— Тогда чего вы ждете?
— Я думаю, что Юсеф настрадался больше чем достаточно, — ответил Йона. — Не хочу, чтобы ему что-то навредило. Но я должен разыскать его сестру раньше, чем ее найдет убийца. А мальчик наверняка видел лицо преступника. Если вы не поможете мне поговорить с мальчиком, я проведу допрос как обычно. Но, разумеется, я предпочел бы сделать как лучше.
— Как это «как лучше»? — спросил Эрик.
— С помощью гипноза.
Эрик посмотрел на Йону и медленно сказал:
— У меня даже нет разрешения на проведение сеанса.
— Я говорила с Анникой, — вмешалась Даниэлла.
— И что она? — Эрик не смог удержаться от улыбки.
— Вряд ли это такой уж распространенный ход — подвергать гипнозу пациента в нестабильном состоянии, и к тому же несовершеннолетнего. Но так как за пациента отвечаю я, Анника предоставила мне принимать решение.
— Как бы мне хотелось этого избежать, — сказал Эрик.
— Почему? — спросил Йона.
— Не хочу говорить об этом, но я обещал никогда больше не гипнотизировать. И считаю, что это было правильное решение.
— А в нашем случае? — не унимался Йона.
— Не знаю.
— Сделай исключение, — сказала Даниэлла.
— Значит, все-таки гипноз, — вздохнул Эрик.
— Сделай попытку, как только установишь, что пациент хоть немного поддается гипнозу, — попросила Даниэлла.
— Хорошо бы, чтобы ты была рядом, — сказал Эрик.
— Я даю добро на гипноз, — объяснила она. — При условии, что ты возьмешь на себя ответственность за пациента.
— Значит, я действую в одиночку?
Даниэлла устало посмотрела на него:
— Я работала всю ночь, обещала проводить Тиндру в школу, я ломала голову над этой проблемой вчера вечером… Мне надо поехать домой и поспать.
Эрик смотрел, как она уходит по коридору. Красное пальто развевалось у нее за спиной. Йона через окошко взглянул на пациента. Эрик пошел в туалет, запер дверь, умылся, оторвал несколько сероватых бумажных салфеток, промокнул лоб и щеки. Достал телефон и позвонил Симоне, но никто не ответил. Эрик попробовал набрать домашний номер, послушал гудки и приветствие автоответчика. Когда раздался писк и началась запись, Эрик не мог сообразить, что сказать:
— Сиксан, я… Выслушай меня, я не знаю, о чем ты подумала, но ничего не было. Может, для тебя это ничего не значит, но, честное слово, я найду способ доказать тебе, что я…
Эрик замолчал. Он не знал, значат ли еще что-то его слова. Он солгал жене десять лет назад и до сих пор не сумел показать ей, как любит ее. Все было не то и не так, она по-прежнему не доверяла ему. Эрик нажал «отбой», вышел из туалета и дошел до двери со стеклянным окошком, в которое заглядывал комиссар.
— Что такое гипноз? — помолчав, спросил Йона.
— Речь идет только об изменениях в сознании, связанных с внушением и медитацией.
— Так, — помедлив, ответил комиссар.
— Употребляя слово «гипноз», вы на самом деле говорите о гетерогипнозе, когда один человек гипнотизирует другого с какой-либо целью.
— Например?
— Например, вызвать отрицательные галлюцинации.
— Какие?
— Самое обычное — не дать сознанию сконцентрироваться на боли.
— Но боль-то остается.
— Это зависит от того, что называть болью, — объяснил Эрик. — Конечно, пациент отвечает на болевое раздражение физиологическими реакциями, но боли не ощущает. С клиническим гипнозом можно даже проводить хирургические операции.
Йона что-то записал у себя в блокноте.
— С нейрофизиологической точки зрения, — продолжал Эрик, — под гипнозом мозг работает особым образом. Активизируются те участки мозга, которые мы обычно не используем. Загипнотизированный человек глубоко расслаблен, выглядит почти спящим, но если снять энцефалограмму, то она будет как у человека бодрствующего и внимательного.
— Мальчик иногда открывает глаза, — сказал Йона и снова заглянул в окошко.
— Я видел.
— Что может быть потом?
— С пациентом?
— Да, когда вы его загипнотизируете.
— При динамическом гипнозе, связанном с терапией, пациент почти всегда разлагает себя на наблюдающее «я» и одно или несколько чувствующих и действующих «я».
— Он смотрит спектакль со своим участием?
— Да.
— Что вы собираетесь ему сказать?
— В первую очередь я должен внушить ему ощущение безопасности, мальчик прошел через страшные вещи. Поэтому я начну с того, что объясню свою цель, а потом перейду к расслаблению. Спокойным голосом скажу, что веки тяжелеют, что ему хочется закрыть глаза, что он глубоко дышит носом, пройдусь по мышцам всего тела сверху вниз и вернусь обратно.
Эрик подождал, пока Йона запишет.
— После этого я перейду к тому, что называется индукцией. Я дам несколько скрытых команд и сделаю так, что пациент представит себе места и простые действия, я буду уводить его мысли все дальше и дальше, пока потребность контролировать ситуацию не исчезнет почти полностью. Это примерно как читать книгу, когда чтение захватывает так, что уже не сознаешь, что просто сидишь и читаешь.
— Понимаю.
— Если в этот момент поднять руку пациента и отпустить ее, то она не упадет, как при каталепсии. Значит, индукция завершилась. После индукции я начну обратный отсчет и продолжу углублять гипноз. Чтобы размыть мысли пациента, я обычно считаю, другие предлагают пациентам представлять себе оттенки серого. На практике происходит следующее: страх или тяжелые мысли определенным образом блокируются и выводятся из игры.
— Вам удастся загипнотизировать его?
— Если он не будет сопротивляться.
— А что тогда? — спросил Йона. — Что случится, если он будет сопротивляться гипнозу?
Эрик не ответил. Он рассматривал мальчика через окошко, пытаясь прочитать по его лицу, насколько он восприимчив.
— Трудно сказать, что мне удастся выяснить — может, что-нибудь важное, а может, не очень, — объяснил он.
— Я не охочусь за свидетельскими показаниями. Мне просто нужен намек, знак — что-то, с чем можно продолжать расследование.
— Значит, мне только надо выяснить, кто его ранил?
— Хорошо бы, чтобы мальчик назвал имя, или место, или что-нибудь с ним связанное.
— Не могу сказать, получится ли это. — Эрик перевел дыхание.
Йона вошел следом за ним в палату, сел на стул в углу, сбросил ботинки и откинулся на спинку. Эрик приглушил свет, придвинул металлическую табуретку и сел у кровати Он осторожно начал объяснять
