сидели в устье реки и ждали прилива. Вдруг из воды, как торпеда, выпрыгнула длинная костлявая рыба, и начался дурдом. Моя бобина предупреждающе завизжала, папа завизжал от восторга, а я — от испуга. Рыба (позднее мы поняли, что это был скипджек[43]) все выпрыгивала и выпрыгивала из воды, пока наконец не обернулась вокруг якорного каната, лодочного мотора и трех чужих лесок. Тут она снова выскочила, и леска с треском оборвалась. По правде, я был рад, что скипджек вырвался — жалко убивать такую красивую рыбу, устроившую нам столь блестящее шоу.
В то утро удача была на нашей стороне. Папа поймал пятнистого ворчуна и леща, а я — пожилую песчаную акулу. (Несмотря на название, зубов у нее не было, и, кажется, она больше боялась нас, чем мы ее.)
К сожалению, часов в девять поднялся ветер, и рыбалку пришлось сворачивать. Мы вернулись в наши «отпускные апартаменты» и сели за плотный завтрак. Пошел дождь, поэтому остаток дня мы провели в баре, играя в домино и карты с местным старичьем (которые называли себя морскими волками). От них мы услышали кучу баек про Сент-Лусию; действие большинства происходило еще до моего рождения. Ветер по-прежнему завывал, а дождь колотил в окна. Бармен принес еще эля, и на папу напала жалостливая меланхолия. К обеду он вспомнил какого-то Вебстера и начал плакать. Морские волки переглянулись и откланялись, сославшись на то, что им пора домой. Я видел, как они сели в пабе через дорогу, но решил не расстраивать папу.
23 июля, воскресенье
06.00. Ранний подъем на рыбалку плодов не принес. Из-за ливня в воде было столько мусора, что наши поплавки вскоре скрылись под слоем водорослей и прочего липкого дерьма. У папы было небольшое похмелье, и он решил забрасывать удочку через плечо, в противоположном направлении от того, куда он смотрел, чтобы сэкономить силы. Увы, это увенчалось тем, что чайка схватила его наживку на лету и полетела к своему гнезду на том берегу реки. Папа же подумал, что поймал большую рыбу и восторженно закричал, дергая удочку и заливаясь каркающим хохотом, как маньяк. Бедная чайка со свистом рухнула в воду, наверное думая про себя, что за бешеная сардина ей попалась.
Папа медленно закручивал бобину с чайкой, делая вид, что ему не нравится игра в перетяг. Оказавшись в лодке, чайка притворилась мертвой. Папа вынул крюк и отпустил птицу. Чайка открыла глаза, клюнула его в руку и с недовольным воплем улетела. Папа ругнулся ей вслед и попытался сшибить ее свинцовым поплавком. У него хлестала кровь, настроение испортилось, и он отменил рыбалку. Я поднял якорь, и мы поплыли к пристани.
После обеда мы погрузили лодку в прицеп (с помощью морских волков, что оказались поблизости) и поехали домой. Так как на месте заднего стекла теперь зияла дыра, по пути я отморозил себе весь зад.
24 июля, понедельник
Мама отвела папу к врачу — у него посинела рука. Врач сделал ему прививку от столбняка и запретил употреблять спиртное.
Завтра снова в школу. Скорее бы приступить к репетициям «Оливера»! Стоит подумать о премьере, и в животе все внутренности закручиваются узлом. Единственный способ избавиться от паники — принять ванну и пропеть всю пьесу от начала до конца, проговаривая все диалоги и повторяя все песни. После такой ванны я почувствовал себя совершенно разбитым и забылся долгим беспокойным сном.
25 июля, вторник
Перечитывал дневник и понял, что моя личная жизнь — полный отстой. Отношения с Русалкой катятся к чертям (прежде всего потому, что она сбрендила). Я постоянно думаю об Аманде, хотя она ясно дала знать, что не испытывает ко мне интереса. Мама считает, что о Русалке можно забыть, а нашим отношениям конец. (Мама совсем не уважает людей, у которых не все дома — считает, что они притворяются.)
Впервые на пути в школу в автобусе не тосковал все два с половиной часа по дому. Соскучился по первобытным джунглям нашей спальни. Что говорить, ни с кем так не весело, как с Безумной восьмеркой!
Рэмбо: подрался с вышибалой в ночном клубе в Хиллброу, Йоханнесбург, и тот сломал ему нос. Но он все равно говорит, что вышибала был слабак. (Так мы ему и поверили.) Мамочка Рэмбо настояла, чтобы сыночек сделал пластическую операцию и ею идеальный римский профиль не пострадал.
Саймон: сломал лодыжку, играя в футбол. Пока он поднялся по лестнице на костылях, уж солнце зашло. Пайк шел вслед за несчастным инвалидом, отпуская злобные комментарии, а как только Саймон добрался до лестничной площадки, захлопал в ладоши.
Верн: левая часть его головы совсем облысела. И вообще, он стал какой-то заторможенный, как ленивцы, которых показывают в передаче «В мире животных).
Геккон: на каникулах не подцепил ни одною вируса или болезни. Чтобы отпраздновать такую удачу, предки повели его в морской ресторан. Там он съел пять королевских креветок и теперь страдает острейшим желудочным расстройством. Но твердо намерен не сдаваться в медпункт, поэтому каждые пять минут терпеливо бегает в туалет.
Гоблин: в Амстердаме ходил к проститутке, и та ублажила его рукой. (Спать она с ним отказалась, так как ему всего четырнадцать. Все удовольствие обошлось в тридцать баксов.)
Жиртрест: все каникулы провисел на телефоне с Джеффом Лоусоном. Собрание по делу Макартура назначено на пятницу.
Бешеный Пес: случайно застрелил свою собаку по кличке Рахит. Целился в кролика, а Рахит в самый ответственный момент бросился на дичь. Говорит, что это даже к лучшему, потому что Рахит был совсем старый и страдал от чесотки.
Малёк: попрощался со своей чокнутой подружкой и ездил на рыбалку с папой, где пережил много приключений.
26 июля, среда
Глок со свирепым видом явился на школьное собрание. Сказал, что третий семестр в школе по традиции называют «дурным семестром». И в течение последних пяти лет хотя бы одного ученика в этом ужасном семестре непременно исключали. Согласно нашим экспертам (Гоблину и Рэмбо), это потому, что в третьем семестре не играют ни в крикет, ни в регби и нет экзаменов, поэтому все и ведут себя, как идиоты.
Первая репетиция прошла ужасно. За каникулы все всё забыли. Викинг с Коджаком орали на нас по очереди. И как всегда, чем больше они орали, тем хуже мы пели.
