Мельцеру стало скверно. Воняло горелым мясом и палеными волосами. Зеркальщику казалось, его вот- вот стошнит, но сейчас нельзя было проявлять слабость.
– Кто стоит за тобой? – настаивал Мельцер. – Кто велел тебе совершить убийство?
Когда Панайотис не ответил, Син-Жин снова схватился за щипцы и положил их в огонь. Панайотис следил за каждым его движением. Когда китаец повернулся, держа в руках раскаленные щипцы, и подошел к нему, Панайотис дрожащим голосом заговорил:
– Даже если вы убьете меня, я все равно не знаю его имени. Однажды ко мне пришел монах в черной рясе. Он говорил на итальянском, как флорентиец или венецианец, и сказал, что в Константинополе есть легат Римского Папы и его нужно убить. И спросил, готов ли я сделать это.
Зеркальщик покачал головой:
– И ты, конечно же, согласился.
– Черный монах по-царски одарил меня. Такой человек, как я, только этим и живет. – И Панайотис вытер лицо рукавом. Глядя на него, окровавленного, с искаженным от боли лицом, Мельцер испытывал едва ли не сострадание. Но Панайотис был убийцей, и это, конечно же, было не первым его убийством. Он был готов на все ради денег.
Пока Син-Жин допрашивал императорского дворецкого, держа у него перед носом раскаленное железо, Мельцер присел рядом с Панайотисом и тихо спросил, так, чтобы не слышали остальные:
– Ты провел мать египтянина через этот ход на турецкую сторону?
Пленный кивнул. Перед лицом ужасных мучений этот вопрос показался ему совершенно ничего не значащим.
– И? – не отставал Мельцер.
– Что «и»? Мне предложили золотой дукат за каждого человека, и я выполнил уговор.
– Скольких человек ты провел тайным ходом? Панайотис опустил голову. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.
– Эй! – крикнул зеркальщик, встряхнув Панайотиса за плечи. – Сколько их было?
– Одни бабы! – проворчал тот. – Мать египтянина и четверо ее дочерей, нет… – Панайотис замолчал на секунду. – В последнюю минуту появилась еще какая-то чужая. Всего их было шесть.
Едва сказав это, Панайотис завалился на бок и так и остался лежать без движения. Увидев это, Син- Жин забеспокоился. Он зачерпнул руками воды из бочонка рядом с наковальней и вылил в лицо греку.
– Он нужен нам живым! – обеспокоенно сказал Син-Жин. – Иначе все было напрасно.
До сих пор Алексиос тихо скулил, но теперь завопил, будто его резали:
– Он мертв! Вы убили его!
Панайотис действительно лежал на каменном полу без движения.
– Он притворяется! – взволнованно воскликнул Син-Жин и подбежал к кадке, чтобы зачерпнуть еще воды. Размахнувшись, он выплеснул Панайотису воду в лицо, и тот очнулся от забытья.
Сначала жизнь вернулась в его руки, и с их помощью он попытался сесть. Ему это не удалось, и грек снова соскользнул на пол.
Мельцер, для которого происходящее становилось невыносимым, приказал китайцам:
– Снимите с него цепи. Он слишком слаб, чтобы бежать. Кроме того, нам нужна повозка, чтобы отвезти его в суд. Я только надеюсь, что еще не слишком поздно!
– Откуда здесь, на краю города, в бедном районе, мы возьмем повозку? – спросил Син-Жин.
Тут зеркальщик вынул из камзола золотую монету и дал ее одному из китайцев, стоявшему у двери.
– И поспеши!
Тот вопросительно взглянул на Син-Жина. Син-Жин кивнул, и китаец исчез.
Когда они освободили Панайотиса от оков, Мельцер и Син-Жин прислонили обессиленного грека к стене. Панайотису с трудом удавалось держать глаза открытыми.
Сидевший на полу Алексиос, по-прежнему связанный, внезапно обратился к Мельцеру:
– Зеркальщик, ну, вы же умный человек. Послушайте, что я вам предложу: что вам с того, что вы расскажете обо мне императору? Меня обвинят в государственной измене, осудят на смерть и отберут все мое немалое состояние. Отпустите меня, я исчезну через этот ход, и вы никогда больше обо мне не услышите. А я позабочусь о том, чтобы мое состояние пошло вам на пользу.
Мельцер скрестил на груди руки и покачал головой:
– Алексиос, ты низкий, отвратительный предатель. Неужели ты думаешь, что если ты продажен, то все люди такие же, как и ты? Нет, Алексиос, ты поплатишься за свое предательство.
Еще не рассвело, когда палач в красных одеждах вошел в камеру Лин Тао. В левой руке у палача была начищенная лампа, в правой – большая игральная кость.
Хотя этой ночью, которая должна была стать последней для него, Лин Тао не сомкнул глаз и даже не притронулся к обильной еде и вину, он был спокойнее, чем палач, который, вынимая из складок накидки пергамент с написанным на нем приговором, уронил его, потом несколько раз запнулся, читая решение суда.
Лин Тао не слушал, он глядел в пол и улыбался; да, он улыбался – реакция, способная довести до отчаяния любого палача.
Закончив читать, палач протянул китайцу большую деревянную игральную кость и деловым тоном пояснил, что сегодня утром будут казнены трое преступников, среди них – детоубийца, и от выброшенного числа будет зависеть последовательность казни.
Лип Тао кивнул, словно палач только что объяснил ему правила очень простой игры, и бросил игральную кость на пол. Она покатилась с громким стуком и остановилась цифрой шесть кверху.
– Повезло, – смущенно заметил палач. – Получается, что ты будешь последним.
Лин Тао снова кивнул.
– Есть ли у тебя последнее желание? – спросил палач, посветив в лицо китайцу, снова занявшему свое место на постели.
Казалось, палач хотел удостовериться, что тот по-прежнему улыбается.
Лин Тао поднял голову и громко ответил:
– Справедливости, больше мне ничего не нужно. Палач пропустил ответ мимо ушей и произнес:
– Священник отказал тебе в отпущении грехов. Он сказал, что китайцы неверующие, потому что у бога, которому
– Справедливости, ничего больше, – повторил Лип Тао, словно не понял слов палача, и отвернулся.
Хлопнула тяжелая дверь.
Небо на востоке начинало сереть, когда Мельцер и Син-Жин доставили связанных предателей, Панайотиса и Алексиоса, в императорский дворец. Во дворце узнали связанного дворецкого, и поднялся переполох: главный чиновник – в оковах?
Мельцер потребовал немедленной аудиенции у императора. Речь идет о жизни и смерти, сказал зеркальщик: китайского посланника Лин Тао могут казнить в любую минуту, а он невиновен. Настоящий убийца признался в совершении преступления.
Прошло ужасно много времени, прежде чем Иоанн Палеолог в сопровождении двух сонных камердинеров появился в своем длинном халате из синей с золотом парчи.
– Мельцер! – недовольно воскликнул он. – Ничто в этом мире не может быть настолько важным, чтобы нарушать ради этого императорский сон. Что вам нужно? – Тут взгляд его упал на связанных, которые, однако, заинтересовали его меньше, чем китаец Син-Жин. Император проворчал:
– Он тоже в этой банде убийц?
– Бог мой! – возмущенно воскликнул Мельцер. – О, да поймите же, досточтимый император, мы привели вам настоящего убийцу папского легата ди Кремоны. Мастер Лин Тао невиновен!
Иоанн Палеолог с отвращением глядел на китайца Син-Жина. Тут зеркальщик вышел из себя и набросился на заспанного императора:
– Могущественный государь император, это Син-Жин, второй секретарь китайской миссии. С его помощью мы поймали настоящего убийцу папского легата Альбертуса ди Кремоны. Преступник признался в
