селом.
А бабушка Далба спрашивала деда:
— Ники, мики? Не видать внука?
Надо сказать, что ещё утром бабушка заметила, что санки у Чубо с пропеллером.
— Как бы и вправду не улетел куда-нибудь, — подумала она и привязала к саням нитку. А нитка эта тянулась из её кофты, и пока Чубо мчался к горе Петуха, кофта потихоньку распускалась. И теперь осталось полрукава.
— И ты за нитку ухватись! — крикнула она деду. — Вдвоём удержим!
Мать с дороги услыхала: «Муки, мури, рики, ми!», но ничего не могла понять. А когда подошла к дому, увидела, что снежные старик и баба ухватились вдвоём за какую-то нитку и тянут изо всех сил.
Мать тронула нитку — ага, кто-то сидит на том конце. Не Чубо ли? Хоть бы нитка не порвалась!
Тянули они, тянули и притащили небольшой сапог.
— Чубо! Бедный Чубо! Где он?
Прибежали две соседки, стали причитать над сапогом.
— Бедненький! Его сожрали дикие звери! Волки!
Так они кричали и охали, целовали сапог, пока не явился отец. Чубо сидел у него на руках, засунув одну ногу отцу за пазуху.
Совсем уже поздно вечером пришёл по следам и старый пёс Фараон, запряжённый в сани. Да, так уж получилось, что бабушка Далба впопыхах привязала нитку не к санкам, а к сапогу Чубо.
— Придётся надписать ему сапог, — сказал отец.
— Как это?
— А так. Напишу на сапоге, что это Чубо из Туртурики.
Если уйдёт далеко — мы его по сапогу найдём, ведь народ сегодня грамоту знает.
На другой день бабушка Далба спросила Чубо, что это написано на его сапоге.
— Чу-бо! — прочёл по складам старый умный пёс Фараон. — Чу-бо из села Тур-ту-ри-ка![4]
— Слышь, дед! — крикнула бабушка Далба. — И мы с тобой из этого села. Не думай, что ты какой- нибудь бродяга, хоть и стоишь на дороге.
Мельничный Дядька
На другой день отец взял Фараона с собой в столярку, опасаясь, как бы Чубо снова не запряг его.
— А кто же будет двор сторожить? — задумался Чубо, сдвинув на затылок шапку.
Он забрался в собачью конуру, а минут через десять открылась калитка, и во дворе показалась соседка, та самая, что прибегала вчера на ферму.
Вдруг из конуры высунулась лохматая голова и принялась яростно лаять.
— Чубо! Что ты?! Я тебе голубя испекла[5].
Собака, рыча, выскочила из конуры и кинулась к соседке на четырёх, конечно, лапах.
И только когда вернулись домой отец и мать, а с ними Фараон — четвероногий рычащий зверь стал существом двуногим. Теперь ведь было кому двор сторожить.
Вечером, когда отец снимал сапоги, Чубо спросил его:
— Ты — сильный?
— В общем, да, — ответил отец.
— А когда спишь, — нужна тебе сила?
— В общем, нет, — ответил отец, почесавши затылок.
— Тогда дай мне её до завтра.
— Кого это? — не понял отец.
— Силу.
— Ну что ж, бери, — сказал добродушно отец.
— Тогда ложись спать в мою люльку, — сказал Чубо. — Ты теперь — ребёнок, а я, наоборот, стану взрослым.
— Да я в неё не влезу.
— Ничего, как-нибудь.
Отец усмехнулся — давненько он не спал в люльке. Но уж раз обещал — спорить с сыном не стал. Залез в люльку, подтянув колени к подбородку.
— Баю-бай! — качнул люльку Чубо. — Засыпай!
Отец посмеивался вначале, потом неожиданно зевнул да и заснул спокойным сном.
Мать, увидевши отца в люльке, перепугалась.
— Батюшки! Ты зачем в люльку лёг? Может, тебе пелёнку подстелить? Господи, что в этом доме творится!
Отец приоткрыл глаза, а подняться из люльки не может. Тело-то большое, а сил не хватает. Слабым стал, как ребёнок. Еле-еле вытянул одну ногу.
— Устал я чего-то, — сказал он и заснул ещё крепче.
Мать повздыхала, покричала да и сама легла спать. Подождав, пока она заснёт, Чубо вышел в сени, а там стояли мешки с зерном. Он приподнял один мешок — и вправду стал сильным, поднял другой — здорово получается! Отнёс мешки на чердак.
Потом вышел во двор.
— Ика, чика? — послышалось из темноты. — Почему не спишь?
Это бабушка Далба сразу заприметила внука.
А Чубо между тем достал из сарая лом и ударил им в каменную стенку забора — бух! Так он долбил, пока не выдолбил в заборе окно. И в этом окошке сразу показалась голова дедушки Далбу.
— Добрый вечер! — сказал дедушка и приподнял шляпу. — Добрый вечер, бабушка Далба!
— Ах, как хорошо иметь окно! — обрадовалась бабушка. — Ай да Чубо! Теперь я вижу своего деда!
— Если есть окно, значит есть дом, — задумчиво сказал старик. — Правда, у нашего дома всего одна стена и одно окно, но это — не беда. Жалко, некуда гостя посадить. Надо бы скамеечку.
— Сделаем, — сказал Чубо и из тех самых камней, что вывернул ломом, построил каменную скамью.
— Хочу гостя![6] — неожиданно сказала бабушка Далба. — Очень хочу гостя!
— Где ж его взять? — сказал Чубо. — Все спят.
— А Мельничный Дядька?
Чубо невольно открыл рот.
Про Мельничного Дядьку он давно уж слыхал. Говорили, что Дядька этот живёт за рекой Рэут, на старой мельнице.
— Поезжай за ним, Чубо, — попросил дедушка. — Бери Снежного Коня и поезжай.
Чубо быстро слепил Снежного Коня с красивою гривой, с крепкими ледяными копытами. Запряг его в сани, — и быстро помчались они, только цокали ледяные копыта.
— Тпррру! — он остановил сани у порога мельницы и увидел, что в щель под дверью пробивается свет. Странный мерцающий свет — не воры ли? Или разбойники?
Прислушался Чубо и услыхал песенку:
