преступнику ничего не стоит использовать это в своих целях. Но такой образ действий — часть меня самого, а я слишком стар, чтобы меняться. Более молодые и знающие люди продолжат дело с той точки, где я остановился. После полудня, когда только спадет самый сильный зной, конный отряд проводит меня в столицу. А вы оба последуете за мной, когда управитесь с тем немногим, что еще надо подчистить в связи с делом цензора. Вам следует строжайшим образом придерживаться официальной версии и проследить, чтобы ничего из действительно происшедшего в Кантоне не выплыло наружу. О Мансуре нечего беспокоиться — негодяй улизнул на одном из арабских кораблей, но на его поимку в устье реки уже посланы быстроходные военные джонки. Этого араба надлежит предать тайной казни, ибо ему известны государственные секреты и они никоим образом не должны достигнуть ушей халифа.
Судья встал.
— Мы все нуждаемся в коротком отдыхе! Вам обоим незачем возвращаться в город на постоялые дворы. Отдохните в покое рядом с моей опочивальней — там есть два ложа. Потом проводите меня и возьмитесь за работу. Я уверен, вы сумеете покинуть Кантон не позднее чем завтра.
Уже в дверях Чао Тай сердито буркнул:
— Мы пробыли тут всего два дня, а я уже по горло сыт этим Кантоном!
— Я тоже! — хмуро Откликнулся Тао Гань. —Жду не дождусь, когда снова приступлю к обычным делам в столице, господин!
Судья Ди окинул взглядом бледные, измученные лица своих помощников и с грустью отметил про себя, что мудрость «век живи — век учись» обходится дорогой ценой.
— Рад это слышать, Чао Тай, — ласково улыбнувшись, сказал он.
Они поднялись по широким ступеням к покоям судьи Ди на втором ярусе. Чао Тай, оглядев два роскошных, задернутых занавесью ложа в приемной, с усталой усмешкой бросил Тао Ганю:
— Выбирай, какое тебе больше по вкусу, а то и оба! — Он посмотрел на судью: — Я предпочел бы спать на тростниковой циновке у дверей вашей опочивальни, господин. Особенно в такую жару!
Судья согласно кивнул и, отодвинув ширму, вошел в спальню. Там стояла удушливая жара. Ди направился к широкому сводчатому окну и поднял бамбуковые занавески, но тотчас опустил на место — яркие лучи полуденного солнца, отражаясь от крытых глазурованной плиткой дворцовых крыш, полыхнули ему в глаза.
Судья ушел в глубину комнаты в положил шапочку на столик около кроватей. Кинжал его был тут же, рядом с чайником. Пока судья пробовал, не остыл ли чайник, взгляд его упал на меч Дракон Дождя, висевший на стене. Вид заветного клинка вдруг напомнил ему о мече Властелина Южных морей, изображенном на картине в зале предков семьи Лян. Да, в жилах флотоводца текла кровь танка. Но ее дикую необузданность укрощал высокий ум, животные страсти обернулись сверхчеловеческой отвагой. Ди с глубоким вздохом стянул с себя тяжелый, расшитый золотом халат и в одном шелковом исподнем вытянулся на постели.
Глядя в потолок, он задумался о своих помощниках. Отчасти это он был виноват в случившемся с Чао Таем несчастье. Давно следовало позаботиться, чтобы тайвэй завел семью и остепенился, ведь хороший начальник обязан проявлять заботу о подчиненных. Ма Жун взял в жены прелестпых двойняшек — дочерей кукольника. Надо было устроить и судьбу Чао Тая. По возвращении в столицу он непременно этим займется. Но это будет очень непросто. Чао Тай принадлежит к благородному роду воинов, обосновавшемуся на северо-западе Поднебесной еще несколько веков назад. Вряд ли этих людей можно назвать уживчивыми и степенными, они живут ради битвы, охоты и бесшабашного пьянства, а женщин любят столь же необузданного и независимого нрава. Тао Гань, к счастью, с этой точки зрения трудностей не создавал, так как был неисправимым женоненавистником.
Затем судья вспомнил о том тяжелом решении, что ему придется принять в столице. Он знал, что ревнители Закона обратятся к нему с предложением заменить убитого цензора. Но не разумнее ли подождать Великого Наследования, чтобы решиться на такой шаг? Он попытался обдумать возможные повороты дальнейших событий, но почувствовал, что не в силах мыслить связно. Невнятные голоса Чао Тая и Тао Ганя, слабо доносившиеся сквозь ширму, навевали дремоту. Наконец бормотание стихло, и судья погрузился в сон.
В этом удаленном крыле дворца царила глубокая тишина. Все, кроме стражников у внешних ворот, отдыхали.
Бамбуковые занавески отодвинулись с едва слышным стуком, и Мансур бесшумно прыгнул в комнату. На нем была только белая набедренная повязка, в складках которой таился кинжал. Вместо большого тюрбана голову араба плотно облегал кусок ткани. Темное, мускулистое тело заливал пот — Мансуру пришлось немало полазить по крышам, прежде чем он достиг цели. Араб постоял у окна, ожидая, пока восстановится дыхание, и с удовольствием отметил, что судья Ди спит. Шелковый исподний халат распахнулся, обнажив широкую грудь.
С гибкостью пантеры Мансур шагнул к ложу, ухватил было рукоять кинжала, но, заметив висящий на стене меч, замер. Неплохо бы доложить халифу, что он убил неверного пса его собственным мечом!
Араб снял меч и рванул из ножен. Но он не был знаком с ханьским оружием, и пустые ножны стукнулись о каменные плиты пола.
Судья Ди беспокойно дернулся и открыл глаза. Мансур изрыгнул проклятие, взмахнул мечом, целя судье в грудь, но обернулся, услышав за спиной громкий окрик. В одних штанах в спальню ворвался Час Тай. Он прыгнул на араба, но тот успел сделать выпад и вонзить меч в грудь тайвэя. Чао Тай отпрянул, увлекая за собой Мансура, а судья, вскочив с постели, схватил лежавший на чайном столике нож. Мансур обернулся через плечо, не зная, то ли защищаться чужим мечом, то ли бросить его и пустить в ход собственный, более привычный кинжал с кривым лезвием. Эти колебания стоили ему жизни. Судья, налетев на араба, с такой яростью вонзил ему в шею нож, что кровь брызнула во все стороны. Отпихнув бездыханное тело, Ди склонился над Чао Таем.
Острый клинок Дракона Дождя глубоко вошел в грудь воина. Лицо тайвэя побелело, глаза закрылись. Тонкая стройка крови сочилась из уголка рта.
В спальню вбежал Тао Гань.
— Приведи лекаря наместника и подними по тревоге стражу! — рявкнул судья Ди.
Он опустил руку па голову Чао Тая, но выдернуть меч не осмелился. Перед глазами промчался поток бессвязных воспоминаний: первая встреча в лесу, когда он сражался против Чао Тая этим самым мечом; все опасности, что они встречали вместе, плечом к плечу; множество случаев, когда они спасали друг друга…
Ди не помнил, как долго простоял на коленях, глядя на неподвижное лицо друга. Но внезапно почувствовал, что вокруг толпятся люди. Лекарь наместника осматривал рану. После того как он осторожно извлек меч и остановил кровь, судья хрипло спросил:
— Мы можем перенести его на кровать?
Лекарь кивнул и, бросив на судью грустный взгляд, тихо добавил:
— Он все еще держится лишь благодаря редкостной жизненной силе.
Вместе с Тао Ганем и начальником стражи они подняли Чао Тая и тихонько перенесли на постель судьи Ди. Подняв меч, судья Ди приказал начальнику стражи:
— Велите своим людям унести мертвого араба.
Чао Тай открыл глаза. Увидев в руках судьи меч, он со слабой улыбкой выдохнул:
— Благодаря этому мечу мы встретились и благодаря ему же — расстаемся…
Судья поспешно убрал меч в ножны и, положив его на загорелую, покрытую шрамами грудь воина, тихо уронил:
— Дракон дождя останется с тобой, Чао Тай. Я никогда не возьму в руки меч, обагренный кровью моего лучшего друга.
Со счастливой улыбкой тайвэй сложил руки на рукояти меча. Он долго смотрел на судью Ди, потом глаза его помутнели.
Тао Гань обхватил голову друга левой рукой, по его впалым щекам медленно катились слезы.
— Могу я отдать приказ бить «Поступь смерти», господин? — шепотом спросил начальник стражи.
Судья Ди покачал головой:
— Нет. Пусть отбивают «Возвращение с победой». И немедленно.
