активной памяти. По крайней мере, вспомнить его теперь будет столь же просто, как любое другое недавнее событие.
Но вот, обнаружилось, что самая ценная добыча до сих пор обходила мои капканы стороной.
Теперь главное.
Сны о Городе вернулись ко мне. Более того, в последнее время Город стал чуть ли не единственным местом, куда я могу попасть во сне. Теперь мне не приходится прикладывать усилия, чтобы вспомнить сны о Городе. Трудность лишь в том, чтобы хоть как-то отделить их от событий, которые происходят со мной наяву. Пока худо-бедно справляюсь, но...
В общем, я и записку-то эту составляю на тот случай, если все окончательно смешается. Протягиваю руку помощи себе, безумному, сую спасительную конечность в бездну, которую люди, лишенные воображения, буднично именуют 'будущим'.
- Какой же я молодец, - бормочу. - Вот и пригодилась эта записка. Не могу сказать, будто мне теперь все понятно, но... Хоть что-то! По крайней мере, я очень хорошо знаю, о каком городе речь...
Веня вопросительно поднимает брови. Позиционируется в качестве свидетеля монолога. Напоминает, что у меня есть слушатель. Повезло, нечего сказать. Причем обоим. Хотите, доктор, я вам все объясню? Только чур потом локти не кусать.
- Мне кажется, что я провел там несколько месяцев, или лет - с восприятием времени у меня, как ты понимаешь, вообще полная лажа... И у меня была теория. Хорошая такая теория, фундаментальная. Дескать, я сам его и выдумал. А он, выдуманный мною город, каким-то неведомым образом осуществился. Мне все казалось - еще немного, и я пойму механизм этого чуда, буду точно знать, стечение каких обстоятельств необходимо для овеществления мечты... Сложносочиненный такой бред, да? Все люди как люди, ежели с ума сходить - так мания преследования какая-нибудь простенькая и понятная, на худой конец - голоса, или, там, инопланетяне. А я выпендрился...
- Знаешь, я бы, пожалуй, съездил на экскурсию в этой твой бред, вдруг заявляет Веня. - Красиво излагаешь, собака! Мне бы там, наверное, понравилось.
Глава 35
Оборотничество
При прибытии в место обитания своей суженой (часто относящееся к хтоническому миру) герой <...> переживает действительное или мнимое состояние немощности ('полусмерти')...
Молча киваю. Да, наверное. Понравилось бы. Если бы... Если бы, да кабы во рту выросли грибы. Галлюциногенные. Вот, у меня уже, кажется, выросли.
Хорошее объяснение. Наилучшее из возможных.
- И надо бы открыть третий файл, - говорю, наконец, - да вот рука не поднимается... Блин. Налей мне, что ли. Для храбрости.
- 'Автоответчик' называется, - утешает меня Веня, протягивая бокал. Все же не 'Апокалипсис'. Не 'Рагнарёк' даже. Там, наверное, что-нибудь совсем безобидное и на фиг нам сейчас не нужное. Может быть, ты просто коллекционировал смешные монологи чужих автоответчиков? Или на свой собирался что-то остроумное наговорить. А?
- Сейчас, - вздыхаю, - проверим. Храбрости, правда, ни в одном глазу... Но одной рюмкой природу не исправишь.
- Рюмкой - нет. Тут иной тарой надо оперировать.
Вместо того чтобы 'оперировать тарой', открываю, наконец, файл. Читаю.
Поначалу не понимаю ничего.
24.09.92
Вчера какая-то старушка в булочной обозвала меня пижоном, вдохновившись не то брусничным оттенком моего плаща, не то формой твоих любимых солнцезащитных очков (кстати, и не надейся, что я верну их тебе в ближайшее время: во-первых, они дают мне возможность смотреть на мир как бы твоими глазами, а, во-вторых, я в них неотразим). И стало мне хорошо, и ушел я вприпрыжку, прижимая к груди увядающий батон. А потом я спросил себя, почему так обрадовался этому упреку и, кажется, нашел ответ. Я, и правда, хочу быть (или хотя бы слыть) пижоном, поскольку в глубине души уверен, что отчаянное, упрямое сопротивление миру - это и есть пижонство, самая редкая и благородная его разновидность. Возможно, самая опасная, но единственная сулящая надежду. Можно перевернуть мир, не имея даже пресловутой 'точки опоры' - из чистого пижонства. Ага?
- Очень мило, - говорю растерянно. - Хорошо излагаю, да. Но к чему это? И при чем тут 'автоответчик'?
- Ты меня спрашиваешь?
- Нет. Того хмыря, который отражается в оконном стекле.
- Кто еще?! - Веня дикими глазами смотрит на окно.
- Да нет. Никаких чудовищ. Я себя имею в виду. Себя.
- Тоже ничего себе Годзилла! - к моему другу-брату-ангелу-хранителю возвращается хорошее настроение. - А дальше там есть что-то?
- Там до фига всего есть. Пара десятков страниц.
- Ну вот и...
- Сейчас.
Послушно читаю дальше, спотыкаясь о пробелы.
Пижон ты и есть, кто ж еще!
Очки забирай, не жалко. Но учти, они вышли из моды еще в прошлом году.
Что, уже передумал? Вот и молодец.
Теперь о главном. Что касается увядшего батона - неужели его дела действительно так плохи? Это прискорбно. Ибо я сегодня объявлюсь не позднее девяти вечера. Но боюсь теперь, что ты принудишь меня к совместному угрызанию твоей вчерашней добычи.
Ну, в общем, ты того... Мороженого, что ли, даме купи. И Лао Цзы с ним, с батоном-то.
- О, да это не монолог, - изумляюсь. - Диалог, точно. Вот только с кем? Голос бы услышать. Но фиг мне, да?
- В сентябре девяносто второго еще продолжался твой таинственный роман, - напоминает Веня. - Примерно к этому времени относятся Райкины сплетни, я точно помню. Вернулся из Крыма в конце сентября, и она мне новости рассказывала...
- Да, - замираю. - Конечно. Вот черт! Это мы так общались по телефону через автоответчик, наверное. А потом я, сентиментальный бугай, перевел эту интимную переписку в письменное состояние. Может такое быть?
- Если ты не мог ее забыть - вполне. - Таково заключение эксперта.
Читаю дальше. Ничего особенного. То предупреждаю, что поздно с работы вернусь, то о жизни ради собственного удовольствия разглагольствую, то Карлсона поминаю ни к селу ни к городу. И собеседница моя производит примерно такой же милый культурно-бытовой лепет. Интимное воркование счастливых образованных пустозвонов.
- Вот, подожди, - бормочет Веня из-за моего плеча. - Ох, как хорошо сказано! Не ожидал. Даже от тебя не ожидал.
- Что именно - хорошо?
- Ну вот же!
Читает вслух:
Мир, в котором мы живем - удивительное место; всякий человек - не просто прямоходящий примат, а усталое и разочарованное, но все еще могущественное божество; каждый город - священный лабиринт; докучливые условности в любое мгновение могут стать всего лишь правилами игры, трудной и опасной, но чертовски увлекательной, да?
- Ничего себе 'автоответчик'! - добавляет Веня.
- Все это хорошо, но... Мне нужны ключи. Даже не мне. Нам обоим, раз уж ты так с тем зеркалом вляпался. А это - так, цацки. Клевые, да. Но цацки.
- Ты дальше листай. Где им и быть, твоим ключам, если не в коробке с такими цацками!
Про себя думаю, что Венин оптимизм - хрупкое дитя алкоголя, жизнь его будет яркой, но недолгой.
