судья. Впрочем, время от времени вы все равно будете обо мне вспоминать. Для незнакомцев же я всего лишь бронзовое зеркало, в которое они кидаются очертя голову, надеясь, будто нашли дверь в желанные пределы. — Старик щелкнул языком, и осел затрусил вперед.
Судья смотрел вслед удаляющейся фигуре, пока она не скрылась за деревьями, и только потом вновь тронулся в путь.
Зал постоялого двора был пуст, однако из-за резной ширмы доносились чьи-то голоса. Судья заглянул туда и увидел, что за хозяйским столом сидит начальник стражи Сю и деловито заполняет какие-то бумаги, одновременно болтая с Листом Папоротника, стоящей у его кресла. Сю торопливо вскочил.
— Вот решил немного помочь госпоже с бумажной волокитой, — с легким самодовольством пояснил он. — Дело в том, что ей надо заполнить целую гору всяких бумаг, и я подумал…
— Прекрасная мысль! Я хотел поблагодарить вас за доверие и неизменную поддержку, Сю. Жаль только, мне не удалось разработать для вас способ не допускать в город нежелательных гостей.
Казалось, эти слова слегка сбили с толку начальника стражи.
— Конечно, господин. Я хочу сказать, мне самому следовало… — Он смешался и быстро сменил тему: — Прибыли ваши помощники, господин! Они приходили ко мне зарегистрироваться, и я посоветовал обоим остановиться в «Девяти облаках». Сейчас я узнаю! — И Сю выскочил из зала.
Лист Папоротника холодно взглянула на судью:
— И у вас всего три жены! Благие Небеса! Как доверенное лицо императора, Bы, должно быть, заселили весь дом женами и наложницами!
— Я не доверенное лицо императора, а всего лишь скромный уездный судья, и у меня действительно только три жены, — спокойно возразил судья. — Простите, что не мог открыться вам раньше, но меня обязали не выходить из роли лекаря.
Лист Папоротника улыбнулась:
— Во всяком случае, обе наши прогулки по реке были удачными!
Вернулся начальник стражи:
— Я видел ваших помощников в зале «Девяти облаков», господин!
— Прекрасно. Я пообедаю с ними, а потом мы уедем. Желаю вам большого счастья. Вам обоим!
И судья быстро вышел на улицу.
Упитанный владелец «Девяти облаков» стоял, облокотившись о конторку и сцепив на животе пухлые руки. Сегодня его лицо казалось совсем зеленым. На судью он посмотрел с глубоким укором. Ди взял с подставки кисть и, набросав рецепт, протянул толстяку:
— Я не возьму с вас денег. Каждый раз после еды принимайте это лекарство, но понемногу. Кроме того, избегайте вина и жирной пищи, а также перца. И воздерживайтесь от сладкого!
Ма Жуна и Чао Тая он нашел в харчевне. Они сидели у окна, лузгая дынные семечки. При виде судьи оба воина тут же вскочили, и их загорелые лица расплылись в широких улыбках.
— Эти два дня получились довольно беспокойными, господин. Мы даже ночевали в лесу! — воскликнул Ма Жун. — Убили двух здоровенных кабанов. Надеюсь, вью хорошо Отдохнули, господин? Как порыбачили?
