Бент-Анат или рассказывает что-нибудь о ее жизни?
Ледо, хитрый француз с сальными волосами, почесал затылок и на мгновение задумался.
– Подождите, мосье… Бент-Анат… – Он пролистывал в голове каталог Египетского отдела. – Вы должны понять, – виновато объяснил он, – Бент-Анат не была значимой личностью в истории. Даже Нефертари, главная супруга Рамсеса, о которой есть множество документов, малозначимая личность в истории Египта.
– Я знаю, – согласился Макорн, – но в связи с вышеупомянутым Бент-Анат значит намного больше! Вы точно уверены, что в этом огромном музее нет никаких сведений об этой женщине?
Ледо уверенно кивнул.
– Абсолютно.
Ответ Ледо вызвал у Макорна недоверие. Гелла Хорнштайн, как он понял, была истинной представительницей своего пола. Может быть, Гелла перетянула Ледо на свою сторону и заплатила за его молчание? Она в своих поисках документов о Бент-Анат ни разу не промахнулась.
С другой стороны, среди ученых существовала сильная конкуренция, что, в общем-то, объясняло поведение Ледо. Макорн не поверил французу, однако такой ответ не поверг его в уныние. И он сказал об этом своему оппоненту. Maкорн спросил:
– Скажите, профессор, сколько археологов сейчас работает в Лувре? Я имею в виду экспертов по египтологии.
– Кроме меня еще трое, – ответил Ледо, – я охотно их вам представлю.
Макорн вежливо отказался. Если профессор что-то скрывает, ему не составит труда заставить своих сотрудников молчать. Макорн поблагодарил профессора и вышел из кабинета в приемную.
Секретарши в приемных просто притягивали Макорна. Причина крылась не в их привлекательности, а скорее в ценности информации, которой они обладали. Используя последний шанс, Макорн показал фотографию Геллы секретарше Ледо – улыбчивой даме в черном костюме. И задал вопрос, не появлялась ли здесь эта женщина.
Попытка провалилась. Секретарша не смогла вспомнить.
Макорн хотел уже уходить, как вдруг в дверях показался профессор.
– Хорошо, что вы еще не ушли, мосье. Я как раз припомнил…
Ничего не объясняя, Ледо сделал знак следовать за ним. Взволнованный, он быстро шел по бесконечным залам музея. Макорн едва поспевал за ним. Поднявшись по широкой лестнице, они наконец добрались до длинного зала с витринами по бокам.
Во время этого похода по Лувру Ледо не проронил ни слова. От Макорна не ускользнуло, что профессор о чем-то напряженно думал. У одной из витрин между окнами профессор остановился и указал на стеклянный ящик размером не больше коробка из-под обуви.
– Я думаю, вам это будет интересно, мосье.
Он указал на окрашенную охрой деревянную коробочку с нарисованными фигурками полулюдей- полуживотных, окруженных тонкой вязью иероглифов.
– Шкатулка времен Рамсеса II, – пояснил Ледо. – Особой ценности она не представляет, но в очень хорошем состоянии. Прежде всего это касается надписей. Доподлинно не известно, кому принадлежала шкатулка. Я предполагаю, что Рамсес подарил ее одной из своих многочисленных жен. Ваш рассказ натолкнул меня на мысль…
Макорн забеспокоился. Профессор подозвал сотрудника и дал ему какие-то указания. Пока тот не вернулся, Ледо не произнес ни слова. Он неотрывно смотрел на ящичек и едва различимо шевелил губами, будто что-то шептал Макорн не решался ему помешать.
Сотрудник вернулся с маленьким ключом и открыл витрину Ледо указал на крышку шкатулки. На внутренней стороне красовались искусно выписанные иероглифы. Ледо присмотрелся к надписи. Так он простоял несколько минут. Ни он, ни Макорн не обращали внимания на людей, которые с интересом за ними наблюдали.
– Вот! – вдруг произнес профессор, указал на косой иероглиф и начал, запинаясь, расшифровывать: – «Я, безымянная, обнимаю глаз Узат и буду веселиться на свету. Я та, на которую смотрит око Хора, и живительный аромат ока Хора очистит мое тело. Помазанная ароматом ока, я стану духом света, и мои кости и члены воссоединятся, Усермаатра-Сетепенра из-за моей измены разбил…»
Макорн был поражен тем, что профессор вычитал в запутанных символах. Он никогда не занимался такими вещами. Его это привлекало, хотя он ничего не понял в содержании текста.
– Как это можно толковать в связи с моим делом?
Профессор еще раз повторил прочитанное.
– У этой шкатулки темная история. Она попала в Париж после египетской компании Наполеона. Она находилась у крестьянина, жившего в окрестностях Абу-Симбел. Ни один исследователь, да и я сам, не придавал значения ее происхождению. Все думали, что шкатулка какими-то путями попала в Абу-Симбел из Долины царей. После вашего рассказа о находке гробницы Бент-Анат эта шкатулка и ее происхождение приобретают совсем другой смысл.
– Вы думаете, эта шкатулка из гробницы Бент-Анат?
– Я думаю, что это возможно, мосье. «Я, безымянная» – это о царице Бент-Анат. Конечно, пока что это только версия. Но все косвенные доказательства указывают именно на нее.
Интерес Макорна все возрастал. Он не понимал, какую роль могла играть в этой истории Гелла Хорнштайн. Также у него не укладывалось в голове, почему в тексте Бент-Анат названа «безымянной».
Ледо заметил сомнения Макорна.
– Вы должны знать, мосье, что для человека в Древнем Египте не было ничего страшнее, чем лишиться своего имени. Это означало угасание жизни навсегда. Поэтому лишение имени считалось самым страшным наказанием.
– А на шкатулке не написано имя владелицы?
– Нет. В тексте стоят сотни имен, но имени человека, о котором здесь идет речь, нет. Она сама
– А кто решил отнять у нее имя?
– Ну кто, мосье? Конечно, фараон!
– Значит, в этом случае Рамсес? Но Рамсес был для Бент-Анат мужем и отцом!
– Именно.
– Тогда я не понимаю.
– Рамсес любил свою дочь Бент-Анат больше всего на свете, больше, чем любимую супругу Нефертари, для которой он построил маленький храм в Абу-Симбел. Но Рамсес горько разочаровался в Бент-Анат.
– Дайте-ка я отгадаю. Бент-Анат любила другого.
– Неправильно. Бент-Анат была шпионкой кровных врагов Рамсеса – хеттов!
– Бог мой! – Макорн потер рукой лоб.
У него возникло чувство, будто занавес, закрывавший сцену, упал. С трудом ему удалось привести свои мысли в порядок: «Гелла Хорнштайн шпионила для русских, Гелла Хорнштайн была Бент-Анат!»
– Вам нехорошо, мосье? – поинтересовался Ледо. Макорн выглядел измученным.
– Нет, нет, – успокоил репортер, – это все из-за волнения. Постепенно странное поведение Геллы Хорнштайн обретает смысл. Она действительно жила второй жизнью царицы Бент-Анат.
– Кошмар! – произнес профессор.
– Что вы имеете в виду?
– Вот! – Ледо ткнул пальцем в текст и зачитал: – «…я стану духом света, и мои кости и члены воссоединятся…» Это значит…
– Египетский эксперт по мумиям, – перебил Макорн профессора, – обнаружил у Бент-Анат многочисленные переломы, среди которых был перелом основания черепа и таза.
– Из текста ясно следует, что Усермаатра-Сетепенра разбил ее члены.
– А кто такой этот Усермаатра…
– Рамсес. Усермаатра-Сетепенра – это его имя при коронации.
– Вы думаете, Рамсес собственноручно убил Бент-Анат?
– Ну нет, мосье, фараон никогда не убивал, фараон приказывал убить.
