— Лорд Карнарвон, мне кажется, вы неверно понимаете суть дела. Речь идет не о моем или вашем проекте, а о деле государственной важности. Военный министр, как постоянный представитель Его Величества, принимая во внимание важность этого дела, взял под личный контроль проект «Имхотеп». Это означает, что в случае реальной опасности нужно будет исполнять приказы военного министра.
— Интересно! — воскликнул Карнарвон с неприкрытой язвительностью — такая манера была присуща всем британцам, в особенности лордам. — Я задаю себе только один вопрос: что связывает ваши многолетние безуспешные поиски малоизвестного создателя пирамиды с моим открытием? Наверное, это единственный случай, когда найдена нетронутая усыпальница фараона, и мы вообще не представляем, что нас ожидает за запечатанной стеной.
— Все равно, — ответила леди Доусон с присущей ей холодностью (в щекотливых ситуациях она всегда вела себя подобным образом). — Все равно, кто обнаружил нетронутую гробницу, все равно, потому что мы не знаем, что нас там ожидает, поэтому волнений и суеты вокруг этого проекта будет больше, чем когда бы то ни было.
Картер покачал головой.
— Не могли бы вы объяснить точнее, о чем идет речь?
И тут в дискуссию вмешался Пинкок.
— Идея принадлежала Джеффри Доддсу, — сказал он, — и я считаю ее блестящей. До сих пор мы тратили все наши силы на то, чтобы скрыть свою деятельность. Ваше открытие, лорд Карнарвон, привлечет в Луксор репортеров со всего мира. Следует ожидать, что ученые и археологи съедутся в Долину царей, а на всех остальных археологических площадках будет пусто как никогда.
— Я понимаю, — бросил Карнарвон. — Вы хотите, чтобы мы здесь откапывали фараона, а вы в это время спокойно работали в Саккаре.
— Именно так. В ближайшую неделю из Оксфорда в Каир прибудет команда археологов. Министр внутренних дел лично добыл им лицензию на раскопки. Управлять ходом работ будет профессор Уинберри. Он уже составил карту, на которой обозначены все археологические изыскания, проводившиеся в Саккаре, и сделал вывод: есть место размером с футбольное поле, где по необъяснимым причинам поиски еще никто не вел.
— Звучит неплохо.
— Я хотел бы попросить всех присутствующих держать эту информацию в строжайшей тайне. О подробностях предприятия информирован только Уинберри. Даже его команда толком не знает, что они будут искать.
— Великолепно, великолепно! — похвалил лорд.
Картер, напротив, пробормотав что-то о глупости и беспомощности, произнес:
— Открытие нельзя сделать на ровном месте. Вероятность совершить открытие должна расти, ибо рост требует удобрений. А удобрения для археологического открытия — это информация, информация и еще раз информация. Я никогда не нашел бы гробницу Тутанхамона, если бы у меня не было информации, которую, кроме меня, никто не смог заполучить. В Долине царей есть много мест, куда еще ни разу не вгрызался заступ или лопата, и было бы полнейшим идиотизмом копать там только потому, что до тебя этого никто не делал. Но это мое личное мнение.
Леди Доусон, раздраженно отмахнувшись, пропустила замечание археолога мимо ушей и спросила лорда Карнарвона:
— Как полагаете, сколько времени займет вскрытие и научная оценка вашей гробницы фараона?
— Послушайте, леди, мы сделали это открытие, — резко перебил ее Картер (да, он сказал именно «мы»), — и это, вероятно, подарит миру множество удивительнейших вещей, которые когда-либо находили археологи. А вы спрашиваете, сколько нам потребуется времени, чтобы извлечь их из гробницы. — Он рассерженно ударил рукой по столу. — Три тысячи лет фараон покоился в своей усыпальнице, а вы думаете, что можно вот так, с ходу, составить примерный план консервации предметов. Это совершенно абсурдно и ненаучно! Эта гробница — моя! — Да, теперь он сказал «моя». — И мое открытие! И я буду решать, сколько времени понадобится на соответствующую научную обработку вещей. — Картер вскочил и выбежал из салона. На палубе он оперся на поручни и стал смотреть в ночь. Буря улеглась, к нему тихо подошла Эвелин. Она положила руку на его плечо и успокаивающе произнесла:
— Я понимаю твое волнение, Говард, но люди из секретной службы — невежды. Ты не должен все так близко принимать к сердцу.
— Они злонамеренные, самоуверенные и глупые, — прошипел Говард и схватил Эвелин за руку. — Но они меня еще узнают.
В тот же момент подошел Карнарвон. У него было озабоченное лицо, скорее всего, из-за дочери: она не могла подходить к археологу ближе, чем было дозволено.
— Картер, — ровным голосом сказал он, — вы, конечно же, правы, но эта история с Имхотепом, кажется, имеет национальное значение, по крайней мере, так думает правительство Его Величества. Я же считаю, что общаться с военным министром в резкой форме глупо. Вероятно, он еще будет полезен в наших делах. Есть ситуации в жизни, когда умнее отступить, чем настаивать на своем. Я думаю, нам стоит все еще раз хорошенько обдумать, прежде чем дело дойдет до скандала.
Эвелин взяла Картера за руку и, не дожидаясь ответа, повела его обратно в салон.
Картер сел на место, растерянно порылся в своих бумагах и спросил, не поднимая глаз:
— Итак, что вам от меня нужно?
— Поймите меня правильно, — ответила леди, — секретная служба правительства Его Величества не намерена приуменьшать ваши научные заслуги. Мы всего лишь ждем от вас следующего: мы хотели бы, чтобы вы согласовали с нами сроки. Это значит, что мы будем действовать слаженно, с учетом ваших сообщений о том, как продвигается работа.
Прежде чем Картер успел что-то ответить, лорд Карнарвон одобрительно поддакнул.
С берега раздались крики, и Пинкок поспешил выйти наружу, чтобы посмотреть. Когда он вернулся, то был бледен как мел.
— Лодка исчезла. Боюсь, она утонула.
— А что с Курсье? — взволнованно спросила леди Доусон.
Пинкок пожал плечами.
Теперь его звали Хафиз эль-Джаффар, он был одет по-европейски и носил усы, которые делали его заметно старше и придавали солидности. Но можно поменять имя, одежду, даже внешность, а в душе человек остается прежним. Омара охватила печаль, когда он вернулся в Александрию, откуда он несколько месяцев назад бежал вместе с Халимой в надежде начать новую, счастливую жизнь. И что теперь? Он пребывал в полном унынии, его преследовало чувство злобы из-за обмана — чувство, с которым не может справиться ни один мужчина, по крайней мере, не так быстро.
Омар выбрал вагон первого класса, чтобы добраться до Каира, что соответствовало его уровню. Барон фон Ностиц-Валльниц снабдил его соответствующими денежными средствами. Впервые в жизни Омар увидел, что Египет — богатая страна: торговцы и высокопоставленные чиновники, мудиры и назиры со своими разодетыми женами — это был не общий, забитый разношерстным людом последний вагон, в котором Омар ездил до сего времени.
Как всегда, когда ему нужен был совет, Омар первым делом вспомнил микассаха. Конечно, тот осуждал его связь с Халимой, и они чуть не поссорились из-за этого, но калека был единственным человеком, которому Омар мог доверять без оглядки. Омар прибыл ночью и остановился в «Мена Хаус». Он помнил, хотя прошло уже более двадцати лет, как его еще ребенком выгоняли из престижного отеля. Утром он сразу выглянул из окна номера и посмотрел на ближайший караван-сарай, где старый Мусса учил его обращаться с набутом и объяснял, что эта палка — символ мужской силы. Выбеленные известью домики совсем не изменились с тех пор, только люди были в них совершенно иные. Все, кроме Хассана. Пожилой калека за эти годы должен был стать еще старше, но Омару показалось, что чистильщик обуви выглядит моложе, чем раньше. Они радостно поприветствовали друг друга, давнишняя ссора была забыта, и Омар рассказал, как все произошло.
— Разве я тебе не говорил? — произнес Хассан, прищурив правый глаз, которым, очевидно, лучше видел. — Но, конечно, старого калеку слушать ни к чему. — При этом он по-дружески пихнул Омара кулаком
