Оратор нашел горячую поддержку афинян. Каждый, казалось, был намерен выступить навстречу персам и устроить им второй Марафон. Аи да Фемистокл! Вот это полководец!
Прежде чем отдельные выкрики вылились в бурные овации в адрес Фемистокла, с верхнего ряда поднялся Аристид. Афиняне ждали его выступления, потому что он всегда был противником того, что предлагал Фемистокл, и наоборот.
— Ты произнес умную речь, Фемистокл, — сказал Аристид, дружелюбно улыбаясь. — Афины не такая крепость, которую можно защитить. Наши стены давно обветшали и не выдержат атак персов. До моря больше двадцати пяти стадиев, и Фалер беззащитен перед любым неприятельским флотом. Поэтому нападение для нас действительно наилучшая защита. Но я спрашиваю вас, мужи Афин, как может наше войско выступить против превосходящей его в шестьдесят раз армии варваров? Наш флот для персов не более чем игрушка. Поэтому я считаю, что речь Фемистокла недальновидна. По-моему, это просто насмешка.
— Да, просто насмешка! — закричали из толпы. — Фемистокл смеется над нашей слабостью! Долой его с трибуны, этого предателя!
Фемистокл стоял с бесстрастным лицом, спокойно воспринимая оскорбительные возгласы и ни одним движением не выдавая своего возмущения. Он дожидался, пока крики затихнут, потому что знал: пришел его звездный час. Много раз составлял он план битвы, отбрасывал его и возвращался к нему вновь. Если боги на его стороне, то он поставит Аристида на место, и тот раз и навсегда замолчит.
Фемистокл начал свою речь подчеркнуто небрежно:
— Мужи Афин! Я знаю, что вы слишком умны, чтобы поверить необдуманным словам брызжущего слюной старика. Его речь направлена только на то, чтобы унизить перед народом меня, его политического противника. Поэтому я даже не хочу отвечать на его нападки, ибо превыше всего для меня благополучие государства.
Афиняне с удовольствием слушали эти слова. Государство, полис были для них наивысшей ценностью. У некоторых на глазах выступили слезы, когда оратор продолжил:
— Я, Фемистокл из рода Ликонидов, дал священную клятву Зевсу и его совиноокой дочери Афине защитить наш город и нашу страну, и я пожертвую свою жизнь во имя этой цели.
Последовали бурные аплодисменты.
— Вы только что послали Мильтиада на Парос, как будто для нас нет ничего важнее. Поверьте мне, клянусь Зевсом, варвары вернутся. Может быть, через два года, через пять, через десять лет. Персидский царь попытается отомстить за позор битвы под Марафоном. Не думайте, что Дарий дурак. Вождь многомиллионного народа гораздо более хитер и образован, чем мы себе представляем. Он будет стремиться к тому, чтобы следующее сражение произошло не в горах нашей страны, где персам трудно развернуться во всю мощь. Дарий нападет на нас с моря. И чтобы отразить это нападение, нам нужен боеспособный флот!
— Хорошо сказано, Фемистокл! — вставил шутник Ксантипп. — Но кто за него заплатит? У нас слишком мало богатых людей, которые в состоянии оснастить хотя бы один корабль!
Фемистокл ответил:
— Ты совершенно прав, Ксантипп. Нам нужен новый источник доходов. И я, Фемистокл, сын Неокла, говорю вам: мы уже нашли этот новый источник доходов. Да, граждане Афин, мы богаты, хотя сами не подозревали об этом. Рабы-варвары, которые работают на серебряных рудниках Лавриона, открыли месторождение огромной ценности. Сначала они молчали, но потом сообщили мне о своем открытии. Они поставили единственное условие: мы должны дать им свободу и отпустить домой, предоставив корабль.
Участники собрания, которые до этого слушали оратора, затаив дыхание, начали неистово спорить. Одни считали, что рабы есть рабы и поэтому не вправе ставить условия. Другие кричали, что, мол, невелика потеря, если сотня рабов-варваров, не владеющих языком, покинет Афины. Третьи боялись, что варвары, возвратившись в Персию, поведают царю тайны, которые они здесь узнали. И, наконец, Дифилид заявил, что можно спокойно отпустить варваров, поскольку если месторождение в Лаврионе действительно такое богатое, то на выручку от продажи серебра можно купить и сто новых рабов, владеющих греческим языком. Это нашло всеобщую поддержку.
Но тут коневод Дифилид поинтересовался:
— Скажи нам, Фемистокл, какова, собственно, приблизительная оценочная стоимость месторождения в Лаврионе?
— От пятисот до тысячи талантов, — ответил Фемистокл, и собрание потрясенно охнуло. А он, довольный произведенным эффектом, продолжил: — Я знаю, что это очень много денег и они принадлежат всем нам. Каждому из вас достанется как минимум тысяча драхм от выручки. Этого достаточно, чтобы покрыть все ваши расходы за год. Но я спрашиваю вас: вам плохо живется? Вы будете рассчитывать на эту сумму? Подумайте: если бы варвары умолчали о находке, ожидая возвращения персидского войска, то нам пришлось бы жить без этого неожиданного богатства и никто бы не жаловался. Поэтому я считаю, что каждый гражданин Афин должен отказаться от своей доли, чтобы использовать серебро для защиты нашего города, нашей страны и нашей свободы. Мы должны построить флот и укрепленный порт. И тогда пусть варвары приходят!
Раздались аплодисменты и возгласы ликования. Каждый уже воображал себя будущим победителем персов. Как легко можно было воодушевить афинян, повлиять на них и переубедить, склонив на свою сторону!
Мегара открыла дверь, и в комнату Дафны проник косой луч утреннего солнца. Дафна лежала на кровати в бреду. Она ворочалась, скрежетала зубами и произносила несвязные обрывки фраз.
Мегара прижала обе руки к ее дрожащему телу и, пытаясь успокоить девушку, осторожно позвала:
— Дафна, Дафна, проснись!
Та, не слыша ее, вдруг крикнула:
— Нет, не стрелу!
— Да успокойся же ты! — сказала Мегара, глядя на покрытое каплями пота лицо Дафны. — Приди в себя, очнись от своих кошмаров!
Но девушка начала метаться и еще сильнее дрожать.
— Только не этой ужасной стрелой! — умоляла она.
Мегара повторила более громко и настойчиво:
— Дафна, проснись!
Она похлопала девушку ладонью по щекам, но та, приподнявшись на локтях, пронзительно крикнула:
— Я не видела клада варваров, священник! Не надо стрелять в меня! — Открыв глаза, Дафна смотрела в одну точку и жадно хватала ртом воздух.
Голос Мегары подействовал на девушку успокаивающе, и она снова опустилась на мягкую кровать.
— Успокойся. Морфей, сын сна, преследовал тебя плохими сновидениями. Постарайся забыть их.
Дафна схватила Мегару за руку.
— Я еще ни разу в жизни не видела такого страшного сна. Как же мне его забыть!
— Это понятно, — сказала Мегара. — Слишком многое на тебя навалилось в последнее время: варварский плен, побег, жуткая смерть Мелиссы, а теперь еще мистерии…
— Мегара! — Дафна прижалась щекой к руке старшей подруги. — Мегара, я ношу с собой страшную тайну, но священная клятва Элевсина запрещает мне говорить о ней.
— Во сне ты упомянула священника. Тебя явно угнетает жуткое действо в Элевсине. Со мной было точно так же. Но ты должна понять, что тебе в твоей жизни еще не раз придется отдаваться мужчине, который не соответствует твоему идеалу. Таков удел гетеры: она разводит бедра, думает о рожденной из пены Афродите и улыбается…
— Священник… — неуверенно начала Дафна.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебила ее Мегара. — Элевсинские мистерии — сомнительная церемония в честь Деметры. Я думаю, что, скорее всего, они берут свое начало в извращенной фантазии
